Some ways to relax

      Хосок тяжело вздыхает, когда слышит стук в дверь. Он прячет лицо в ладонях, потирая большими пальцами виски. Чон снимает с шеи аккуратные вакуумные наушники, надевает их на голову, включая музыку, ставя громкость на максимум. Увы, даже этого не хватает для того, чтобы окончательно заглушить настойчивый стук. И совесть.        Чон снимает наушники, откидывая их на стол. Хосок зарывается пальчиками в волосы, взъерошивает их, взлохмачивает, портя и без того пострадавшую укладку. Он чуть оттягивает рыжие пряди, массирует кончиками пальцев кожу головы, прикрывая глаза.        — Хоби-хён? — доносится до его слуха тихо, совсем приглушённо.        Хосок  молчит, надеясь, что тот, кто так усердно пытается дозваться до него, сдастся и просто уйдёт.       — Хоби-хён, я знаю, что ты тут, — уже требовательнее просит Чонгук. — Открой сейчас же.        Чон младший вновь стучит кулаком в дверь. Ещё громче, усерднее, чаще.        Хосок встаёт, раздражённо вздыхая, подходит к двери, щёлкает замком, отпирая её, и, не дожидаясь, пока незваные гости - а он знает, что за порогом не только Чонгук - войдут, возвращается в рабочее кресло.        Чонгук проскальзывает в комнату, подходит к кофейному столику, ставит на него прозрачный пакет с коробочками, наполненными не самой полезной, но, тем не менее очень вкусной едой из местной забегаловки.       — Хосок-а, — Юнги проходит в комнату следом за Чонгуком, на корню прерывая молчание, буквально рубя весьма оправданные претензии с плеча. — Объясни мне вот такую вещь. Почему ты запираешься в студии и не вылезаешь из неё никуда в течении нескольких дней?       Чон распахивает рот для того, чтобы сказать что-то в своё оправдание, но Юнги его бесцеремонно прерывает.       —…танцевальная студия не в счёт, — опережает младшего Мин, знающий наизусть следующую фразу одного из своих парней.        Юнги глядит на Чонгука, что смотрит в телефон, хмурится, начиная что-то яростно печатать в ответ.        «Должно быть, Намджун с чем-то важным, — понимает Юнги. — Потому что будь иначе, Чонгук давно бы убрал телефон».        Рэпер переводит взгляд с Чонгука на Хосока и тяжело вздыхает, пиля танцора испытывающим взглядом.       — Я жду объяснений, — угрюмо сообщает Мин. — И Чонгук тоже.        Макнэ отрывается от телефона, кивает в подтверждение слов рэпера и усаживается на широкий подлокотник дивана. Он закусывает губу, ведёт плечами, рукой указывая на Хосока, как бы подталкивая того к разговору.         — Я… — Хосок с обречённым вздохом откидывается на спинку кресла, прикрывая лисьи, сверкающие печалью и усталостью глаза. — Мне надо было позволить эмоциям выйти. Я не хотел вас беспокоить… тем более срываться на вас или на кого-нибудь из группы или персонала… и…       — Милый, — Юнги мягко прерывает Чона, подходит к креслу, присаживаясь перед младшим на корточки. — Ты не должен справляться с этим в одиночку. Слышишь меня, солнце?       Мин берёт в руки чужую аккуратную ладошку, чуть сжимает её, а после мягко целует костяшки пальцев, нежно, совсем просто прикасаясь к каждой сухими, обветренными губами.        — Хоби-хён, мы твои парни… и мы должны быть рядом с тобой в такие моменты, — шепчет Чонгук, вставая с дивана и подходя к старшему, останавливаясь позади. Он зарывается ладонью в растрёпанные рыжие волосы, плавно, успокаивающе перебирая шелковистые прядки. — Позволь нам быть рядом, позволь помогать тебе в трудные моменты и позволь заботиться о тебе.        — Я… простите, — Хосок всхлипывает, потирая ладонями глаза, кривит губы, желая избавиться от непонятного пощипывания в носу. — Я больше не…       — Эй, иди сюда, — Юнги встаёт, тянет младшего на себя, заставляя того подняться, и крепко обнимает, позволяя Хосоку прижаться к своей груди. — Тише, солнышко, всё хорошо.        Чонгук быстро обходит кресло, подлетая к старшим и сгребая их в объятия, сжимая в кольце рук.        — Я вас так люблю… — шепчет он, прерывая повисшее на несколько секунд молчание. — Бесконечно сильно.        — Мы тебя тоже, Гуки, — шепчет Юнги, успокаивающе поглаживая Хосока по спине.        Они нежатся в объятиях друг друга ещё несколько минут, до тех пор, пока самый младший не отстраняется, окидывая задумчивым взглядом своих парней.        В голове загорается одна довольно увлекательная, а главное, легко исполнимая идея, которой Чон спешит поделиться со старшими.        — Хён, — начинает Чонгук, заставляя Хосока развернуться в объятиях Юнги и посмотреть на него.        В хитрых, карих глазах пляшут бесенята, а то, как младший манерно растягивает слова и лукаво улыбается, заставляет обоих его возлюбленных напрячься.        — Что ты… — макнэ не дожидается окончания фразы, нахально перебивает танцора.        — Хён, ты такой прекрасный. Такой замечательный, — шепчет Чонгук, опускаясь на колени перед старшим. — Такой красивый.       Он потирается носом о чужие узкие бёдра, ластится большим, прирученным волком, урчит тихонько, когда чувствует, как длинные тонкие пальчики зарываются в его тёмные густые волосы.       — Позволь мне сделать тебе приятно.        Чонгук дразняще проводит по выпирающему через ткань джинс бугорку, давит, быстро отдёргивая руку.        — Ну же хён… — скулит, желая, чтобы рыжеволосый произнёс вслух разрешение. Не то, чтобы Чонгук не может обойтись без него… просто он так привык быть хорошим и послушным мальчиком для своих хёнов. — Позволь, прошу. Я этого так хочу…       — Можно, Гуки. Хён разрешает, — шепчет Хосок, мягко улыбаясь, когда младший тычется носом в подставленную ладонь. — Тебе можно всё, малыш. Ты же знаешь…       — Спасибо, хён, — урчит Чон, ловко расстёгивая пряжку ремня и тугую пуговицу.       Он стягивает джинсы вместе с нижним бельём, дожидается, пока Хосок поочерёдно приподнимет ноги и позволит ему окончательно снять такую бесполезную, раздражающую, скрывающую от них прекрасное, тонкое, подтянутое тело, одежду.        Чонгук проводит рукой по члену старшего, медленно, с оттяжкой. Растирает большим пальцем выступившую капельку естественной смазки по нежной коже головки, дует на влажный след, заставляя старшего несдержанно простонать.        — Гуки, не дразнись, — шипит Чон, когда макнэ едва ощутимо, кончиком языка, ласкает дырочку уретры.        Чонгук поднимает на старшего взгляд, невинно хлопая глазами, сильнее давит языком, а после чуть подаётся вперёд, обхватывая пухлыми губами тёмно-розовую головку члена.        — Гуки, прекрати издеваться над Хоби, — тянет Юнги, пробираясь руками под просторную белую футболку. — Ты же слышишь, как он просит тебя перестать играться с ним, — Чонгук закатывает глаза, ворчит что-то недовольно, но послушно даёт Хосоку чуть больше стимуляции.       Юнги одобряюще улыбается младшему, а после переводит всё своё внимание на танцора. Он кусает Чона в шею, царапает клыками тонкую кожу, цепляет её, впивается до весьма заметного следа, посасывает, оттягивает, после успокаивающе зализывая оставшуюся метку.        — Давай-ка мы с тобой снимем это? — шепчет младшему Мин, языком залезая в ушную раковину, заставляя Чона вздрогнуть. — Ну же, Хоби-я, подними руки.       Хосок слушается, исполняя просьбу. Секунда, и кофта летит на пол следом к джинсам, а Хосок оказывается перед своими парнями полностью нагим. Чон порывается закрыть своё тело ладонями, скрыть его от чужих взглядов.        Юнги не даёт.       Не позволяет.       Перехватывает чужие предплечья, аккуратно останавливая.        Мин мягко разводит его руки в стороны, сжимая в ладонях тонкие запястья.       — Не закрывайся от нас, детка, — шепчет Юнги, проводя руками по тощим, костлявым бокам. — Ты прекрасен таким, какой ты есть. Мы любим тебя и твоё тело. И ты люби его так же, как любим мы.       Мин пальцами пересчитывает выпирающие рёбра, едва щекоча, заставляя Хосока извиваться в его руках в попытках избежать прикосновений. Мин поднимается выше, оглаживает грудную клетку, потирает розовенькие бусины сосков. Тихий, нетерпеливый, разочарованный стон, слетевший с приоткрытых тонких губ, заставляет его прерваться и нахмурить брови, а после рассерженно выдохнуть.       — Чонгук, маленький непослушный чёрт. Я как-то не ясно выразился? — рычит Юнги.       Его голос приобретает опасные, рокочущие нотки, а глаза вспыхивают едва заметной искрой ярости и злости. Чонгук вздёргивает голову и, словно завороженный, смотрит на старшего.       — Будь хорошим мальчиком, не вынуждай меня наказывать тебя.       Чонгук шумно сглатывает скопившуюся во рту вязкую слюну, кивает и возвращается к своему занятию.        Он широко проводит по всей длине члена мокрым, вишнёвым языком, ласкает, обводит слегка выступающие венки. Чонгук перестаёт дразниться, открывает пошире рот, вбирает внутрь головку, ласкает её языком, плавно двигает головой, насаживается на член.        Чон расслабляет горло, пропуская глубже возбуждённый орган, ведёт головой до тех пор, пока не упирается носом в гладкий лобок. Макнэ тяжело дышит через нос, из уголка губ стекает слюна, а собственный член болезненно ноет и давит на ширинку плотных, чёрных, облегающих джинс.        Черноволосый стонет, руками обхватывает чужие бёдра, до побеления сжимая их в ладонях. Стенки горла сильнее обхватывают и стискивают возбуждение старшего, заставляя Хосока захлебнуться протяжным стоном. Он замирает, давая старшему привыкнуть, греет его член в тёплой влажности распутного рта.       — Смочи их немного, детка, — шепчет Юнги и, пользуясь тем, что младший всхлипывает, приоткрывая искусанные губы в громком стоне, проталкивает между ними три пальца.       Хосок проводит по длинным тонким пальцам язычком, кончиком обводя аккуратное золотое кольцо на указательном, посасывает их, чуть задевает зубами.       — Умничка, — рокочет Мин, носом потираясь о чужой висок.       Он вытаскивает пальцы, очерчивает контур губ, спускается ниже, вскользь проводит ими по острым ключицам, ведёт по груди, вновь добираясь до сосков. Юнги сжимает чувствительные горошины, выкручивает их, натирает, заставляя младшего выгнуться и что-то бессвязно проскулить.       Хосок чувствует, что теряется в пространстве. Влажные и сухие пальцы на разных сосках создают странный контраст, путают мысли и ощущения, а тёплый рот Чонгука на члене не даёт Чону сосредоточиться на чём-то одном, вечно отвлекая внимание. Танцор пальчиками цепляется за предплечья Юнги, просит что-то, тихо всхлипывает, мотает головой, зажмуривая лисьи глаза.        — Чонгуки, сладость, поработай чуть-чуть ротиком, — приказывает Юнги, продолжая играться с чуть вспухшими сосками, оттягивая их и резко, довольно ощутимо щипая.       Чонгук курлычет что-то довольно, начиная двигать головой, постепенно ускоряя темп, скользя губами по аккуратному члену, иногда помогая себе руками или языком.       Многого, чтобы дойти до грани, чувствительному Хосоку, изголодавшемуся по ласке, не надо. Он откидывает голову на плечо старшего, уже не сдерживает себя, позволяя пошлым, просящим стонам срываться с припухших губ.       — Можно? Юнги-хён, пожалуйста, я кажется скоро… можно? — Хосок скулит, бессвязно бормочет просьбы, чувствуя, как внизу живота сильнее сворачивается тугой узел возбуждения, скручивая внутренности.        — Давай, детка, кончай, — шепчет Юнги, сильнее сжимая измученные, покрасневшие соски.       Чонгук немного отстраняется, оставляя во рту только головку, несколько раз грубо, резко проводит по всей длине члена ладонью, заставляя старшего кончить с громким вскриком.        Хосок изливается в рот Чона, изгибается, бьётся в чужих руках пойманной в сети бабочкой и замирает, постепенно расслабляясь и обмякая.        Чонгук проглатывает солоноватую сперму, проходится языком по и без того влажным розовым губам, облизывая, смачивает слюной трещинку в уголке, улыбается сытым, довольным котом, пока Юнги шепчет на ушко Хосока простые, иногда до жути банальные, но оттого не менее приятные нежности.       — Поехали домой? — вопросительно тянет Чонгук, поднимаясь с колен, игнорируя собственное возбуждение. — Сделаем ванную, расслабимся все вместе, а потом спать ляжем?        — Я с радостью… — едва различимо бормочет Хосок, греясь в объятиях Юнги.       — Вот и славно… — радостно курлычет Чонгук, нетерпеливо дергая Мина за рукав кофты. — Ну же! Пошли, хён!

***

      Поездка до дома проходит словно в тумане. Единственное, что запоминает Хосок - мягкие, полные, влажные губы младшего и хитрый взгляд лисьих глаз в зеркале заднего вида.       Они вваливаются в квартиру, ни на секунду не переставая целовать друг друга. Чонгук впечатывает его поясницей в комод, стискивает в ладонях тонкую талию, дёргает на себя, приподнимая и усаживая старшего на твёрдую, гладкую деревянную поверхность.       Хосок ёрзает бёдрами, стонет в чужие губы, цепляясь пальцами за ворот рубашки и сильнее притягивая младшего к себе.       — Никакой совести и терпения, — цыкает Юнги, качая головой.        Он закрывает дверь, щёлкает замком, и, скидывая на пол кожаную куртку, подходит к младшим.        — Чонгуки, детка, наберёшь нам ванную? — шепчет Мин на ухо вокалисту, прижимаясь к нему со спины, сжимая руки на широких, крепких бёдрах.        Юнги прикусывает мочку уха, оттягивая её, потирается носом о скрытые чёрной тонкой тканью футболки лопатки, урчит тихонько.        — С радостью, хён, — Чонгук сглатывает звучно, чуть не спотыкаясь, без помощи рук снимает кроссовки, ногой двигая их в сторону, и ретируется в ванную комнату, откуда буквально через пару секунд доносится шум воды.        — Поцелуй меня, хён, — требует Хосок, протягивая руки к старшему, словно маленький ребёнок.        Юнги с тихим смешком повинуется, устраиваясь между широко разведённых ног младшего, тут же прижимаясь к его губам в нетерпеливом, голодном поцелуе.        Они не сразу откликаются на крики Чонгука.       Лишь когда тот начинает ругаться и грозиться залезть в ванную без них.       Юнги, не прерывая столь сладкий и долгожданный поцелуй, подхватывает младшего на руки, приносит его в нужную комнату, и ставит на пол.        Они в считаные секунды избавляют друг друга от одежды, лаская чужие тела, гладя все чувствительные зоны, играясь, распаляя ещё сильнее.        Юнги первый забирается в ванную, сразу же ложась на спину, облегчённо вздыхая. Он берёт бутылёчек с жидкостью для пены с бортика, добавляет приятно пахнущую ванилью смесь в воду, пока Чонгук помогает Хосоку забраться в ванную.        — Я уже растянут, — решая не тянуть резину, шепчет Хосок, опускаясь на колени и стыдливо отводя взгляд. — Достаточно растянут для одного из вас. Я могу..?       — Конечно, детка, — кивает головой Юнги, обхватывая младшего за талию, помогая ему устроиться на своих бёдрах. — Оседлаешь меня?       Хосок ёрзает, чуть привстаёт, напрягая мышцы, и, помогая себе рукой, направляет возбуждённый орган в себя, потихоньку опускаясь.        — Ох, Хосоки… маленькая распутная детка, — хмыкает Мин, пока младший с тихим стоном насаживается на его член, прикрывая глаза. — Как давно ты игрался с собой?       — Сегодня утром, — сбивчиво шепчет Чон, дёргая бёдрами, вновь поднимаясь и опускаясь. — Но… хён, мне так было мало этого. Мне так не хватало вас. И… сейчас не хватает. Я хочу вас обоих в себе.        — Как скажешь, детка, — курлычет Чонгук, грудью прижимаясь к чужой узкой спине, пальцами оглаживая колечко мышц и медленно толкаясь одним.        Чонгук терпеливо, тщательно растягивает старшего, стараясь доставить ему как можно меньше неприятных ощущений. Он разводит пальцы, играется с простатой, проводя по ней кончиками.        — Я готов, — уверено шепчет Хосок, заставляя младшего замереть и прервать своё занятие.        — Ты уверен, хён? — переспрашивает Чонгук, недоверчиво хмуря густые брови.        — Более чем, — кивает Хосок. — Я хочу почувствовать и тебя в себе. Войди в меня. Прекрати играться, Гуки.        — Как скажешь, хён, — Чонгук приставляет головку члена к расслабленному колечку мышц, плавно толкаясь и тут же замирая.        Хосок скулит, чувствуя, насколько правильно и сильно он наполнен, как хорошо растягивается его дырочка.        — Двигайся, Гуки, — приказом, ультиматумом.       Чонгук не смеет ослушаться, толкается медленно, смакует, тянет удовольствие, жадно ловя каждый чужой всхлип, каждый откровенный стон, каждый пошлый хлопок.        Юнги запрокидывает голову, откидываясь на кафель. Его адамово яблоко дёргается, когда он сглатывает, а юркий, кошачий язычок проходится по пересушенным губам. Чонгук усмехается, понимает, что старший максимально близок к разрядке и буквально находится на грани такого желанного удовольствия.        Чон ускоряется, заставляя Юнги несдержанно прошипеть себе под нос ругательства. Мин кончает, наполняя чужое тёплое нутро своей спермой, сжимает руки в кулаки, ногтями впиваясь в нежную кожу ладоней, оставляя едва заметные следы полумесяцев.        Чонгук чуть замедляется, давая старшему немного времени прийти в себя.        — Вы как? — спрашивает Чон, заглядывая в расфокусированные, лисьи глаза Юнги.        Тот моргает пару раз, потихоньку начиная осознавать происходящее. Мин кивает, давая разрешение на продолжение, и слабо улыбается Чонгуку, приподнимая потрескавшиеся и покрасневшие уголки губ.        — Юнги, Гуки, пожалуйста… — Хосок кусает губы, пытается заглушить громкие, бесстыдные стоны, мотает головой, теряясь в пространстве.        — Тише, хён, всё хорошо, — заверяет его Чонгук. — Всё хорошо, мы тут.        Вода выплёскивается за края ванной, с тяжёлым звуком ударяясь об пол, растекаясь по всей плитке, оставляя после себя большую лужу.        — Вот так, хён, — низко рокочет Чонгук, продолжая толкаться в старшего. — Такой прекрасный для нас.        Хосок стонет, когда младший чуть меняет угол проникновения, с каждым толчком задевая чувствительную, набухшую простату. Он мечется в их руках, захлёбывается в стонах, выгибается, приоткрывая искусанные губы.        — Я… я сейчас… — сбивчиво шепчет Чон, пальцами цепляясь за острые плечи Юнги. — Я сейчас кончу.        — Давай, солнце, — разрешает Мин, обхватывая чужой член ладонью.        Он проводит несколько раз, грубо, резко, большим пальцем играясь с покрасневшей головкой. Хосок кричит, изливаясь на чужую грудь, обессилено обмякает в надежных руках своих парней, распластывается на Юнги, закатывая глаза от удовольствия, пока всё его тонкое тело прошибает мелкой дрожью.        Чонгук замирает, опираясь на руки. Сильные мышцы напрягаются, а самого Чона потряхивает от возбуждения, но он не смеет двигаться, давая своим парням время прийти в себя.        — Гуки, малыш, так прекрасно позаботился о своих хёнах, — курлычет Юнги, сжимая ладони на хрупкой талии Хосока, зажатого между их телами.        Чонгук отрицательно мотает головой, стискивает зубы, поджимая губы и все ещё силясь сдерживать себя.        — Кончи, Гуки, позволь себе, — бормочет Хосок, откидывая голову на плечо макнэ. — Давай, детка, мы выдержим. Доведи себя до оргазма.        — Хоби прав, малыш, — вторит младшему Юнги. — Ты подарил удовольствие нам, не сдерживай себя. Сделай себе приятно. Давай, Гуки.          Чонгук послушно ускоряется, врезаясь своими бёдрами в чужие. Ему словно срывает крышу от хрипловатых голосов старших, от их похвалы, от каждого их слова, пропитанного любовью, от мягкой интонации.        Он двигает бёдрами, толкается в старшего, сжимает руки на аккуратных тазобедренных косточках, насаживая Чона на свой член. Чонгук словно срывается, отпуская себя, позволяя забыться в погоне за удовольствием.        Юнги шипит, чувствуя, как его потряхивает от излишней стимуляции. Он только кончил, а быстрые толчки и трение о чужой член ужасно раздражают нежную кожу, но Мин терпит.       Зарывается длинными пальцами в чёрные, чуть отросшие волосы, сжимает, оттягивает, заставляя Чонгука запрокинуть голову. Юнги шепчет макнэ комплименты, гладит костяшками пальцев по скуле, хвалит, пока лежащий на нём обессиленный Хосок утыкается лицом в его ключицы, скулит что-то бессмысленное, шмыгает носом и стонет.        — Ты был таким очаровательным и послушным. Таким сильным. Таким прекрасным, — утробно урчит Мин, облизывая пухлые губы, проводя по ним шершавым языком. — Такой молодец. Давай же, Гуки.        Чонгук кончает с тихим криком, замирает, наваливаясь на старших, придавливая своим весом. Он изливается во влажную, припухшую дырочку, вновь наполняя Чона теплым семенем.        Чонгук дышит загнанно, прикрывает глаза, жмурится и несколько раз мотает головой, с пошлым хлюпом выходит из старшего, пытаясь тут же подскочить на ноги. Юнги не даёт, впиваясь ногтями в бицепс.       Больно. Зато эффективно.       Именно это заставляет младшего остановиться, прошипеть рассерженной кошкой на Юнги и обиженно сверкнуть тёмными глазами.        — Не спеши, — отрезает Юнги, заботливо убирая с широкого лба мокрые, непослушные прядки тёмных волос. — Дай себе перевести дыхание. И вместе вылезем.        Так они и поступают. Все втроём лежат в ванной ещё несколько минут, отходя от оглушительного удовольствия, а после, придерживая друг друга, вылезают из ванной. Они наспех обтирают тела полотенцами, почти сразу же направляясь в спальню, абсолютно игнорируя огромную лужу воды на полу. Это подождёт.        Хосок едва доходит до кровати, как его ноги подкашиваются, а сам Чон падает на мягкий матрас. Танцор собирается с силами, чуть приподнимает голову, протягивает руку, хватаясь за Чонгука, утаскивая его к себе. Чонгук поддаётся, устраиваясь рядом со старшим. Кровать отзывается на эти махинации тихим скрипом.        Юнги ухмыляется, выключая основной свет, и спешит в кровать к своим парням, делая себе мысленную пометку обязательно прибраться после того, как удостоверится, что оба младших отдыхают.        — Вы вытрахали из меня всю душу, — разбито стонет Хосок, зарываясь носом в подушку, жмурясь из-за не сильно яркого, но довольно неприятного света, исходящего от лампы, что стояла на прикроватной тумбочке.        Его возлюбленные лишь довольно хмыкают, переглядываясь и лукаво улыбаясь друг другу.       Этого они собственно и добивались.        — Я так хочу спать… — продолжает Хосок, лениво растягивая гласные. — Но…       — Никаких но, хён, — обрывает его Чонгук, чуть напрягаясь, подрываясь, дотягиваясь до выключателя на лампе, щёлкая им, полностью отключая свет.        — Как ты себя чувствуешь, детка? — спрашивает Юнги, поворачивая голову к Хосоку, параллельно дёргая Чонгука за руку назад, не давая младшему распластаться на полу из-за потери равновесия и смещения центра тяжести.        — У меня совсем нет сил, — бурчит Хосок, кулачками потирая чуть опухшие глаза. — И кажется я засыпаю.        — Отдыхай, солнышко, — тянет Чонгук, прижимаясь к старшему и закидывая на него ногу. — Мы обо всём позаботимся.        — Я позабочусь, — исправляет его Юнги, не обращая внимания на протесты. — Ты тоже вымотался на своих танцевальных практиках и в своём зале, Чонгук-а. Так что просто позвольте мне поухаживать за вами. Побудьте моими слабыми отдыхающими детками.        — Как скажешь, хён, — впервые соглашается Чонгук, отпуская контроль над телом и позволяя себе уснуть.        Буквально через пару минут к нему подключается и Хосок, а комната наполняется едва слышимым, мягким сопением. Юнги улыбается, окидывая возлюбленных тёплым, наполненным безграничными искренними чувствами, взглядом. Он позаботится обо всём. Ради них.        Пока его младшие парни будут спать, наконец-то позволяя себе дать слабину, он сделает всё, чтобы их сон ничто и никто не потревожил.        И Юнги прекрасно знает, что это взаимно. Ведь Хосок и Чонгук сделают для него абсолютно то же самое.