phobia

— Какой кошмар. Насколько нужно любить человека, чтобы позволить ему засунуть язык в свой рот? По телевизору крутят утренний повтор вчерашней дорамы, самый долгожданный и трепетный момент — поцелуй главной героини и её возлюбленного, и госпожа Хан даже не успевает переключить на другой канал или закрыть глаза своему семилетнему сыну, когда на его лице отражается брезгливость и отвращение таких масштабов, что сдержать истерический смех становится почти невозможно. Когда отец Хёнджуна, удивлённый доносящимся громким смехом, заходит в гостиную, мальчик уже листает книгу о динозаврах, потеряв всякий интерес к телевизору, а женщина всё никак не может успокоиться, обмахиваясь длинным рукавом платья. Но даже спустя многие годы Хёнджун не понимает, почему все вокруг так одержимы поцелуями. Почему люди с таким трепетом и обмиранием относятся к не самому гигиеничному физиологическому процессу? От одной только мысли о том, что в будущем ему всё же придётся кого-то поцеловать, Хёнджуна бросает в дрожь. Это же сотни, нет, тысячи миллионов микробов! Некоторые из них, между прочим, могут переносить опасные инфекции! А если во рту при этом будут какие-то раны, даже самые незначительные — чужая слюна может легко привести к болезни, болезнь — к осложнениям, а думать о том, что же будет дальше, Хёнджуну откровенно страшно. И это не говоря о том, что сам по себе процесс — засовывать кому-то в рот свой мокрый язык — это мерзко и неприятно. Люди в самом деле добровольно соглашаются меняться с кем-то слюной и микробами? И им это нравится? Мерзость. Хёнджуну семнадцать, и в отличие от своих одноклассников, он ещё ни разу ни с кем не целовался. Конец учебного года, их класс ответственен за выпускной спектакль, и Хёнджун всеми силами пытается отпереться от главной роли, но никто не желает его слушать. В пару к нему ставят милую и скромную одноклассницу, и Хёнджун хорошо к ней относится, правда, вот только... Вот только в холодных чёрных строках школьного сценария значится сцена поцелуя, и даже милый румянец на красивом лице и аккуратные розовые губы девушки не могут перевесить иррациональный страх в душе Хёнджуна. Но ведь они же не будут целоваться по-настоящему, правда? Это всего лишь спектакль, ничего страшного не произойдёт, если в конце этой глупой школьной постановки они просто соприкоснутся губами... Хёнджун едва сдерживает нервную дрожь и лёгкий приступ паники, когда спектакль заканчивается, и он находит повод скорее улизнуть из школьного концертного зала. Ему вовсе не хотелось, чтобы его первый поцелуй оставлял такие чувства. Ему вовсе не хотелось, чтобы его первый поцелуй случался вообще. А потом появился Гониль. Нет, точнее, сначала появился Сынмин с физиономией такой кислой и брезгливой, будто его пригласили на похороны, а не знакомиться с будущими коллегами, следом за ним в комнату завалился Джуён, а уже потом появился Гониль. Спокойно прикрыл за собой дверь, осматриваясь с плохо скрываемым любопытством, и Хёнджун пропал. Сердце в тот момент застучало быстро-быстро, как в старых диснеевских мультиках, и Хёнджуну казалось, будто его стыдный стук слышат все в этой комнате. На все вопросы он отвечал невпопад, путаясь в словах и опуская глаза в пол, руки дрожали, отчего пришлось спрятать их в карман толстовки, и мучавший его громкими расспросами Джисок решил, что он просто интроверт, которого ещё не время вытаскивать из прочной скорлупы. Сынмин продолжал хмуриться, Чонсу улыбался за них двоих, Джуён нервно качался на стуле, а Гониль то и дело бросал взгляды на Хёнджуна. Будучи в самом деле глубоким интровертом, Хёнджун проявленное к нему внимание замечал сразу, но интерес от Гониля ощущался не так, как от прилипчивого Джисока или дружелюбного Чонсу. Совсем не так. По-другому. Хёнджун не понимал, почему именно от голоса Гониля терялись все слова и пересыхало в горле, почему именно от его прикосновений щёки теплели на пару градусов, ладони потели, а язык заплетался. Понял он это только через несколько месяцев — когда закончился промоушен дебютной песни, на носу висел выпуск первого миника, а они все были по уши загружены работой. Когда в один из таких загруженных и тяжёлых дней, точнее, ночей — часы показывали 02:49, — Хёнджун услышал в темноте их с Гонилем комнаты тихое: — Ты мне нравишься, — и вот тогда он наконец всё понял. Хёнджуну двадцать, но весь его опыт чего-то романтического закончился на том ненастоящем поцелуе с одноклассницей во время школьного спектакля. С мемберами они сблизились и притёрлись друг к другу настолько, что уже почти не имели секретов друг от друга. Хёнджун знал, что в Америке Гониль встречался с девушкой, и среди них всех был в этом плане более опытным. Знал, что Чонсу и Сынмин вместе готовились дебютировать в танцевальной группе, и первый поцелуй разделили друг с другом (они всё ещё пытаются притвориться, что ничего не было, игнорируя шутки и подколки Джуёна с Джисоком). И конечно же Хёнджун знал, что у Джисока не было отбоя от девчонок в школе, поэтому свои поцелуи тот перестал считать раза так после четырнадцатого. Нулевой опыт в каких-либо отношениях (и поцелуях в том числе) был только у него и Джуёна, но по тёплым взглядам Сынмина, которыми он украдкой окидывал их макнэ, когда думал, что их никто не видит, Хёнджун догадывался, что этот пробел Джуён восполнил с лихвой и не без помощи их хитрого клавишника-лиса. И вот сейчас, когда время близится к трём часам ночи, сердце грозится выпрыгнуть из груди, а сам Хёнджун забывает дышать, сейчас Гониль осторожно накрывает его ладонь своей, словно спрашивая разрешения, и опускает глаза на его губы. Гониль хочет его поцеловать. Он знает, с каким трудом даются Хёнджуну первые шаги, поэтому не торопит и не торопится, придвигается к нему очень медленно и даёт тем самым возможность отстраниться и отвернуться. Хёнджун не хочет отворачиваться. Он переворачивает руку на кровати ладонью вверх, переплетает их пальцы и задерживает дыхание, с трепетом глядя на слабую улыбку Гониля. «Я хочу, чтобы он меня поцеловал», — с колотящимся сердцем думает Хёнджун за секунду до того, как Гониль наклоняется к нему. Ему очень страшно, тревожно и немножко волнительно, но того отвращения, которое он испытывал при мыслях о поцелуях раньше, больше нет. Он закрывает глаза, и следующая мысль звучит в голове оглушительно громко, начисто сметая всё остальное: — «Я хочу, чтобы его язык был у меня во рту». Гониль не может слышать мыслей в его голове, это полный абсурд, пусть Хёнджуну и кажется, что они разносятся громом по комнате. Но когда он сокращает несколько сантиметров между ними и легонько касается его губ невинным поцелуем, Хёнджун чувствует, как старый страх едва-едва, но отступает. У Гониля тёплые и мягкие губы, он может даже уловить слабый аромат фруктовой гигиенической помады. И это очень приятно. И даже не страшно. На губах ведь нет микробов, верно? Ощущение тёплых губ пропадает, и Хёнджун даже не может понять, насколько сильно ему это понравилось. Гониль всматривается в его глаза, словно пытается прочитать в них ответ — было ли Хёнджуну приятно, или же он этого не хотел? К какому выводу он приходит, Хёнджун не знает, но может догадаться по мягкой улыбке и тёплым искоркам в глазах. Гониль поднимает одну руку, кончиками пальцев гладит его по щеке, и Хёнджун подставляется под его ласку, словно робкий питомец. Целоваться с Гонилем приятно и вовсе не страшно. Они с Гонилем встречаются. То есть, он теперь официально парень Гониля. Это здорово и классно, потому что... Хёнджун просто думает, что это классно. Со стороны, конечно, вряд ли скажешь — их группа с самого дебюта получила в агентстве клеймо самых тактильных и липучих друг к другу комочков, и это было в порядке вещей, что Гониль мягко перебирал волосы Хёнджуна, когда тот лежал у него на коленях. Это было обычным делом, когда во время ужина Хёнджун обнимал Гониля со спины, носом утыкаясь в плечо и вдыхая аромат его парфюма. Это было нормально, что они почти всегда держались за руки, и Гониль часто игрался с многочисленными кольцами Хёнджуна, нежно гладя его пальцы. А если уж некто особо умный и не любящий овощи начинал хихикать, то одного лишь строгого взгляда Гониля хватало, чтобы обрубить всё хихиканье на корню. Строгого взгляда и хлёсткого подзатыльника со стороны Сынмина, которого Джуён отчего-то слушался охотнее остальных. Хёнджуну двадцать, почти двадцать один, и он уже не боится поцелуев. Они с Гонилем встречаются почти три месяца, и это лучшее время в его жизни. Хёнджуну нравилось возвращаться с Гонилем из студии, когда улицы были темны, и они могли без опасений держаться за руки. Нравилось наблюдать за тем, как Гониль занимается в тренажёрном зале, отвлекаясь от упражнений только для того, чтобы послать ему влюблённую и слегка усталую улыбку. Нравилось проводить с Гонилем каждую свободную минуту, даже если всё сводилось к тому, что они просто засыпали в объятиях друг друга, моментально вырубившись после тяжёлых репетиций. Сейчас Хёнджун сидит на кровати и наблюдает за тем, как его парень работает над новой песней. Экран ноутбука отбрасывает на лицо Гониля блики, он хмурится и кусает губы, то и дело прикладывая к уху один из висящих на его шее проводных наушников. Хёнджун смотрит на него какое-то время и даже сам не замечает, как тянется к его губам, замирая в самый последний момент, потому что вспоминает, что Гониль не любит, когда его отвлекают от работы. Но это неуловимое движение, сопровождаемое тихим скрипом продавленного матраса, не ускользает от глаз Гониля, и он поднимает голову, вопросительно глядя на Хёнджуна. — Что такое, малыш? — Поцелуй меня. Гониль мягко улыбается, убирает ноутбук с коленей на свободную часть кровати, тянется к Хёнджуну и оставляет лёгкий поцелуй на его губах, но отстраниться и вернуться к работе ему не даёт рука, схватившая за футболку. — Не так. — Хёнджун и не предположить не мог, что будет так сложно произнести это вслух. Он делает пару глубоких вдохов в попытке унять застрявшее в горле волнение, низко наклоняет голову, избегая взгляда, и шепчет: — По-другому. — По-другому? — с удивлением переспрашивает Гониль, вскидывая брови, и каких титанических усилий Хёнджуну стоит кивнуть, знают только небеса. — По-настоящему. Хёнджун закрывает глаза и еле сдерживается, чтобы не зажмурить их совсем, когда Гониль осторожно приподнимает его лицо за подбородок и гладит по щеке. Второй поцелуй ложится на его губы, но уже не такой, как первый, несколькими секундами ранее: теперь Гониль прижимается сильнее, пальцами фиксируя его лицо. Что делать и как себя вести, Хёнджун не знает, поэтому он слегка приоткрывает рот, и Гониль тут же пользуется этой возможностью и прихватывает его нижнюю губу своими, чуть сжимая и почти сразу отпуская. Ощущение новое, незнакомое и волнительное. И чуть мокрое; оно становится ещё сильнее, когда Гониль повторяет всё заново, но уже настойчивее, проводит своим языком по губе Хёнджуна, и от явного следа слюны по затылку бегут панические мурашки. А потом Гониль кладёт ладонь ему на затылок, прогоняет мурашки теплом своих пальцев, одновременно с этим проникая языком в его рот, и Хёнджун вздрагивает, резко открывая глаза. Пару секунд он смотрит на слабо трепещущие ресницы Гониля, а затем тот открывает глаза тоже, и Хёнджун чувствует, как тонет. Гониль скользит рукой от затылка к шее, гладит успокаивающе, и Хёнджун расслабляется, снова закрывая глаза и выпуская из напряжённых пальцев его футболку. Это вовсе не так противно, как он всегда считал. Это тепло, мягко и немного мокро, но очень хорошо, хотя Хёнджун слабо паникует, не зная, как правильно дышать, и ещё ему думается, будто его нос слишком большой, он мешает всему процессу, а язык задеревенел и ощущался в собственном рту чужим. Но Гониля, кажется, это ничуть не смущает. С каждой секундой он становится все увереннее и властнее, кусает губы Хёнджуна, вылизывает его рот — по-другому и не скажешь! — с недвусмысленными громкими звуками, и Хёнджун невольно думает о том, сколько же миллиардов микробов он только что забрал с чужой слюной. Миллиарды микробов, миллионы из которых могут переносчиками опасных инфекций, однако сейчас эта мысль не ввергает его в ужас и не заставляет панически вспоминать весь тот список болезней, которые можно подцепить через подобный активный слюнообмен. Совсем наоборот — Хёнджуну это нравится. Он улыбается, чувствуя во рту сладкий привкус — некоторое время назад Гониль закинул в рот последнюю малиновую конфету, и её слабый вкус Хёнджун мог чувствовать сейчас на своём языке. Они целуются долго, очень долго. Гониль отрывается от его губ только для того, чтобы перевести дыхание, но затем целует снова, будто никак не может насладиться выпавшим шансом. Хёнджун торопливо глотает накопившуюся слюну и снова позволяет себя жадно целовать, с облегчением чувствуя, что прежние страхи рассасываются, оставляя после себя только тепло и спокойствие. Гониль нежный, от его губ хочется растаять, и Хёнджуну кажется, будто именно это он и делает — тает под его поцелуями и прикосновениями, будто плитка шоколада, оставленная под лучами солнца. Целоваться с Гонилем приятно, и Хёнджун не понимает, почему не сделал этого раньше.