Русалка

— Ты наелась?       Она жадно вцепилась зубами в очередную рыбу. Её клыки пронзали плоть, рвали чешую в клочья, и губы сладко касались холодного ручья крови. Кости и плавники с хрустом пропадали в широкой пасти.       Как же это было горячо. — Здесь мало чешуи. Ты её убираешь? — русалка поднимает свои огромные белесые глаза. По её перепончатым пальцам, вцепившимся в края каменного бассейна, стекала розовая слизь. Кровь перемешалась с естественной смазкой, делая бледные руки в тени так похожими на тёплые. — Мы всегда едим рыбу без чешуи, разве тебе неприятно?       Мужчина передвинул стул ближе к бассейну. Он кладёт подбородок на холодный камень, тянет руку к мутной воде. Русалка смотрит на него любопытно, следит за мерным движением его грудной клетки и мечтает утащить свою любовь в воду. — Для детей нужна чешуя, — отрезает она, шаря рукой по пустому дну гремящего ведра, — Скоро будет луна. — Квалис, — зовёт он её. Русалка моргает бледными веками, опускается в тёмную воду по плечи, омывая высохшую нежную кожу. Её хвост игриво плещет водой, спуская капли на светлую голову человеческого мальчишки.       Мужчина смотрит тяжело и протяжно, ему не нужно ничего говорить — русалка сама понимает, чего тот хочет. Квалис подплывает ближе, цепляет острыми пальцами мягкие плечи напротив, и мимолётно жалеет, что всё кончится столь скоро. — Арден, — просит Квалис, пока чужая рука убирает с тяжёлых грудей длинные чёрные волосы, отливающие в пламени одинокой свечи изумрудным, — Пожалуйста, не забудь меня.       Мужчина заводит руку русалке под лопатки, мощно тянет наверх и восхищённо глядит своей любви под самую чешую. Он жадно припадает горячими губами к соскам, шершаво гладит языком, слизывая солёную воду и вязкую слизь, скользящую по всему телу русалки. Квалис прижимается к Ардену сильнее, греясь о чужую жизнь и страсть, наслаждаясь сладкими причмокиваниями. В тёмном сарае становится теплее от тяжёлого дыхания.       Русалка целует светлую макушку кровавыми устами, оставляет яркие пятна на спутанных кудрях. Перепонками она шарит по широким плечам, не в силах достать до того, что внизу. Когтистые пальцы давят на мышцы, следят по контуру кожи и сухожилий внутри, мечтая коснуться их без слоёв этой мерзкой оболочки. Они все скрывали от неё то густое тепло, таящееся внутри ходячей жизни.       Арден кусает синеватую кожу, и слышит у своего уха протяжный выдох. Вторая рука перекидывается через борт, спускается в воду ближе к переднему плавнику. Мужчина проводит по тонкой перепонке, мягко гладит по упругим остям, заставляя русалку дрожать. Она дёргает хвостом, вызывая волны в мутном бассейне, раскрывает тяжелые пластинки жабр, будто хватает ими воздух.       Кто мог знать, что человек так быстро найдёт столь уязвимое место?       По спине Ардена растекалась вязкая слизь. Холодные руки скользили по рубашке, размазывали тяжёлые капли и тянули, цепляясь ногтями до кровавых полос. Русалка никогда не чувствовала столько всего за раз. И в сознании было лишь одно: хочу больше.       Квалис утробно булькнула. Её дёсна зачесались от желания, такого древнего, что даже полипам на морском дне не было известно, насколько долго оно живо в их телах.       Пучина внутри её тёмной головы звучала всё громче, навязчивей, напевая мелодии последнего вальса.       Вмиг ничего стало всем — и реки заструились внутри жалкого бассейна. Русалка разодрала в клочья холщовую рубашку, разломала хвостом невысокий борт.       Арден испуганно дёрнулся назад. Он округлил голубые глаза, блеснувшие в последнем пламени свечи — и она погасла.       Пристань освещали редкие фонари. Сквозь окна не глядели даже любопытные — близилось к полнолунию, времени ведьм и злого пророка. По влажному дереву одиноко ходили пьяные безверные.       Арден тяжело катил деревянную телегу по мостовой. Она натужно скрипела, качалась, угрожая упасть набок и свалить дорогую ношу, что беззаботно качала болотным хвостом. Мужчина упорно шёл, никогда не носивший на себе столь много — целую жизнь и надежду, любовь свою и чужую. Запах соли добавлял бодрости ногам. Они не разговаривали весь путь. Русалка знала всё, что ей хотели сказать, ещё с первой встречи. Арден не знал, что сказать ещё со своего рождения. И пусть его напугала неожиданно появившаяся сила, с такой стремительной волной разрушившая каменную преграду, чувство горячей крови не смогло остыть. Только Квалис быстро холодела после всплеска эмоций.       Арден остановил телегу возле деревянного помоста, стоявшего у самой воды. Он тяжело выдохнул, закатывая рукава повыше, пытаясь скрыть столь ненужное волнение. Луна выходила медленно, освещая голубым каждую чешуйку на ладном теле русалки, переливаясь драгоценными камнями в её волосах, подсвечивая острые скулы и делая глаза чуть живее, чем они есть.       Лишь на миг мужчине показалось, что он видит в своей любви не хладный труп, разбухший из-за морской воды. Примерно так они и встретились, кажется — он закинул сеть и вытянул, как в сказке, настоящее чудо. Чудо, которое до ужаса походило на его мёртвую с десяток лет мать.       Квалис смотрит на мужчину, широко раскрыв глаза, тянет свои длинные тонкие руки, словно ребенок, просящийся на руки. На её лице ничего, кроме пустоты. Арден подхватывает её подмышки, сцепляя руки за шершавой спиной, прижимает к груди крепко и надёжно. От русалки веет инеем, пахнет гниющей тиной и кровью, и мужчина чувствует это будто впервые. Чувства переполняют его, текут по ослабшим рукам, заставляя прижаться крепче, ближе, больнее до рези в сердце.       Русалка не понимает объятий. Она мало что понимает в человеческих чувствах, но сейчас не вырывается, терпеливо ждёт и прижимает чужую голову ближе к своим губам. Шепчет что-то на своём, касается выгоревших волос, зарывается в них носом и шумно вдыхает. Солома, летний день и соль с чужих слёз, ведь морская пахнет домом. И дом столь близко, что вся чешуя на её хвосте почти отваливается от напряжения. — Квалис, — шмыгает носом Арден, — Я люблю тебя.       Русалка дёргает хвостом. Ей нечего сказать в ответ.       Они стоят так долго, протяжно цепляясь за чужие плечи, отчаянно рисуют контуры выпирающих мышц под кожей. Квалис хочется забрать его с собой. Арден не останется лишь в её воспоминаниях, он её собственность, единственное, что реально существует и дышит морским воздухом. За недели чувственных встреч роскошь стала необходимостью.       Русалка тяжело плюхается в море. Тело, так долго скованное в маленьком бассейне, наконец чувствует свободу. Мышцы хвоста напрягаются, судорогой по ним проходится приятное тепло, русалка с удовольствием ныряет в родную пучину. Свобода опьяняет, обволакивает своим бесконечным холодом морская гладь, и вновь слышны вибрации от косяков рыб, плывущих в километре от берега, мелкие волны от копошащихся на дне раков, и песни собратьев звучат колыбельной перед вечным сном. Квалис большими глотками рябит мутную воду.       Жажда не исчезает.       Арден смотрит на своё отданное сердце и жалеет. Жалеет целую жизнь, прожитую без любви. Он опускается на корточки, садится на полусгнившие дощечки и мочит шершавые мозолистые руки в воде. Квали подплывает, мощно тянется к чужим губам, опираясь руками о пристань. Она властная, голодная до ласки в момент расставания, не позволяет отдышаться даже на секунду.       Арден ласково гладит её щёки через налипшие локоны. — Что это?! — слышится у берега. Русалка испуганно отстраняется, и Арден не позволяет ей двинуться вбок, стискивая пальцы на висках, — Там русалка, боже мой!       Звук выстрела. Плеск воды. Запах крови, разлившейся на мили в бесконечной мгле.       Всё слишком стремительно, когда русалка тянет мужчину на дно. За ним тянется шлейф из крови, и светлые волосы веером расходятся в глубокой воде. Русалке так боязно, что она тянет его глубже, где свет никогда не достаёт цели.       Арден умер от пули в голову прежде, чем задохнулся.       Квалис тяжело нести эту ношу. Эту боль. Эту глубокую любовь. И когда она сваливает холодное, как глубокая река, тело, облегчение только мгновенное. На пляже с другой стороны острова так пусто, что не слышно стрекота насекомых, засевших далеко в лесу. Песок липнет везде, где достанет, и русалка дрожащими руками смахивает пыль от ракушек с белого лица своей бывшей жизни. Она перепонками хватается за бескровные щеки, отчаянно касается губами ледяных век, быстро моргает и впервые чувствует жар на глазах. Дикая резь заставляет завыть.       И инстинкты берут верх. Больше нечего терять в бесконечной мгле её волнующейся жизни.       Острые когти на пальцах легко вспарывают тонкие мышцы живота. Квалис пачкается вся в остывшей крови, дрожаще рыщет перепонками по внутренностям и надеется на лучшее. Ветви кишечника небрежно отбрасываются на белый песок, кощунственно сворачиваются в клубок и срываются с тонкой брыжейки. Руки живут своей жизнью, словно у морского пса зарываясь всё глубже в саму суть человека. И сути так много, что узнать желаемое становится также сложно, как увидеть мчащуюся в чужой затылок пулю.       Квалис разводит тазовые кости в стороны, с хрустом выворачивает тазовые суставы и видит то, что ей так отчаянно хотелось получить уже больше месяца — половая система. Пальцы осторожно подцепляют мочевой пузырь со всеми железами, подрезают все связки и мочеточники, верно держащие её мечту в остывшем теле. Ей так страшно ошибиться, ей так страшно потерять последнюю надежду встретить свою любовь ещё раз, что она не держит катящейся влаги то ли с её бледных глаз, то ли с тяжёлых мокрых волос.       Яички легко отрезаются вместе с мошонкой. И всё её богатство, что уместилось всего лишь в двух ладонях — едва ли больше рыбы, которую она так любит ловить у себя дома — она благоговейно тянет к своему лицу. Квалис проглатывает органы один за другим, не жуя и даже не морщась, перемазываясь в такой удивительно холодной для её бесконечной любви крови. Она больше никогда не почувствует тепла тела, раскуроченного её же собственными пальцами.       Русалка срывается и кричит раненой касаткой. Кричит в лицо самому страшному человеку — мертвому Ардену. Кричит и заливает чужие губы своими слезами. Руки снова пачкают в крови светлые кудри. И русалка ненавидит себя за слабость — руки сами зарывают голову мужчины в шелестящий песок. Знак уважения. Знак признания. Невиданная щедрость русалки для своей жертвы.       Луна освещала остров белым фонарём. Она плакала вместе с русалкой, слезами покрывая тяжёлые листья папоротников. Квалис обещает ей не иметь детей больше ни от кого, кроме как от отдавшего жизнь бедного Ардена.       Русалка не прощается. Она ныряет в водную гладь бесконечной воды, не оборачиваясь на прошедшую мимо неё жизнь.       Море остаётся безмолвным.