***
И снова длинный, словно бесконечный стол. Снова непреодолимая стена между ними, между близкими родственниками, которые должны души не чаять друг в друге. В перерывах между гробовым молчанием иногда постукивали дорогие столовые приборы. Даже птицы никогда не пели, несмотря на роскошь садов за окном. Была ли на то воля лежащих близ владений Бездны, либо же виновницей стала стеклянная тюрьма, тяжёлая тишина оставалась неприятным грузом, сдавливающим все внутренности в тревоге, словно тугой корсет. Хотелось хотя бы на мгновение получить крылья и улететь далеко-далеко, навстречу ночи, пока никто не будет способен заметить новую дворцовую сплетню. Отложив вилку, девушка взглянула на отца. Ещё не старец, но благородные морщины уже обрамляли его невидное лицо, словно намекая на суровость этого человека. Нож небрежно звякнул и затих. — Почему не ешь, Кармилла? — Ваше присутствие само по себе умаляет мой аппетит, папа. С недовольством нахмурившись, граф неспешно продолжил трапезу. — Леди не пристало хамить графу. И оканчивать ужин раньше времени тоже. Кармилла без возражений снова принялась за кажущуюся безвкусной пищу. Обычно девушка бы не решилась так обидеть отца, но сейчас ей требовалось добиться его немилости, чтобы граф отклонил её просьбу в посещении оперы. Она не любила быть среди этих людей, однако знатная дама обязана иметь обширный круг «друзей», а также посещать мероприятия, на которые получает приглашения. К примеру, как приглашение на нашумевшие оперы в местном театре. — Знаете, папа… Но граф её перебил. — Я не просто так выделил время сегодня с тобой поужинать. Неужели он так разгневался, что даже не способен выслушать? Но через мгновение, когда отец тихо отложил свои приборы, Кармилла отказалась от своей догадки. Неужели ему интересно провести время с собственной дочерью? — Бездна наступает на наши владения. …Да, и чего она ожидала. — Неужели граф не может справиться с угрозой и решил просить совета дочери? Мужчина тяжело вздохнул, протирая губы салфеткой. — Вовсе нет. Наши земли вполне способны остановить конфликт, но я уже принял решение пойти по пути наименьшего сопротивления. Граф ненадолго замолчал и отвернулся, отправив безразличный взгляд к окну. — Мы решили, что твоё замужество устроит обе стороны. Ах, да, замужество. Девушка неосознанно скривилась, засовывая в рот несчастный лист салата. Всë верно, она лишь инструмент, лишь вещь, которую можно продать ради благополучия страны, даже не попытавшись найти другого метода. Гневным взглядом опалив безучастного графа, Кармилла тихо вздохнула. Правильно. Она на самом деле для него стала куском мяса, не имеющим чувств и желаний. Такова роль наследницы замка Аберлин, да, папа? Потускневшие серые глаза, отражающиеся в огромном расписном окне, наблюдали за тихой яростью девушки. По покрытому сетью морщин лицу невозможно было понять эмоции пожилого мужчины, но его взгляд будто бы смягчился, а в практически погасших бликах затрепетали размытые воспоминания. Но не стоит обманываться, всё это — лишь один большой мираж, который создала между собой эта несчастная семья. Граф обернулся, взглянув на свою дочь. Тёмно-русые волосы струились по плечам, складываясь в очаровательные элегантные завитушки, а карие глаза, подсвеченные еле видимой косметикой, выразительно сочетались с лёгким здоровым румянцем, пробивающемся из-под белил. Кармилла была в самом деле прелестной аристократкой, способной использовать свой ум и манеры по назначению, из-за чего каждый второй встреченный ею мужчина на следующий день приходил просить руки девушки у её отца. Да, она и в самом деле его дочь. Поэтому она обязательно его когда-нибудь поймёт.***
Духота, корсеты и кружащиеся юбки. Причудливые шляпки, роскошные жакеты и наигранный смех. Девицы прикрывали свои лица веерами, превращая собственные глаза в полумесяцы, хитро и кокетливо поблёскивающие очередному павлиньему хвосту, усиленно, но безуспешно пытающемуся показать больше, чем короб ума и состояние, награбленное таким же уродливым папашей. Они прикрывали глаза, напевая друг другу в уши сладкие речи, но в их груди зияла пустая дыра — прямо там, где должно быть сердце. Безучастно взбалтывая в своём бокале дешёвое оседающее вино, Кармилла наблюдала за сборищем монстров. Ей было противно это место — место, в котором надежды и мечты зародиться не могут, а истинная любовь — всего лишь несмешная шутка, над которой эти паразиты посмеются из излишней вежливости к благородной даме. «А потом осудят, ведь женщине не пристало так глупо шутить в светском обществе», — с улыбкой подумала девушка, а после залпом опрокинула в себя противный напиток. Ей в любом случае уже не стоит беспокоиться о манерах. — Ах, кажется, леди Ансаак решила почтить нас своим присутствием? Неужто до вас тоже дошли слухи о заморском дивном певце? Бестии, на перебой присылавшие бесчисленные письма о приглашении на разнообразные банкеты. Внешность чётко отражала их натуру — пусть и красивые, похожие друг на друга фарфоровые куклы, но какая-то неприятность, внутренняя непривлекательность отражалась в их глазах и чертах лица. — Или, может, граф наконец решил отдохнуть от балласта и попросил дворецкого выкинуть его? Вееры затрепетали, скрывая противные улыбки знатных дам. Тяжело вздохнув, Кармилла парировала: — Боюсь, у моего отца нет полномочий для уборки мусора других семей, каким бы дешёвым и фальшивым он ни был. Девушки недовольно зашуршали, бросая гневные взгляды на собеседницу. Им бы давно пора привыкнуть слушать обидные речи в ответ, раз считали, что сами на них имеют право. Не желая вступать в бессмысленную дискуссию, дочь графа легко поклонилась. — Прошу прощения, но, боюсь, мне нужно откланяться. Не хотелось бы пропустить начало нашумевшего представления диких зверушек. Легко улыбнувшись, Кармилла зашагала прочь, не оборачиваясь на нарочито громкие шепотки. Всё же, от одной лишней сплетни её репутация никак не пострадает. Уж чему научила её жизнь, так это искусству быть одновременно и в центре внимания, и оставаться незамеченной. Хочешь что-то спрятать — ставь на самое видное место. Поэтому центр зала был самым удачным выбором, чтобы не приходилось корчить излишнее восхищение и вступать в утомительными диалоги с остальными аристократами. Остаётся лишь переждать скучное представление и вернуться. Свет погас. Взволнованные возгласы раздавались из разных уголков большого зала, переплетаясь в причудливой музыке, будто именно их голоса были аккомпанементом к проясняющейся завораживающей мелодии. Невидимый оркестр постепенно набирал обороты, заглушая и без того затихающие голоса невеж. Мелодия была знакомой, но в то же время казалось ужасно далёкой, акцентами пробуждая что-то тёплое и тревожное в груди. Мягкий глубокий голос внезапно ударил по натянутым струнам души, выступая впереди своего носителя, которого нигде не было видно.God is dead, We get to sleep tonight. Walk with me into the truth, Out of your lies.
Голос мужчины жертвенно дрожал, словно тот выполнял партию не на сцене шикарного замка Аберлин, а на самой плахе, готовясь проститься с головой за прочитанные строки. Высокая фигура легко двигалась в такт музыке, то и дело попадая под свет.Man equals woman, I'm just the messenger, don't shoot me down.
Чёрные, как смоль, волосы обрамляли прекрасное лицо певца, выражение которого показывало какую-то даже неприличную честность, заливающую щёки затаившей дыхание Кармиллы густым румянцем. Её казалось, будто в этом зале находятся только она и он, и этот талантливый певец искусно двигается под светом прожекторов лишь для юной леди. И словно только ей одно было позволено увидеть меланхолию, наполнявшую его сверкающие глаза.The army, so faithful, The killers of reason,
The grief for the crown.
Казавшиеся горькими и жестокими незнакомые слова слетали с его губ в дивной песне, очаровывая присутствующих. Казалось, будто все, кто сейчас находился тут и слышал эту мелодию, внезапно стали бунтовщиками, предателями Бога, теми, кто жадно впился в запретный плод и не вынимал его до самого конца, пока не остались лишь чёрные косточки. И Кармилла не была исключением — она словно исчезла из этого мира на время представления, заранее поклявшись вернуться снова.