Я ирландец

      Снег за окном кружил медленно и ложился мягко, вот только тучи были практически чёрные. Почему так темно, из-за этих туч или позднего часа – было не разобрать. Хэйтем чувствовал себя явно подавлено. Его обычно строгое или нейтрально-благожелательное лицо сейчас выражало лишь печаль и подавленность, и Шэй даже знал причину. В последнее время Магистру американской ложи тамплиеров не везло от слова совсем. И дело было не в перекладывании ответственности на вышние силы или недостаточном старании, нет. Хэйтем работал, как никто другой, прикладывал максимум усилий, но... Но. Наверное, это и называется «не сошлись звёзды».       Сегодня Магистр окончательно устал, и поэтому вечер проводил в своём кабинете на пару со стаканом рома, не смотря на свою нелюбовь к очень крепким напиткам. И даже приход капитана, верного ему всеми душой и сердцем, воспринял меланхолично и ровно.       Ничего не говорил, не спрашивал, но и не гнал прочь, словно молчаливое присутствие Шэя хоть отчасти, но помогало справиться с тоской.       – Хэйтем.       Отклик вышел тихим и доверительным, и Магистр волей-неволей поднял взгляд, тут же перехваченный Шэем: глаза в глаза, проникновенно, так, как может только он.       – Далеко-далеко отсюда, на земле, где рождались мои предки, где родились мои мать и отец, есть волшебный камень, на котором короновали всех ирландских королей. Камень Красноречия. Тот, кто поцелует его, обретёт удачу на три года. Но все ирландцы впитывают эту магию при рождении, а потому, если нет камня, но рядом есть ирландец…       Шэй красноречиво улыбнулся и сверкнул взглядом, а потом и вовсе поднялся и шагнул вперёд, останавливаясь всего в каком-то метре от кресла Хэйтема.       – Ты же всегда говоришь, что сам творишь свою удачу, – Хэйтем усмехается, но даже в этой усмешке видны грусть и тяжесть усталости.       – Одно не исключает другого.       – Ты так уверен в правдивости этой сказки, – голос Хэйтема на первый взгляд равнодушен, однако Шэй достаточно узнал своего Магистра, чтобы уловить в этих словах надежду. Он хочет верить в эту сказку, хочет, чтобы ему начало везти, а работа на износ не была напрасной.       – Мы видели достаточно артефактов Предтеч, чтобы поверить в сказки. Кто знает, может этот камень – именно артефакт, не утративший своих сил?       Хэйтем смеётся тихо и обречённо, с некоторым надрывом, но медленно поднимается с места, оставляя стакан с ромом на столике рядом, а затем делает шаг, уничтожая последнюю дистанцию. Шэй молча принимает его в свои объятия – достаточно тактичные, но при этом мягкие и неожиданно любящие, так что у Хэйтема готовы подогнуться колени – и ром тут совсем не при чём.       Хэйтем впервые видит Шэя так близко, впервые заглядывает в эти невообразимые ореховые глаза, а ещё ощущает на коже тёплое дыхание.       Они оба не понимают, кто из них первым подаётся вперёд, кто первым целует. Губы у Хэйтема горячие и мягкие, на вкус, как выпитый ром. У Шэя – шершавые и обветренные, сухие.       Поцелуй выходит долгим, но поверхностным. В нём нет страсти, зато есть нежность, тепло и надежда. Искренность.       За одним поцелуем следует второй, а затем и третий, четвёртый и пятый ложатся на уголок губ Хэйтема и щёку, шестой и седьмой – на другую щеку и на линию челюсти, почти на шею. Хэйтем слишком разбит, он добровольно отдаёт себя в руки Кормака, мысленно заранее соглашается с тем, что сегодня может произойти, но...       Шэй дальше не идёт. Отстраняется, оставляет ещё один – самый последний – поцелуй в уголке губ, а затем просто прижимается в объятии, позволяя опустить голову себе на плечо.       Они просто молчат, без ненужных и вульгарных слов поддержки, и Хэйтем благодарен за это.       – Завтра будет новый день, мой Магистр. Тебе надо выспаться.       И Хэйтем с этим согласен.