Снился он

Зеленая поляна, усыпанная россыпью звезд в виде голубых цветов. Бурные реки, расплывающиеся под лучами солнца, быстрыми потоками вонзаясь, как стрела, в плывущие по небу облака, и прорываясь сквозь них тонкими нитями. На ней вязанная красная жилетка, так нежно сплетенная, и такая же зелёная, как луг вокруг нее, юбка. Она лично вышивала ромашки на ее подоле, высыпая копну своих рыжих волос на оголенные плечи, которые так любит покрывать поцелуями он, легким движением убирая её локоны, которые постоянно называет «огненными всплесками» или «языками моего пламени». Сейчас же они развевались от легкого ветерка, колышащего ветви деревьев, стоящих неподалеку. Позади она услышала шаги. Они были тихие, но шуршащая от движения трава выдавала незнакомца. Хотя, можно ли так назвать его? Нина узнает эти движения из тысячи. Пусть вокруг будет табун коней, несущихся вокруг нее, она услышит их. Лёгкий аромат полевых цветов усыпал ее откуда-то сбоку, вскруживая голову приятной какофонией запахов. Зеник повернула голову, наткнувшись своим носом прямо в букет из сплошных белых, желтых и синих оттенков, переливающихся с зелеными листьями и стеблями. Все цветы казались незнакомыми, но на то ли нужно обращать внимание, когда слышишь этот такой знакомый низкий голос, от которого на языке чувствовалось жжение от поцелуя. — Я не нашел оранжевых, как ты любишь. Вместо ответа она прислонилась своими губами к его, сплетаясь в танце и прижимаясь к массивной груди, слыша стук сердца. Такой родной, близкий, она готова стать личным дирижером этой мелодии, пусть совсем не умеет управлять палочкой. Но Зеник точно знает, что ему это понравится, пусть весь оркестр будет лишь из одного человека. Он закружил ее, заставив выронить букет и рассыпав цветы, но ее не волнует это. Она расставила руки в стороны, а звонкий смех будто случайно выронился из ее гортани. Его светлые волосы весело шевелились от потоков воздуха, а когда он поставил ее на землю, они слегка взъерошились. Зеник обняла его. А потом почувствовала всю тяжесть мужского тела на себе. Он навалился на нее. — Матиас?.. Нина не услышала ответа. Сердце участило свой пульс, гул в ушах нарастал. — Матиас? Зеник осторожно опустилась на колени, чуть не упав под весом Хельвара. Она почувствовала что-то сколькое на своих руках, хватаясь за его рубашку. Аккуратно положив его на мятую траву, сердце невольно пустилось в еще больший пляс, а гул в ушах сменился резким воскликом. Ее голос. Это голос Нины. — Матиас! Руки Зеник в крови. Вся его рубашка в крови. Трава под ним стремительно намокала. Она припала ладонями к его ране на животе, откуда пульсирующими всплесками сочилась красная вязкая жидкость, все больше увеличивая ее количество вокруг, хотя казалось, что дальше некуда. В попытках остановить кровь силой Нина вновь не смогла ничего почувствовать, вновь пустота, прожирающая изнутри и открывающая новые черные дыры. Она разорвала рубашку, надавливая сильнее, и почувствовала обжигающий холод. Человек не такой холодный, живой человек не такой ледяной. — Матиас! Матиас, Матиас, Матиас… Я все исправлю, я помогу тебе, потерпи немного… Матиас, открой глаза, прошу тебя! — собственные крики казались чужими, неестественными. Это не происходит на самом деле, этого не должно происходить! Глаза Хельвара приоткрылись. Нина вытерла слезы, запачкав лицо кровью, и попыталась улыбнуться. — Да, вот так, держи их открытыми, хорошо?.. Но в ту же секунду она испуганно замерла, а дыхание перехватило, будто выбив воздух из ее легких, сломав при этом ребра. Она не увидела ничего в его взгляде. Зрачки были пусты. Матиас Хельвар не дышал. Она не чувствовала стук сердца даже в пульсации раны. Новый ком в горле встал, перекрыв ей путь к кислороду. Нина задыхалась. А Матиас не дышал. Она зажмурила глаза. Это неправда. Это просто не могло быть правдой! … Перед ней резко оказался потолок. В остатках сна Нины всё еще стоял его образ. Бледная кожа, пустой взгляд Хельвара и кровавое пятно, растекающееся по его рубашке. И ее руки. Они в крови, она вся в его крови. Это был сон. Всего лишь сон. Зеник длинно выдыхает, стараясь не разбудить Матиаса. Она проснулась, а он нет, не нужно прерывать грезы. Нина поворачивает голову, улыбка сползает с лица также быстро, как и капли крови стекали по рукам. Возле нее было пустое место. Никого не было. Осознание настигло слишком резко, крупными каплями стремительно увеличиваясь в уголках ее глаз и разливаясь бурными потоками реки во Фьерде, возле которой она своими руками похоронила его. Матиаса нет. Матиас умер тогда в ее руках от пули. Она не смогла его спасти. Нина смогла бы сделать это, не прими она парем. Нина смогла бы сделать это, будь у нее парем. Теплые капли упали на ночную сорочку, она не пыталась остановить поток слез. Ладони нервно сжали ткань, а ноги подогнулись в коленях. Зеник обняла их, пытаясь согреться от этого обжигающего холода, который всё ещё чувствовался на руках. Это был не сон. Нина сама выкинула тюльпаны, которые возложили Отбросы на грудь Хельвара, в воды Кеттердама. Тихий всхлип отразился от стен шумным эхом. Комната была пуста. «Я уже дома». Она отпустила его. Зеник похоронила и вернула Хельвара к Джелю, как он и хотел. Так почему её горло сдавливает комок каждый раз, когда она просыпается от снов, где Матиас обнимает ее? Почему же Нине так больно?