Ночь и ее другая сторона

Вечер начинается одинаково. Терцо с Омегой готовятся ко сну, укладываются и вроде все как обычно. Понтифик слабо улыбается. День был тяжелым, время не очень позднее, но все же стоит уже ложиться. Сон никогда не бывает лишним. Эмеритус чуть покачивается на кровати и наконец произносит ту, уже обыденную для квинтэссенции, фразу. — давай ложиться спать. Папа обнимает своего гуля, аккуратно заваливается на кровать и устраивается по удобнее, лениво потягиваясь. Сон уже подступает и вскоре, понтифик в этом уверен, он уснет и проспит долго. Он уверен в этом. Омега лишь еле заметно кивнул, обнимая в ответ и ложась на кровать рядом с мужчиной, прижимая его к себе и аккуратно укрывая одеялом. Гуль это делал исключительно для того, чтобы создать уют и комфорт, чувство защищенности, укрытие от каких-то кошмаров или чего-то ещё. Квинтэссенция старался защитить и уберечь, спрятать от глаз страшного мира, от цепких лап жизни и дать отдохнуть в уюте и спокойствии. Там, где не тронут и не осудят. Дадут отдохнуть, прижавшись к возлюбленному. Прохладные губы Омеги аккуратно прижались ко лбу понтифика, оставляя краткий поцелуй, а после тот наконец закрыл глаза, обнимая. — сладких снов, любовь моя Тихо прошептал гитарист и уткнулся носом в чужую макушку. Он, наверное, и не уснет сейчас. Но тем не менее постарается как можно быстрее погрузиться в прекрасное-прекрасное царство Морфея, что уже очень долгое время показывает ему отнюдь не сказки, а что-то ужасное. Ужасы, ничего более. Странные ужасы. Иногда они похожи, иногда совершенно разные. Иногда они переплетены и никогда не знаешь, что тебя ждет. Но Омега честно пытался не обращать на это внимания и игнорировал все происходящее там. Порой просыпаясь и нервно сглатывая, порой и вовсе что-то шепча.. не всегда. К примеру с Терцо он спал куда спокойнее! Будто рядом с ним кошмары решили разойтись, решили покинуть его, оставить на какое-то время в полном одиночестве. В темноте, где нет страхов. Но и радости там нет.. просто ничего и это ничего странное, хоть и от части приятное. Приятно, когда тебя не преследуют страхи! Приятно, когда не трогают. Ты буквально отдыхаешь от всего. Может и не совсем высыпаешься, но морально отдыхаешь от всего. Гуль плавно вильнул хвостом, укладывая его рядом с собой и наконец проваливаясь в какой-то нечеткий сон. Он будто дремлет. Вокруг слышно все: редкие прохожие за дверью, тихих шелест листьев за окном, дуновение ветра и маленькие песенки сверчков, что поют невесть о чем. О чём-то явно своем. О наболевшем или о счастливом. Каждый поет свое, создает свою неповторимую песню, которую поймёт лишь сам сверчок. И все же, что-то да понять можно было.. впрочем. Эфир этим и занимался. Зная про важные правила леса и культа в целом, зная что ночью ходить запрещено, он все же рискнул это сделать. И не потому что жить надоело. Нет, это то он как раз любил делать и умереть от лап какого-то существа ему не хотелось. Но сегодня было то самое настроение, когда хотелось прогуляться по лесу, хотелось пройтись по этим ночным тропинкам и выйти куда-то в поле! Огромное поле, с кучей полевых цветов.. они цветут. Цветут и это прекрасно. Такие большие поверхности, заполненные нежными синими или фиолетовыми цветами. Ночью они спят, но даже так.. даже так можно ощутить всю глубину этой прекрасной атмосферы. Прочувствовать ее на своей коже. Как мурашки бегут по спине, как сердце колотится и как в нос ударяет аромат хвои в перемешку с чем-то еще. Чем-то не читабельным, совершенно не читаемым ароматом, но от него кружит голову, словно это дурман, наркотик. Ароматный, нежный и самое главное не вредящий. Он успокаивал и пленил. Тянул к себе.. и Эфиру хотелось его ощутить. Хотелось окунуться в ночные красоты, а потому он не побоялся выйти на улицу ночью. Что уж, он уже так делал и отработал пути, по которым было идти безопаснее. Какие-то свои тропинки, которые он сделал, наблюдая за обитателями «темного» леса. За обитателями, кто выходят только ночью. Только в это время, когда проще охотиться и когда солнце уже не так слепит глаза. Да и в целом не особо слепит, раз уж на то пошло. Они выходят и начинают свое. Это время считается опасным для других. Будь ты гулем или человеком.. особенно, если ты гуль с запечатанными способностями, ведь Огненный гуль— еще ладно. Он может отшугнуть от себя дикого зверя и убежать. По опыту скажем, что Дью уже так делал и остался жив, хоть риск и был большой. Но с Эфиром дела обстоят куда хуже. Он— запечатанный. У него нет способностей, нет особых физических навыков. Хоть он и больше остальных гулей по массе, силы в нем не хватит для того, чтобы одолеть двух и более диких гулей, как не покрути. Но все же выход был. Это основательная подготовка. Он буквально изучил этот лес днем. Он уже давно знал, где какая тропинка и ориентировался там вполне себе не плохо. Он отработал самую лучшую тактику похода на прогулки и нашел лазейки, в которых было куда спокойнее. Там редко появлялись дикие гули, а если и появлялись, то быстро уходили оттуда, открывая ритм-гитаристу путь вперед. В глубь огромного леса, окружающего это место. Он был стеной. Оградой, защищающей аббатство от глаз других людей. Люди просто не заходили так далеко, а если и заходили, то… хм. Не знаю. Не знаю, что делали с людьми, которые находили это странное-странное место, поглаженное в сатанизм и многое другое. Место, где спокойно живут и работают гули— те самые исчадия ада. Красивые, но одновременно почему-то ужасающие существа. Но как показала практика, страшные они только во время голода. А так.. они тоже любят, тоже дружат, помогают друг-другу и многое другое. Вообще, люди боятся того, чего не знают. Того, чего никогда не видели и вряд ли увидят. Они ненавидят тех, кто на них не похож и в этом их проблема. Даже себе подобных они терпеть не могут. Другая ориентация? — ты болен. Другой цвет кожи?— урод. Другой рассы?— фи, мы лучше. И ведь так поступают все. Не каждому дано понять, что хоть ты чёрный, хоть белый, серый или фиолетовый. Может ты гей или би, а может пан.. не важно. Ты все равно человек. Такой же как и все, и ненавидеть тебя за это глупо! Но увы, люди слепы и глупы. Им ничего не остается, как вести бесполезные войны между собой и тыкать в друг-друга пальцами, с фразами: « вы враги». По сравнению с ними, гули— это что-то.. нормальное? Им плевать какой ты. Плевать сколько у тебя рук или ног. Они не будут осуждать за цвет кожи или еще что… эх. На улице стояла прохладная, приятная погода. Ветер слегка развивал волосы, шелестел листьями и в целом чуть покачивал верхушки громадных деревьев, что стеной стояли и уходили куда-то в небеса. Куда-то туда, наверх. Они строили преграду, но пройти через нее все равно можно было, что Эфир и делал. Он отошел достаточно далеко от аббатства, прежде чем зайти в лес и пойти про чуть протоптанной дорожке. Она вела куда-то вглубь. В основном прямо, иногда петляя и обходя какие-то деревья. На каждом десятом дереве Эф оставлял маленькую метку, в виде перевернутой стрелочки. Это был как указатель. Сразу так и не заметишь, если не знаешь, куда смотреть и как смотреть. У Эфира своя технология поставки меток и их нахождение. Он не хотел, чтобы кто-то знал о его тайных похождениях и тем более, чтобы кто-то шел за ним. По меткам это сделать очень легко, если ты их видишь.. а если нет, то.. « хей, а куда он убежал?!» Ритм-гитарист шел спокойно. Его шаг был размеренным и достаточно медленным. Будто он совсем расслаблен в этом опасном месте и.. в общем-то это было так. Он был полностью спокоен и расслаблен. В наушниках играла какая-то музыка (What A Shame — Shinedown ), а в кармане валялась привычная, не докуренная пачка сигарет. Он никогда не выходил без нее куда-то, ведь.. курить хотелось почти каждый день, а ночью почему-то это ощущалось как-то по особенному. Как-то совсем тайно и интимно… Да, именно интимно. Слишком лично для Эфира, хотя, казалось бы— обычное явление. Но с ночным курением было что-то свое. Каждый раз, потягивая дым из сигареты, гитарист погружался в какие-то свои мысли. Куда-то глубоко и на долго. Куда-то.. куда-то туда. И эти размышления не всегда были направлены на какие-то философские темы, вовсе нет. Иногда это были мысли, по типу: « что приготовить завтра на завтрак?» или « может поменять шампунь?», « синие тапочки с ушками— это же так круто! Почему же их не носят?» и т.д. Ему в радость думать о чем-то таком. Это в какой-то степени делало его.. живым, чтоли. Делало его тем самым, каким он есть сейчас. Таким вот добрым, аккуратным, любящим. Он, словно мама, словно тот самый старший друг в компании, который каждому поможет, принесет что или подскажет советом. Тот добряк, с чувством юмора и умением веселиться со всеми. Он тот, кто есть сейчас и не важно, каким он был в аду. Не важно, что он делал там, ведь тут.. тут он другой. Врут те, кто говорят, что люди не меняются. Меняются и еще как! И все в команде тому подтверждение. Песня сменилась на другую и перед Эфиром наконец показался конец этого тоннеля. Он шел по нему достаточно долго, но мысли, которые его поглотили, скоротали время и сделали его очень коротким. Почти незаметным для гитариста. Вскоре гуль вышел в поле.. огромное поле. Оно.. будто не отсюда совсем. Достаточно низкая травка, что щекотала щиколотки, а впереди было озерцо. Оно больше, чем озеро в аббатстве. А еще тише и.. как-то реалистичнее. Оно влекло своей синеющей, блестящей от лунного света, гладью. Темные-темные облака медленно плыли по темному небу, изредка перекрывая собой большой шар, светящий холодным, чуть голубоватым свечением, что прекрасно освещал все вокруг и добавлял таинственности этому замечательному месту, наполненному какой-то странной, но почему-то спокойной тишиной. Лишь лёгкий шум воды, что билась о песчаный, аккуратный берег, куда и пошёл Эф. Перед этим он стянул с себя обувь, которая тут ни к чему. Ноги его так и несли к этому песку. Теперь он и природа едины. Он наслаждается, аккуратно ступая ногой в прохладный песочек и его ногу сразу аккуратно обступает совсем крохотная волна воды. Она нежная, обволакивающая, чуть прохладная. Вот он ступил и другой ногой, делая пару шагов чуть дальше, опускаясь по щиколотки.. а потом закрывая глаза и подставляясь под дуновения прохладного ветерка. На удивление он не вводил в легкую дрожь, как обычно это делает такой ветерок. Нет, он грел, расслаблял. Заставлял расслабиться всем телом и.. душой. Хотя что есть душа, тут сложно понять. Всем телом и нутром. Всем своим существом, что в нем обитает. Всей той внутренней энергии и чем там еще можно расслабиться. Ноги вновь ведут дальше. Еще и еще, теперь уже по колено. Штаны намокли, но Эфиру откровенно плевать. Он смотрит вниз и видит прозрачную, чистую воду, видит песчаное дно, видит маленькие камушки. Такие красивые, такие гладкие и разные.. а еще видит свое отражение. Впервые за долгое время он обращает на него внимание.. там он. Серый гуль с короткими, серебряными волосами. Забавные рожки, торчащие вверх, а еще заостренные ушки, которые сейчас опущены вниз. Ему не составляет труда их поднять вверх, как бы заинтересовано разглядывая себя: свой нос, свои черные, как смоль, глаза с красивыми блестяшками там, свои чуть пухловатые губы и острые зубы, которые и впрямь могли бы какой-то напугать. Впервые он видит себя с такой стороны, впервые смотрит, будто не на себя, а на кого-то другого и это, вопреки всему, веселит. Заставляет улыбнуться и выпрямиться. Осмотреться, выйти из воды и плюхнуться прямо на траву. . Страха как не было, так и нет. И не будет. Даже, если на него кто-нибудь выпрыгнет, даже, если ему сейчас скажут, что он умрет. Ему плевать. Он наслаждается чем-то иным, совсем чуждым для других, но для него это— весь чертов мир, который собирает Эфира. Если убрать это, то ритм-гитарист уже не будет тем гитаристом. Он будет.. другим и это плохо. Из кармана он достает пачку сигарет. Она не намокла, ведь гуль не успел зайти в воду глубже. Достав оттуда одну сигарету, он аккуратно закуривает ее и смотрит на небо. Облака все мирно плывут по небосводу. Они создают какие-то странные фигурки, которые то похожи на что-то, то не похожи вовсе. Вон там, к примеру, плывет лунный заяц! А вон там чашка с чем-то вкусным. Справа кораблик.. а выше плывет что-то своеобразное, что-то, что каждому покажется своим. Индивидуальным и простым. К примеру для Эфира это.. Свисс. Да. Свисс. Тот, кого он любит. Тот, кому готов отдать свое сердце и уже это сделал. Забавно, но любовь для Эфира— это что-то странное. Но в тоже время родное. Он знает это чувство, он показывает его всем, но по какой-то, совсем неведомой причине, его никто не замечает. Даже сам ветерок. Тот, кому и было это направлено. Странно.. но эфирный никогда не расстраивался. Никогда не грустил на этот счет и терпеливо ждал, ждал и показывал, показывал и ждал. И в конечном итоге он дождался. Ему признались. Сначала по пьяне, а потом и в жизни. Признались и.. и предложили быть чем-то большим, чем просто друг.Это самое лучшее, что могло произойти с ним. Лучшее и единственное. Он счастлив и это счастье видно всем! И не видно одновременно. Будто никто и не замечает его широких улыбок, его светящихся глаз. Он.. он такой всегда, наверное. Или нет?. Кто же его знает.