***
Научи меня всему тому, что умеешь ты Я хочу это знать и уметь Сделай так, чтоб сбылись все мои мечты Мне нельзя больше ждать, я могу умереть © Кино — Это не любовь
— А где Лëва? — спрашивает Игорь, и в ту же секунду Валерку внезапно скручивает мерзким, липким ощущением животного страха. Он уже испытывал это чувство месяц назад — когда увидел умирающую Анастасийку. Еë светлое платье с пятнами крови, разорванная шея и побелевшие губы, на последнем выдохе шепчущие: «Беги» — всë это Валерка видел каждый раз, когда закрывал глаза дольше, чем на секунду. А потом он понимает, что уже слышал этот вопрос раньше, и внутри всë скручивается еще сильнее, почти вынуждая обхватить себя руками и согнуться пополам. — А где Хлопов? Лëва где? — спрашивает Ирина Михайловна. Валерка смотрит на пустую кровать возле окна, и ему становится как-то неуютно от этого вида. Он понимает, что не видел Лëву с середины дня, замечает, как Ирина Михайловна меняется в лице, злобно выговаривает Горь-Санычу: «Ну что, поиграли в футбол? Доволен?» и уносится куда-то по коридору, стуча каблуками. На лбу у Горь-Саныча пульсирует вена, он сжимает кулаки и уходит следом. Валерка срывается с постели и бежит за ним, намереваясь помочь в поисках. Лëва попал в беду, это очевидно. И Валерка его не бросит. Друзей не бросают. — На телеграфе, родителям звонит, — отвечает Валентин Сергеевич. — Поехали. Валерка хмурится. Что-то не сходится. Не складываются детали в общую, правильную картинку. О родителях Лëвы он слышит впервые, и ему кажется странным, что они отпустили сына гоняться за вампирами в компании доктора, который в своëм новом амплуа охотника на нечисть доверия не вызывал вообще. По крайней мере, такое впечатление он должен был оказать на тех, кто о существовании вампиров и не подозревал. — Поторопись, — тихо, незаметно для остальных просит Валерка Игоря. Корзухин достаточно хорошо знает его, чтоб понять — Валерка сильно беспокоится. Он молча кивает, и все садятся в машину. Под рев мотора Валерка пытается думать, что с Лëвой всë хорошо, а буквально орущее во весь голос чутьë ошибается. Но по мере приближения к убежищу страх сжимает его будто тисками. Валерка с трудом сдерживается, чтоб не разбить приборную панель или не оторвать зеркало. Или чью-нибудь голову. Свою, например. Ведь тогда, три года назад, Валерка не спас Лëву. А мог просто сказать правильные слова в нужный момент, и Лëва не пошел бы в одиночку на футбольное поле посреди ночи. И Серп его не укусил бы, и не было бы у Лëвы сломанной психики и бесконечно гложущего чувства вины все эти годы. Не было бы кошмаров по ночам. Он должен был играть в футбол — Лëва мечтал об этом больше всего на свете. Возможно, он даже стал бы профессиональным футболистом в будущем. Валерка плохой друг. К нему вообще опасно приближаться. Анастасийка приблизилась — погибла. Игорь приблизился — убил человека, а теперь рискует своей жизнью каждое полнолуние, помогая ему, Валере, не сорваться. Рита приблизилась — и оказалась в заварушке, которая может лишить жизни и еë. Лëва… Лëва приблизился к нему снова, упорно не желая держаться подальше ради своего же блага. И возможно, ему снова требуется помощь, которую Валерка просто может не успеть оказать. До убежища остается всего ничего, когда обострëнный слух Валерки улавливает странные приглушëнные звуки, похожие на стоны. Он всматривается вдаль, в темноту, и замечает скорчившуюся возле тяжëлых железных дверей фигуру гораздо раньше, чем могут заметить все остальные. По мере приближения машины к убежищу ему в нос бьет резкий запах крови. Еë слишком много, еë не должно быть так много… И пахнет эта кровь по-особенному. Он вылетает из машины на ходу. Игорь бьет по тормозам, раздается визг шин по асфальту. Валерка за пару мгновений оказывается около Лëвы, не обращая внимания на протесты вампирской натуры против «дурной» крови. Его чувства и ощущения сейчас не важны вообще. Важен только Лëва. Что-то кричит Валентин Сергеевич, ему наперекор раздается крик Игоря. Валерка слышит возню, будто они борются друг с другом, но не оборачивается. Он чувствует, как меняется его лицо — монстр внутри требует внимания. Сжав зубы, Валерка осторожно обхватывает лицо Лëвы ладонями и поднимает его, вынуждая посмотреть на себя. — Я узнал… — побелевшими губами шепчет Лëва, но Валерка его останавливает: — Береги силы, — он переводит взгляд на рваные раны на животе Лëвы. — Надо потерпеть, хорошо? Лëва не отвечает, только смотрит на него широко раскрытыми глазами и часто-часто дышит, прижимая руки к животу. Его бьëт крупная дрожь, влажный лоб блестит в тусклом свете уличного фонаря. Валерка осторожно подхватывает Лëву под колени одной рукой и держит со спины другой, и резко, не дав возможности опомниться, поднимает его вверх, выпрямляясь и сам. Лева стонет и теряет сознание. На мгновение Валерка лишается самообладания, но услышав сердцебиение — слабое, неровное, но все же имеющееся, — осознает: Лëва жив. Пока что. «Ты не умрешь. Только не снова.» — Отпусти! Отпусти его! — Носатов наводит арбалет на Валерку, не помня себя от ярости. — Из-за тебя, это всë из-за тебя! — Валентин Сергеич! — рявкает Игорь, вырывая оружие у него из рук. Взбешëнный Носатов — зрелище жуткое. — Держите себя в руках, мать вашу! — Ему надо в больницу, — чеканит Валерка. — Но я боюсь, мы не… — Замолчи! — голос у Носатова срывается чуть ли не на визг. Валерка вдруг осознает, почему — Лева умирает у него на глазах второй раз. — Живо заноси его внутрь! Валера подчиняется, чувствуя, что это единственный правильный выход. До больницы действительно далеко, и даже он со своей вампирской скоростью может не успеть донести Лëву вовремя. Игорь суетливо включает свет, сбрасывает со стола в центре убежища всë, что на нëм лежало, освободив место. Носатов гремит ящиками, закатывает рукава, чем-то поливает руки. В нос Валерке бьëт резкий запах спирта. Он осторожно опускает Лëву на стол, подложив ему под голову скрученную куртку Игоря. — Отошëл нахрен! — орëт Валентин Сергеевич, отталкивая Валерку от стола. — Корзухин, останься, а ты выметайся отсюда! — он ставит рядом с Лëвой какую-то большую железную коробку. Валерка понимает, что там медицинские инструменты и бинты. — Валера, выйди, — просит Игорь. — Все будет нормально. Они правы. Слишком много крови вокруг, слишком много опасности. Для всех. Он молча разворачивается и пулей выскакивает на улицу. Холодный ночной воздух бьëт в нос, ничуть впрочем не притупляя запах пролитой крови. Валера смотрит на бурые разводы вдоль края двери, и ему хочется кричать. Кричать до хрипоты, до сорванного голоса, до полной его потери. Он сам готов умереть, лишь бы больше никто не умирал из-за него и за него. Он не может потерять еще и Лëву. — Валера… — Рита медленно приближается к нему. Он уже успел забыть о ней. Она порывается его обнять, но Валерка отшатывается от неë. — Не надо. — Хорошо, — она отступает на шаг. — Как он? — Не знаю. Я не могу туда войти, пока они… — подобрать правильное слово не получается. Рита задумчиво смотрит на вымазанную кровью дверь убежища. — Прислушайся. Ты же можешь услышать всë, что там творится. Конечно, Валерка может. Сердцебиение Лëвы он отличит от остальных, но ему безумно страшно вслушиваться в конкретный звук среди мешанины остальных звуков. Страшно, потому что он может его не услышать. Он качает головой. Рита смотрит понимающе, и ничего не сказав, заходит внутрь. Валера пару секунд таращится ей вслед, а затем срывается с места, исчезая в ночной темноте. Неподалеку от убежища располагалось заброшенное лет примерно десять назад здание, которое почему-то до сих пор никто не снëс. Там никто никогда не бывал из-за слухов о призраках — городские легенды были настолько красочно наполнены деталями, что даже у любителей пощекотать себе нервишки это место вызывало трепет и желание обходить его стороной. А Валерка там бывал. Когда становилось совсем тяжко, и он чувствовал, как его разум вот-вот расколется, он срывался в это заброшенное здание и крушил там всë, что попадалось под руку. И сейчас ему было это необходимо гораздо сильнее, чем прежде. Он врывается сразу на третий этаж и сносит одним ударом недостроенную перегородку. Кирпичи разлетаются с оглушительным грохотом, и в этом шуме Валерка кричит — страшным криком, словно раненый зверь. Он не простит себе, если Лëва погибнет. Носатову даже не придется брать в руки арбалет — Валера сам с собой покончит. Второй раз отмаливать его никто не будет. — Спишь? — Нет. — Ну вот у тебя и получилось отобрать у меня мечту. — Какую мечту, Лëва? — Стать чемпионами в конце олимпийской смены. Тренировки сегодня не было, завтра тоже не будет. Радуешься? — Нет. Лëв, это всего лишь игра в конце смены… — Скотина ты, Лагунов! Для меня это важнее всего. А тебе плевать. Я тебе даже ничего не сделал. Мне было так больно… А теперь скажи, кто из нас зверь? — Ну… Я же всегда хотел стать твоим другом. По-настоящему. Может, теперь стану. — Может. Только это ненадолго. — Почему? — Потому что я стану тем, кого вы будете искать. Перепачканный пылью, грязью, своей и чужой кровью, он возвращается обратно к убежищу, потеряв счëт времени. Ноги почти отказываются его слушаться. В сознании Валеры к образу Анастасийки добавляется образ Лëвы, отключившегося у него на руках. Их бледные лица и рваные раны мешаются в его сознании с воспоминаниями из Буревестника — с улыбками, смехом, футболом, песнями. С мягким голосом Анастасийки: «Вместе легче». С резким Лëвиным: «Эй, Тяпа, остынь! А то я за Лагунова выступлю!» и «Отойди от него! Он мой товарищ!». Он вспоминает, как Лëва заглядывал ему в глаза, как он почти позволил ему себя укусить; как Лëва получил ожоги от святой воды и надрывное: «Я тебе даже ничего не сделал! Мне было так больно…». Вспоминает, как Анастасийка останавливала его, Валерку, в моменты помутнения рассудка, вспоминает, как Лëва заступался за него, даже будучи пиявцем, вспоминает, вспоминает… И резкое, неожиданное и в то же время такое очевидное понимание того, что он чувствует одно и то же по отношению к ним обоим, накрывает его с головой. Валерка останавливается в двадцати метрах от убежища, пораженный своими мыслями. Это было неправильно, катастрофически неправильно… Но это было и тем, чего Валерке всегда не хватало. И отрицать всë это бессмысленно. Только не сейчас, когда Валерка действительно чуть не остался один. Отдышавшись, он всë-таки добирается до убежища. Замечает, что машина Игоря стоит ближе, чем раньше, а Риты поблизости не наблюдается вовсе. Зато из-за «уазика» вдруг вырисовывается фигура Валентина Сергеевича. Он замечает Валерку, остервенело бросает на землю окурок и с силой давит на него носком ботинка. — Порвал кому-нибудь глотку, а? — в голосе доктора сквозит нескрываемое презрение. Валерка понимает, кем выглядит в его глазах, и у него нет сил спорить и доказывать обратное. По крайней мере сейчас. — В другой раз, — находится он с ответом. Носатов недобро смотрит на него. Валера набирает в грудь воздуха. — Он… — Живой. И у Валеры будто землю из-под ног вышибают. Он прислоняется к холодной железной стене и оседает по ней вниз, обхватывая голову руками. — Он здесь? — Да. Ты к нему не пойдëшь! — резко говорит Носатов, верно истолковав взгляд Валерки. — Валь, — Игорь выходит как раз вовремя, чтоб услышать последнюю фразу доктора. — Посмотри на него, на нем же лица нет. Ты всë еще думаешь, что Валера способен убить своего друга? Я уже говорил, что головой ручаюсь за него. Валера не виноват, — он приседает около Валерки и сжимает рукой его плечо, тихо спрашивает: «Ты как?». Валерка чувствует прилив благодарности и тепла и чуть качает головой — мол, «в порядке». — Я много чего думаю, Корзухин, и делиться своими мыслями не собираюсь, — огрызается Валентин Сергеевич. — Он не пойдëт к нему один! Валерка не может его винить. За прошедшее время они с Лëвой сблизились, возможно, Лëва стал Носатову как сын — поэтому он так рьяно его оберегает. К тому же они уже теряли Лëву раньше — только каждый по-своему. И ни один из них не хочет повтора. — Вам надо отдохнуть, — всë-таки говорит Валерка, поднимаясь на ноги. — Но я хочу его увидеть. — Валер, он под капельницей, спит, — мягко произносит Игорь. — Проспит примерно часов десять, может, двенадцать. — Мне всë равно, — просто говорит Валерка. — Можете держать меня под прицелом арбалета, Валентин Сергеевич — я всë равно буду с ним рядом. Я дождусь, пока он очнëтся. И вы меня не прогоните. Носатов свирепо смотрит на него. Игорь переводит взгляд с одного на другого, готовясь в случае чего разнимать их, если они кинутся в драку, и радуясь про себя, что отвëз Риту домой, и она их разборок не увидит. Однако этого делать не приходится — Носатов вдруг молча кивает, и Валера заходит в убежище, сопровождаемый Валей, и самим Игорем, запирающим дверь изнутри. Лëва лежит на диване, с перебинтованным туловищем и с капельницей на левую руку, страшно бледный, с испариной на лбу. Валерка вслушивается в его дыхание — немного неровное, но не тяжелое: видимо, сказывается действие лекарств. Валентин Сергеевич своë звание доктора оправдал. Валерка осторожно садится на колени прямо на полу, не отводя взгляда от Лëвиного лица. Игорь пихает ему под зад старую диванную подушку, а сам молча садится на стул в дальнем углу. Валентин Сергеевич, убрав опустевшую капельницу, располагается за вторым столом, явно намереваясь наблюдать за Валеркой, но спустя примерно полчаса его одолевает сонливость, и он опускает голову на скрещенные руки. — Знаешь, Валер… Я бы не смог, как ты. Мне бы сил не хватило всë это внутри сдерживать. Бороться с этим. Мне снилось, что я три года назад делал, и… Самое страшное, что мне это нравилось. — У тебя выбора не было. У меня он был. — У тебя тоже не было. Ты Настю спасал. — Ну да. Спас… — Он за тебя молился, чтоб ты выжил. — Зря ты на себе крест ставишь. — Почему зря? — Думаешь, что обречëн, а это вовсе не так. — Помни, что твоя сила — в твоей вере. И Валера верит. Верит, что Лëва оклемается. Он не знает молитв, но мысленно просит — по-своему, как умеет — чтобы с Лëвой всë было хорошо. Он верит в Лëву так же сильно, как сам Лëва верит в него. «Живи, пожалуйста.» Валерка не смыкает глаз весь остаток ночи, слушая его дыхание. Аккуратно перехватив правую руку Лëвы, Валера считает пульс. Он делает это несколько раз с перерывом в пятнадцать-двадцать минут, и лишь утром, когда рассвет уже окончательно разогнал ночную тьму, позволяет себе опустить голову на диван, неудобно согнувшись и поджав под себя ноги, чтоб не свалиться. И тут же засыпает, не выпуская ладони Лëвы из своей. Он просыпается, почувствовав, как кто-то сжимает его пальцы. Резко вскинув голову, он тут же встречается взглядом со взглядом Лëвы — еще слегка затуманенным, но сосредоточенным только на нëм. Валерке кажется, что слова в этой ситуации излишни, и вероятно, Лëва думает то же самое, но хрупкость момента нарушает едкий возглас: — Очнулась, спящая красавица? — Валентин Сергеич, ну что ж ты за ехидина такая, — беззлобно бурчит Игорь. — Оставь Валерку в покое, он уже доказал, что не желает Лëве зла. Носатов невесело хмыкает. — Не бубни, Корзухин. Имею право злиться. — Валентин Сергеич… — хрипло говорит Лëва, не отводя взгляд от Валерки. — Оставьте нас, пожалуйста. Вдвоëм. — Лëва… — Пожалуйста, — с нажимом говорит Лëва. Валя смотрит на них с явным сомнением, но в итоге машет рукой и выходит из убежища. Игорь молча следует за ним. Валерка нехотя отпускает ладонь Лëвы и поднимается на ноги, не без труда распрямляя затекшие от неудобной позы конечности. — Воды? — брякает он, заметив, как Лëва облизывает пересохшие губы. Тот еле заметно улыбается. — Да. Валерка подает ему приготовленный заранее стакан, придерживает его, пока Лëва пьет. У него на языке вертится примерно миллион слов, но он не успевает сказать ни одного, потому что Лëва говорит: — Я знаю, кто стратилат. Валерка качает головой. — Я это понял. Тебе надо держаться от меня подальше, — выпаливает он прежде, чем Лëва успевает продолжить свою мысль. — Посмотри, к чему приводит общение со мной. Ты чуть не умер. Снова. И всë из-за меня. Я не заслуживаю твоей дружбы. Не заслуживаю… тебя, — он запинается, не зная, как лучше подобрать слова. — Ты же меня спас, — мягко говорит Лëва. — Анастасийку я тоже спас! — срывается Валерка, вскакивая с дивана. Он повышает голос, и его явно слышат стоящие за дверью Валентин Сергеевич и Игорь, но ему плевать. — Как ты не можешь понять, я не могу потерять и тебя тоже! Мою девушку убил стратилат, мои родители стали тушками, мой… Ты умирал! — его голос дрожит. Валерка чувствует, что еще немного — и он разрыдается. Его напряжение дошло до высшей точки. — Иди сюда, — Лëва хлопает по дивану рядом с собой. Валерка подчиняется, с трудом сдерживая слëзы. Ему стыдно и неудобно, он не хочет выглядеть слабым и жалким, однако Лëва так смотрит на него, что слëзы текут помимо Валеркиной воли. Он отрывисто всхлипывает, не в силах больше контролировать рвущиеся наружу эмоции, скопившиеся за три года, и в следующую секунду он утыкается лицом в колени Лëве, сотрясаясь в рыданиях. Лëва гладит его по голове, не говоря ни слова. Он ведет себя поразительно мудро — молча находится рядом, позволяя выплеснуть то, что Валерка столько времени держал в себе. Лëва видит в первую очередь человека — сломанного, истерзанного, слишком рано повзрослевшего. Отчасти Лëва видит в Валерке себя. — Прости меня, пожалуйста, — еле слышно говорит Валерка, поднимая голову. Он замечает, что Лëва пытается сесть повыше, и поспешно помогает ему, а в следующий миг чувствует, как его обнимают — так крепко, насколько позволяют ослабевшие руки. А потом Лëва говорит все так же убийственно честно: — Ты сильный, Валер. Очень сильный. Но… Даже тебе иногда нужно проявлять слабость. Только вот ты даже Игорю не открываешься до конца, я уверен… Но ты не обязан тащить на своих плечах всю тяжесть этого мира в одиночку. Поэтому я прошу тебя — позволь мне быть рядом. Я же всë равно не отступлюсь, и ты это понял. Валерка слегка отстраняется от него, но лишь для того, чтоб взять его за руку и прижать его ладонь к своим губам. — Знаешь, Лёва… Я за сегодняшнюю ночь осознал одну вещь. Тебя нельзя оставлять одного. Ты же без меня пропадëшь, — он нервно смеëтся. — То Серп тебя нашëл, теперь вот ты сам стратилата нашëл… Разрешишь мне оберегать тебя? — он неосознанно крепче сжимает ладонью его руку. — Клянусь, что больше не позволю ничему плохому с тобой случиться. Лëва смотрит на него секунд пятнадцать, которые кажутся Валерке бесконечно долгими. Во взгляде Лëвы целый калейдоскоп чувств — тепло, привязанность, дружба, и пожалуй, любовь — так же на Валерку смотрела Анастасийка. Валерка вопросительно пожимает плечами, и Лëва, улыбнувшись этому жесту, притягивает его к себе снова, обнимая еще крепче, будто своей пламенной речью Валерка придал ему сил. И просто, честно и искренне отвечает: — Разрешаю.