Дары моря

Бежать во время грозы с большой спортивной сумкой в руках, которая так и норовит выскользнуть — не самая лучшая идея. Но Осаму это мало волнует. Косой дождь полностью закрывает обзор, поэтому кроссовки так удачно приземляют ногу прямо на центр лужи: грязные брызги летят во все стороны, слегка пачкая край штанов. Осаму добежал до пустыря около основной дороги и огляделся, было уже достаточно поздно, а фонари, как назло, не работали, так ещё и гроза значительно ухудшила видимость. Наконец, в паре десятков метров выжидающе мигнули фары машины. Ещё немного. Последний рывок. Он уже у чёрного порша, который до этого так удачно сливался с фоном. По инерции закидывает мокрую сумку в уже открывающийся багажник и садится на пассажирское сиденье рядом с водительским. От дождя, кудрявые волосы Осаму выпрямились и будто поникли, бежевые джинсы и чёрная рубашка промокли насквозь, что уж говорить о белых кроссовках. Он с блаженством облокотился на спинку кресла и закинул голову назад. Как хочется отдохнуть. Всё тело ноет, так ещё и до жути холодно, хотя в машине, видимо заранее, так заботливо включен тёплый кондиционер. Осаму повернул голову вбок, смотря на водителя, что сейчас неподвижно сидел, положив руки на руль. — Надеюсь, ты никого не привёл за собой, — тихо проговорил Чуя, сбрасывая капюшон чёрной толстовки с головы, — а ещё ты опоздал. — Меня чуть не… — Осаму замолчал, пытаясь подобрать слова и отдышаться от быстрого бега. Он сделал неопределённый жест рукой в воздухе, надеясь, что собеседник все поймёт. — Тебя чуть не поймали? — Чуя удивлённо выгнул бровь и значительно напрягся, — я очень надеюсь, что ты сбросил хвост, иначе наш провал на твоей совести. На это Осаму отрицательно помотал головой. Всё ещё не отдышался. — Ну и, — Чую уже до жути напрягала или даже бесила вся неопределённость ситуации, — ты будешь молчать, пока сюда твое агенство не примчится или что? — Меня чуть не заставил писать отчёты Куникида, — тихим голосом, будто на последнем издыхании выдавил из себя Осаму, параллельно смеясь над нетерпимостью Чуи, — этот бессовестный перфекционист, даже после того, как я носился по всему городу за подрывником, не смог мне простить парочку бумажек… Мне пришлось удирать через окно. — Дурак несчастный. — Чуя отпустил тихий смешок, затем он поднял голубые глаза на Дазая, в них читались искорки веселья, — ты хоть в порядке? Агентство вообще-то не на первом этаже. — Мы были в кафе. — Осаму провел рукой по мокрым волосам, убирая их назад и повернулся к Накахаре. Он смотрел в его глаза, которые были так похожи на море. Море, в котором отражается чистое голубое небо. Море, в котором хочется тонуть. Нет, не умереть, просто тонуть целую вечность, чтобы полностью вкусить глубину цвета. Осаму слегка поддался вперёд, целуя Накахару в губы. Он мягко вплетал пальцы в рыжие волосы, от резкого запаха сигарет и одеколона кружило голову, но за последнее время Осаму так полюбил этот запах, что он ему кажется теперь родным. — И я с окнами «на ты», не волнуйся. — Конечно «на ты» тебя и так целыми днями к ним тянет, — недовольно ворчит Накахара, вспоминая все попытки несостоявщегося суецидника, а затем уже строже прибавляет: — Чтобы ближайшую неделю я тебя ни с окном, ни с ножом не видел, и даже не пытайся утопиться, ясно тебе? — Ну Чуя… Накахара провел за рулем всю ночь. Дазай даже не предлагал меняться, ему бы в жизни не доверили вести свой новенький порш, тем более с условием того, что Дазай не спал последние дня два, метаясь по поручениям агенства, чтобы закрыть недельную норму и спокойно выйти в отпуск. Мафия же располагала большим числом сотрудников, поэтому и с отпусками у них было попроще, но даже так Накахара просидел весь день за отчетами. И сейчас он был уже не уверен стоил ли это совместный отпуск всех этих мучений. Как ни странно, они начали встречаться недавно, все это время, что они были знакомы, им было трудно признать свои чувства, и вот, наконец они вместе. Осведомленность об их отношениях принесла бы немало неприятностей организациям, да и вопросов было бы слишком много. Но их обоих не устраивали встречи украдкой, за углом подворотни, вечером в его машине, тем более, что есть большая вероятность попасться, а с учетом того, какие великие (и очень надоедливые, по мнению Накахары) умы обитают в агенстве, эта вероятность возрастала до небес. Причин, чтобы наконец уйти в совместный, пусть и недолгий отпуск, было достаточно, но и мороки с этим только прибавилось. Даже сейчас, почистив все следы за собой мафиози не мог быть уверен, что какой-нибудь Ранпо не прознал об их отношениях, пусть Дазай и уверял его, что великому детективу это просто не интересно. Накахара ехал по пустынной дороге, в лицо ему слепило рассветное солнце, только-только выглядывающее из-за горизонта. Он краем глаза взглянул на Дазая, что мирно спал все это время, откинув голову назад. Черные ресницы слегка подрагивали, в остальном его тело было неподвижно, казалось, что он даже не дышит. Сейчас, когда на его лице не отражается ни дурацкой, такой ненавистной Накахаре клоунской маски, ни смертельной усталости от жизни, ни жестокости, ни обычной его опустошенной сосредоточенности, он был божественно красив. Нет, Дазай внешне был прекрасен всегда и в радости (пусть чаще она и не была искренной) и в гневе, но Чуя так редко видел на его лице подобное забвенное умиротворение, что оно казалось ему чем-то невероятным. —Любуешься? — Вдруг промурлыкал Дазай в своей обычной манере, приоткрывая глаза. —Осаму! — Чуя дернулся от неожиданности и метнул взгляд обратно на дорогу, он и не заметил, как засмотрелся на него. Лучи солнца, что пробивались сквозь лобовое стекло и играли в его волосах, придавая им огненный оттенок. —Нам так и врезаться недалеко, — все еще сонно, но с лукавой улыбкой сказал Дазай. Видно Чуя так на него засмотрелся, что назвал по имени, что делал крайне редко. Возможно из старой привычки, когда они еще были напарниками и особо не ладили, возможно из боязни случайно назвать любовно по имени на одной из стычек между организациями. —Дальше спал бы…— фыркнул Чуя, нервно постукивая пальцами по рулю, — нам еще пару часов ехать. —Как думаешь.—Вдруг снова начал Чуя, но на мнговение замялся. —Стоит ли эта поездка стольких мучений? — догадался Осаму, слегка потягивая затекшие конечности. —Я не просил мысли читать, — сново недовольно фыркнул Чуя, на что второй лишь рассмеялся. —У тебя все на лице написано, — после этого Дазай замолк на некоторое время, — не попробуем — не узнаем. Неуверенность Чуи в их поездке, была подкреплена и неуверенностью в их с Осаму отношениях. Быть уверенным, что Дазай в принципе хоть что-то любит = быть глупцом, коим Накахара себя не считал. Хотя и влюбляться в него было не самым умным поступком. В представлении Чуи даже Сакуноске, при жизни завоевавший львиную долю восхищения и внимания Дазая, не мог и думать о любви, для юного Дазая он был скорее неким авторитетом, хоть и сам был ниже по званию. Сакуноске был тем, ради кого Осаму был готов измениться, и он это сделал. Дазай изменился, ради Оды, не ради Чуи. Неуверенность, давняя обида и чувство вины никогда не уходили из его головы. Всегда были рядом, тяжким грузом оседая на плечах. Он винил себя за то, что не мог понять, что у Дазая на уме, что он чувствует, как ему помочь в конце концов? Ода же смог… —Чуя, — вдруг тревожно окликает его Дазай, вырывая его из клубка невеселых мыслей. Словно глоток свежего воздуха после морской глубины. На плечо ложится перебинтованная рука. — Неужто водить разучился? Накахара встряхнул головой и проморгался, понимая, что вновь задумался за рулем. Он и не заметил, как они выехали на побережье. Море было спокойным. Синеву морской глади разрезали солнечные рассветные лучи. Смотря на то, как море игриво поблескивает, захотелось спать еще больше, захотелось спокойствия от всей суматохи. —Чуя, — уже более серьезно окликнул его Дазай, — останови машину. —М? Зачем? — спросил Накахара, пытаясь еще раз сконцентрироваться на дороге. —Останови машину, пока мы не врезались. —Нам ведь еще всего час ехать.— растрерянно проговорил Чуя, все же останавливая машину Дазай не ответил, а лишь вышел из машины, захлопнув дверь. Чуя устало нахмурился, не понимая данную выходку, но все же вышел за ним. —Пойдем, — Дазай протянул ему руку. В карих глазах светилось что-то странное… Светлое, может даже тёплое? Чуя в замешательстве берет его за руку, едва не забыв закрыть машину. Все еще ничего не понимая, он шел за Осаму под звуки морских волн. Солнце еще не припекало, его лучи лишь изредка слепили глаза, от чего приходилось щуриться. —Дазай, я немного не понимаю… —Мне показалось, что ты немного устал. — Осаму наконец остановился и уселся на песок, утягивая за собой Накахару. Его глаза все также блестели. —Да, но я смог бы спокойно нас довести…— он со вздохом опустился за землю, укладывая голову на колени к Дазаю. В любом другом случае ему было бы обидно, что в нем видят слабость, но сейчас и сам понимал, что устал. —Ага, и мы бы вылетели в кювет.— усмехнудся Дазай, задумчиво смотря на водную гладь. Иногда Чуе казалось, что в такие моменты Осаму все понимает. Все-все, до единой мысли. Это и пугало, и изумляло в равной степени. Накахара запалил сигарету, смотря снизу на то, как легкий ветер играет с каштановыми волосами, и на то, как Дазай морщится от сигаретного дыма, кажется он все-таки никогда на привыкнет. Карие вдруг скользнули вниз, встречаясь с ясно-голубыми. Возможно ли, что его глаза всегда были такими теплыми. И ему вдруг стало интересно: а глаза юного Дазая также смотрели на Сакуноске? —Нет, не также. Накахара даже слегка приподнял голову от замешательства. Он не понимал, послышалось ли ему, не может же Дазай мысли читать. Чуя глянул на Дазая, но тот лишь улыбался, глядя куда-то в даль. На рыжие волосы мягко легла рука, будто прося вновь опуститься. Чуя вновь положил голову на его колени и прикрыл глаза. Теперь он ощущал только вопиющее спокойствие и ничего больше.