Под чужим солнцем

      Что-то не так.       Свет сквозь жалюзи подсвечивает редкие пылинки в воздухе. Мерное гудение приборов рядом с больничной кроватью воспринимается как нечто само собой разумеющееся. Ли Хон медленно обводит взглядом помещение.       «Что-то не так», — снова твердит почему-то женский голос в его голове, и он качает головой, словно ведя диалог с самим собой.       Вокруг так мало знакомых ему предметов. Что-то он уже запомнил — капельница, телевизор, гипс, но ему этого недостаточно.       «Сон Йонг бы подсказала», — думает он.       Но Сон Йонг здесь нет и не было никогда. Сон Йонг — плод его воображения, как и Мун Нагиль, дракон. Так сказал врач, который лечит Ли Хона.       «Вы потеряли память после аварии, долго были в коме, вам это приснилось».       Ли Хон не знает, хочет он, чтобы это было правдой или ложью. Там, во сне, у него были друзья, была целая страна, ради которой надо было сражаться — не только на поле боя, но и во дворцовых помещениях. Здесь, в реальности, у него есть любящая семья, высокое положение в обществе («Не король, конечно, и даже не принц», — насмешливо фыркает его внутренняя собеседница — может быть, это совесть?). Все указывает на то, что его жизнь в этом мире была легкой и счастливой.       Ли Хон закрывает глаза. Он чувствует себя запутавшимся, потерявшимся в своей собственной голове. Образы прошлого, не-Чосона, как говорила Сон Йонг, постепенно стираются из памяти. Указывает ли это на то, что доктор прав?       Дверь в палату осторожно открывается. Слышатся шаги, но Ли Хон не реагирует, лишь упорно повторяет про себя раз за разом такие важные, как ему кажется, имена: «Сон Йонг, Мун Нагиль, Ким Рэвон, Харин, Харин, Харин…».       Его ладони касаются чужие нежные пальцы. Аккуратно, боясь потревожить, но Ли Хон все равно распахивает глаза. Реальность все та же, рядом стоит женщина: ее волосы собраны в идеальную — волосок к волоску — прическу, глаза, так похожие на его собственные, лучатся от тихой радости. Она уже не молода, но выглядит свежо, не позволяет возрасту брать над собой верх.       — Мама, — неуверенно шепчет Ли Хон. Слово кажется ему давно позабытым, но его так приятно произносить.       — Как ты себя чувствуешь? — она склоняет голову набок, рассматривая сына. По нему видно, что он медленно идет на поправку: возвращается естественный цвет лица, уходит нездоровая худоба. Она знает, что курс реабилитации скоро закончится, вот только пугает то, каким периодически становится взгляд сына — отстраненным, пустым, словно это не ее вечно улыбчивый мальчик.       — Теперь лучше, — слабо улыбается Ли Хон, не солгав. Он действительно радуется ее визитам, потому что чувствует тепло, чувствует ту самую родительскую любовь. Он чуть двигается, освобождая место на краю кровати: — Расскажешь мне еще про прошлое?       Она мягко кивает и присаживается, не выпуская его руки из своей. И это ощущается таким правильным, как дом, что Ли Хон позволяет себе отпустить тяжелые мысли о другом мире. Лишь имена остаются в подсознании, прочно укрепившись там, но с этим он разберется позже.

***

      Все так, но…       Ли Хон идет по незнакомым улицам Ульджина. Спустя полгода после выписки из больницы он приехал сюда, чтобы закрыть гештальт. «Сон Йонг гордилась бы тобой», — привычно шепчет подсознание. Да, гордилась бы, потому что он, наконец, сросся с этим миром, оправился после аварии: он знает кучу странных слов, с удовольствием смотрит телевизор, пользуется смартфоном и ноутбуком, только с машинами не ладит. Его психотерапевт говорит, что это абсолютно нормально, учитывая аварию.       В его жизни все так, кроме тех, кто все еще живет даже не в голове — в сердце. Туманные образы, один из которых все больше беспокоит его.       Харин. Ульджин. Найди.       И он ищет, не понимая, зачем, почему, как вообще это можно осуществить.       Он много времени проводит на побережье, любуясь морем. Рассматривает людей, порой слишком пристально, выискивая среди них ту, что отзовется в душе. Даже отправляется в Сонню-гуль, где скрывались крестьяне во время Имджинской войны. Кто-то рассказывал Ли Хону про нее, про генерала Ли Сунсина. Кто-то… наверное, он помнит это из школьного курса.       Он здесь уже третий день и почти готов сдаться. Но перед глазами мелькает вывеска кофейни и Ли Хон решает все спокойно обдумать за стаканчиком капучино.       Внутри малолюдно, за стойкой, спиной ко входу, суетится девушка-бариста. Ее волосы собраны в высокий пучок, движения легкие. Ли Хон не окликает ее, дает закончить с делами — все равно он единственный в очереди.       Наконец, девушка поворачивается и, наткнувшись взглядом на мужчину, испуганно ойкает. «Хорошенькая», — проносится в голове Ли Хона за мгновение до того, как что-то скручивается в тугой узел в груди.       «Нашел», — шепчет чужой голос в голове.       — Харин? — сомневаясь, выдавливает из себя Ли Хон.       Девушка хмурится, видимо, недовольная неформальным обращением, но все же вежливо улыбается:       — Добрый день. Пак Харин к вашим услугам. Что желаете выпить?       — Капучино, пожалуйста.       — Хотите что-то из десертов?       — Это прозвучит странно, но все же: мы с вами раньше не встречались? — Ли Хон игнорирует вопрос, замирает в напряжении, следя за тем, как Харин слегка поджимает губы, разглядывая его в ответ.       — Разве что в прошлой жизни, — наконец отвечает она.       Ли Хон расслабляется, улыбается открыто, глаза его блестят — то ли от сдерживаемого смеха, то ли от внезапно подкативших слез. И от этой улыбки весь мир словно становится ярче, полнее. Харин делает глубокий вдох, желая задержать мгновение, и, не сдержавшись, улыбается в ответ — не так, как привыкла делать на работе, а так же, как этот странный мужчина — широко и искренне.       «Будьте счастливы, Ваше Величество. Будь счастлив с ней, Ли Хон», — шепчет голос в его голове, прежде чем замолчать навсегда.