Как феникс, из пламени восставший

      Сколько времени этот огромный корабль, на первый взгляд напоминающий колоссальных размеров дворец, провел в варпе, не смог бы ответить никто, ведь в Имматериуме время текло не линейно, а потому для обитателей корабля, если таковые там еще оставались, мог пройти как час, так и несколько тысячелетий, полных безумия, лишений, а может чего и похуже. Некогда величественный и прекрасный, окрашенный в пурпур и с золотыми вставками, бронированный корпус линкора был сильно изъеден коррозией варпа, из-за чего этот некогда великолепный корабль, построенный не абы где, а на верфях Юпитера, теперь напоминал уродливое животное, в искаженных чертах которого еще оставались некоторые намеки на его некогда благородное происхождение. Увы, их становилось все меньше и меньше, и не было никаких сомнений в том, что однажды наступит тот миг, когда линкор окончательно утратит свои уникальные черты и превратится в гротескную пародию на самого себя, ведь ужасный отпечаток Губительных Сил уже невозможно было стереть никаким образом, а потому каждый, кому «посчастливилось» бы увидеть это космическое чудовище, смог бы безошибочно определить его принадлежность к силам Хаоса.       Со стороны невозможно было понять, обитаем ли корабль или же давно заброшен, как и не было ни одного намека на то, что сам линкор еще на ходу, лишь за исключением продолжающего каким-то чудом функционировать поля Геллера, лишь благодаря которому чудовищные обитатели варпа все еще не разорвали корпус линкора на части, в стремлении как можно быстрее добраться до всех тех, кто еще мог бродить по длинным, погруженным во мрак коридорам, и не важно, кто именно это мог бы быть — «везунчик» все равно бы проклял тот миг, когда его угораздило застрять на борту корабля, давно ставшего безвольной игрушкой варпа. Игрушкой, которую никто не собирался так просто отпускать, и тем удивительней был тот миг, когда могучие волны варпа внезапно вышвырнули свою добычу в реальный мир, где-то на окраинах безымянной системы, которая вряд ли была обозначена хотя бы на одной известной звёздной карте. Здесь не было обитаемых планет, лишь несколько газовых гигантов, не имеющих даже спутников, а потому некому было привлечь чье бы то ни было внимание к внезапно появившемуся из глубин варпа гостю. Никто не спешил к нему навстречу, с целью узнать причину его появления в данной системе и что именно оно сулило местным жителям, а потому некому было прочитать название корабля, написанное на высоком готике и пусть плохо различимое, но все еще вполне себе читаемое:       «Гордость Императора».       Подавляющая часть граждан Империума никогда не слышала об этом корабле, не знала, кому он принадлежит, а также о тех великих и ужасных делах, что некогда творились на его борту. Они не могли знать, во что превратились некогда прекрасные коридоры линкора, и какие ужасы поджидали их внутри, если бы кому-нибудь пришла на ум столь глупая идея, как взойти на борт «Гордости Императора». И уж тем более некому было услышать исполненный боли и тоски безмолвный крик, что мог бы с легкостью ввергнуть в отчаяние даже самого бесчувственного и жестокого убийцу с черным, насквозь прогнившим сердцем, если оно вообще когда-нибудь у него было. Мог бы, если бы хоть кто-нибудь имел возможность услышать этот отчаянный вопль, ибо за прошедшие тысячелетия не нашлось никого, кто смог бы похвастаться подобным достижением, даже если случайный человек, или кое-кто похуже, проходил всего в паре метров шагов от источника крика. Они даже могли часами смотреть на него, изучать каждую деталь, его самые мельчайшие штрихи, и поражаться невероятному таланту художника, столь прекрасно передавшего ужас в глазах изображенного на портрете человека, но в какие бы глубины безумия и ужаса им бы не довелось погрузиться, и сколь бы удивительные, даже невозможные вещи не довелось увидеть, даже они не могли предположить, что отображенный на холсте ужас в глазах был настоящим, как и мучительная гримаса, исказившая прекрасные черты лица. Так могла выглядеть агония человека, запертого в собственном теле и вынужденного бессильно наблюдать за событиями, повлиять на ход которых он никак не мог, а потому ему не оставалось ничего иного, как заходиться беззвучным криком, осознавая ту простую истину, что виновником всего происходящего является он сам. И эта мысль была страшнее самой изощренной пытки, какую только породить самый больной и извращенный разум. Она ни на миг не давала покоя, терзала на столь невообразимом уровне, о существовании которого не догадался бы даже самый опытный пыточных дел мастер, ведь в данной ситуации жертва являлась своим же собственным палачом.       Практически никто во всей известной Человечеству Галактике не знал о том, что в портрете, вот уже многие тысячелетия пребывающем в недрах линкора класса «Глориана», была заключена душа примарха.       Иногда мир застывал перед взором невольника, и в течении долгих десятилетий не происходило вообще ничего, никто не входил в заброшенный зал, «Ла Фениче», некогда прекрасный, но ныне представляющий собой настоящий музей безумия и всевозможных извращенных идей, какие только могли прийти на ум любого живого существа, и в качестве материала для новых композиций здесь использовалось все, что только можно было придумать, начиная с банальной, а потому казавшейся недостойной внимания краски и заканчивая человеческой кожей, кровью и отходами жизнедеятельности. Иногда, раз в столетие, кто-нибудь заглядывал в зал, быстро оглядывал его необычные убранства, убеждался, что картина по прежнему покоится на своем законном месте, после чего быстро удалялся прочь. Но иногда все менялось, включалось освещение, от вспышек которого разболелись бы глаза даже у Космодесантников, и в этот момент «Ла Фениче» вновь оживала и преображалась, сюда со всего корабля стекались его обитатели, от одного только вида которых человек испытал бы одновременно похоть и отвращение, и на долгий срок зал превращался в один большой храм, в котором служения проводились в виде чудовищных оргий, с использованием веществ, в существование которых сложно было даже поверить. В равной степени проливались кровь и ихор, крики боли превращались в сладострастные похотливые стоны, и вся эта какофония звуков могло свести с ума неподготовленную личность, если бы ее угораздило попасть на это сборище. Все это безумное веселье продолжалось день за днем, неделя за неделей, месяц за месяцем, пока участники оргии вновь не утрачивали интерес к «Ла Фениче» и ее постоянному обитателю, после чего перебирались в другое место, а зал в очередной раз погружался вот мрак.       Быть может, кто-то хотел таким образом выказать свое уважение давно пропавшему примарху и видом своих искаженных тел порадовать взор если не самого Фулгрима, то хотя бы его портрета, но иногда дух примарха посещала мысль о том, что кто-то из обитателей линкора знал истину и таким образом хотел над ним поглумиться. Ну что же, такое вполне могло быть возможно, как никак, служители Слаанеш получали удовольствие из всего, что только можно, и не было для них ничего слаще, чем чужие муки, особенно если страдало не только тело, а сам дух несчастного. Вполне подходящая участь для предателя, который заметил расставленные коварным врагом сети слишком поздно, и лишь в тот миг, когда была пролита кровь брата, истина открылась перед его глазами, и наказание за столь тяжкий грех не заставило себя долго ждать. Картина стала его тюрьмой, брат не захотел ему помогать, решив, что так для него будет даже лучше, и лишь Аврелиан пришел в ярость, когда узнал правду. Он даже хотел ему помочь, поклявшись проклятому демону, что заставит того вечно страдать, но тот всё-таки умудрился всех перехитрить. О, как он смеялся и глумился над своей жертвой, стоя перед перед портретом и рассказывая безвольному узнику о своих отвратительных деяниях! Как мечтал примарх вырваться из своего заточения и разорвать эту лживую тварь на части, но куда там! Демон лишь смеялся в ответ, наслаждаясь мучениями узника. А затем самозванец исчез, будто его и вовсе не было, а примарх так и остался узником в собственном портрете.       Проходили столетия, истерзанная душа примарха не знала, что сейчас происходит и что служит причиной тому или иному событию, но ей было ведомо то, что пыткам ее не будет конца и никто не придет на помощь, ведь для этого нужно было знать об участи примарха, а проклятый демон хорошо замел за собой все следы, искусно выдавая себя за самого Фулгрима, а потому надежды на спасение не было, и как некогда «Гордость Императора» блуждала по волнам варпа, так и сечас продолждала бесцельно парить в пустоте, вокруг безымянной звезды. Казалось, что так будет продолжаться вечно, пока на самом краю системы не открылся варп-разлом, и из него, подобно хищной тени, не выскользнул крейсер класса «Лунный», окутанный ореолом из молний потусторонних энергий. Членам команды корабля, чей древний бронированный корпус говорил как о его весьма почтенном возрасте, так и о трепетном отношении самого экипажа к этому древнему монстру, потребовалось некоторое время, чтобы проверить все системы и убедиться в том, что переход прошел успешно, а на борт их судна не проникли незваные гости. Лишь спустя несколько часов заработали маршевые двигатели, и крейсер, изготовившись к возможному бою, пришел в движение, взяв курс прямо на «Гордость Императора», словно прибывшие изначально знали точное местонахождение линкора.       — Ну что, момент истины? — произнес Феликс Линнпель, капитан корабля, когда авгуры крейсера засекли громадную «Глориану» и ее изображение появилось на мониторах. — Если вся эта затея окажется впустую…       — Не окажется, — уверенно возразил ему сержант Максимилиан Дебрэ, одновременно с этим проверяя, насколько хорошо силовой меч выходит из ножен. Облаченный в доспехи терминатора, он казался еще более рослым по сравнению с довольно невысоким Линнпелем. — И вообще, нечего раньше времени изводить себя вопросами и домыслами, которые лишь отвлекают нас от конечной цели, все равно мы ни на что более не можем повлиять. Либо мы достигнем желаемого, либо вернемся к Первому капитану с пустыми руками. Третьего не дано.       — Вообще-то, дано, — капитан возразил Космодесантнику, — может случиться так, что полученная от наших союзников информация окажется ложной, и эта громадина уничтожит нас первым же залпом своих орудий. «Нормандия», без всяких сомнений, является крепким и надежным судном, ее дух силен, как никогда, и постоянно рвется в бой, но в схватке против боеспособной «Глорианы» у нас нет ни единого шанса.       Не сказав в ответ ни слова, Дебрэ лишь окинул Линнпеля своим пронзительным взором, отмечая тот очевидный факт, что этот лысеющий мужчина с бледным, одутловатым лицом и серыми глазами, в целом прав. Его возраст давно перевалил за сотню лет, и опыта у капитана было более чем достаточно, но Дебрэ просто не мог вернуться к Вольфгангу Бахре с пустыми руками и сообщить, что его постигла неудача. Слишком многое было сделано за последние десятилетия, слишком много сил и ресурсов было вложено Легионом в реализацию их долгоиграющих планов, и провал на столь важном этапе будет хоть и не критичен, но все же крайне неприятен для Золотых Львов и их союзников. И это всего в шаге от того, когда осталось приложить последние усилия, в результате которых к ним вернется примарх, а потому мысль о возможном провале возложенной на него миссии причиняли Дебрэ разве что не физические мучения.       Линнпель, в свою очередь, разглядывал замершего напротив него Космодесантника, на доспехах которого был изображен лев с гривой, сотканной из молний, что говорило о его принадлежности к Грозовым Львам, чьей обязанностью после утраты примарха и согласно его последнему приказу стало обеспечение безопасности Первого капитана Второго Легиона. Так оно и повелось еще со времен Исхода, но многие из этих элитных воинов окрасили свои шлемы в серый цвет, который согласно традициям алессианцев, являлся цветом скорби и утраты. Грозовые Львы не могли простить себя за то, что не выполнили ту миссию, что была возложена на них еще почти что в самом начале Великого Крестового Похода, они не уберегли примарха, и пусть с той поры минули тысячелетия, среди них до сих пор встречались личности, которые в память о лежащих на них позоре продолжали красить свои шлемы в цвета скорби. Судя по тому, что шлем Дебрэ также был окрашен в серый цвет, он разделял убеждения своих предшественников, хотя их уже давно никто ни в чем не упрекал, а раз так, Первый капитан просто не мог выбрать кандидатуру лучше, и не было никаких сомнений в том, что Дебрэ скорее предпочтет собственноручно вскрыть себе глотку, чем вернется к Бахре с пустыми руками.       — До контакта еще три часа лету, сержант, — отвернувшись, произнёс Линнпель, — советую вам как следует подготовиться, ведь мы понятия не имеем, что поджидает вас внутри.       — Хорошо, — согласился с ним Дебрэ и направился к выходу, планируя как можно быстрее добраться до ангара, где его уже дожидались два штурмкатера. — Дайте знать, если что-то пойдет не так.       — Если что-то пойдет не так, — последовал ответ, — вы узнаете об этом быстрее, чем я успею открыть свой рот.       Чтобы добраться до ангара, Максимилиану потребовалось некоторое время, но вот перед его взором предстали две «Громовые Птицы», подле которых, под пристальным надзором техножреца, суетился обслуживающий персонал, а замершие чуть поодаль Космодесантники из числа Вестников Рока деловито проверяли свое вооружение и нет-нет, да поглядывали на замершее немного в стороне отделение Астартес, закованных в темно-серую силовую броню довольно необычного дизайна, аналогов которой, как Максимилиану было доподлинно известно, не было ни у одного лояльного Империуму ордена Космодесанта. Сам сержант вовсе не хотел привлекать данное отделение к столь важной миссии и даже выступал решительно против, когда Дебрэ уведомили об их участии, но приказы Первого капитана не обсуждались, их следовало исполнять, и не важно кто и что думал по этому поводу. И пришлось Максимилиану, скрипя зубами, принять помощь подразделения Ванитас, понимая, что ненужное упрямство может дорого ему обойтись, а с учетом того, что на «Гордости Императора» их действительно может поджидать все, что только душе угодно, отнюдь не будет лишней помощь Астартес, специфика создания которых держалась в строжайшем секрете, и никто за пределами апотекариона не имел ни малейшего представления о том, что именно было использовано для создания этих устрашающих даже Космодесантников воинов, так как первые эксперименты в Легионе на данной ниве начались еще при предшественнике нынешнего Первого капитана. В результате, спустя столетия кропотливого труда все, чего смогли добиться апотекарии, было всего три десятка Космодесантников Ванитас. Так что не было ничего удивительного в том, что даже при беглом взгляде на эти безликие фигуры, со стороны напоминающие бездушные машины, Дебрэ чувствовал, как у него все внутри переворачивается. Уж больно зловещей была окружающая их аура, и это было отнюдь не фигуральное выражение.       Как и не было ничего удивительного в том, что облачившаяся в зеленые одеяния Видящая, опирающаяся на длинное копьё, как на посох, также старалась держаться от подразделения Ванитас подальше. Сопровождавшие ее до ангара воины аспекта Огненного Дракона вроде бы стояли неподвижно, их лица были закрыты высокими шлемами, но Дебрэ ни на минуту не сомневался в том, что они также с неодобрением смотрят на мрачных воинов и подспудно не ожидают от них ничего хорошего. Увы, но именно недоверие со стороны союзников и братьев по оружию было той ценой, которую Космодесантники Ванитас платили за свою ужасающую эффективность на полях сражений, оспаривать которую не осмеливался никто.       — Я до сих пор сомневаюсь в том, что ваш примарх одобрит их существование, — неожиданно произнесла Видящая, кивнув головой в сторону Ванитас. — Если моя мать не ошиблась в своих описаниях, Шепард вряд ли останется доволен решением Первого капитана.       — Я тоже не в восторге, госпожа Авиенда, — ответил Дебрэ, — но в нынешних непростых условиях нам приходится использовать все, чтобы сокрушить Губительные Силы.       — Это я понимаю, — ответила эльдарка, — но все равно не одобряю. Их существование противоестественно.       — Сержант, — ожил вокс-передатчик, — мы приближаемся. Советую вам занять места.       — Принял, капитан, — ответил Дебрэ, после чего обратился к остальным. — Вы знаете, что стоит на кону, братья! Не посрамим же честь Легиона!       Вестники Рока, закованные в доспехи терминаторов, ответили ему одобрительным гулом, после чего принялись грузиться на борт штурмкатера, в то время, как отделение Ванитас, в последний раз проверив свое необычное вооружение, поднялись на борт второго транспортника.       — Госпожа, — Дебрэ повернулся к Видящей и указал ей на штурмкатер, — прошу.       — Благодарю, сержант, — ответила ему Дей’шаль и с грацией, скорее подходящей экзотичной танцовщице, направилась в «Громовой Птице», в то время, как сопровождавшие ее до этого воины остались на борту «Нормандии». Никто не знал, как в случае успеха примарх отреагирует на присутствие ксеносов, а потому было принято решение свести их участие в операции до минимума. К тому же, Авиенда Дей’шаль всех уверила в том, что ее талантов и опыта будет вполне достаточно для того, чтобы осуществить задуманное.       Пилоты штурмкатеров прогревали двигатели и в последний раз проверяли бортовые системы своих машин, в то время как их пассажиры занимали свои места и проводили последнюю перекличку, дабы убедиться, что все на месте. Разумеется, опоздавших не было и быть не могло, но в свете важности предстоящей миссии все делалось строго по уставу, и отклонения от него были попросту недопустимы. Тем временем, бронированные створки ангара разъехались в стороны, и теперь от безжалостной пустоты космоса людей отделяла лишь тонкая пленка защитного поля, а в поле зрения экипажа «Нормандии» неспешно вплывала громада «Гордости Императора», чей ужасающий и в тоже время величественный вид мог внушить страх кому угодно. Глядя на огромный линкор, ни у кого не возникало сомнений в том, что в случае боя у «Нормандии» не останется другого выбора, кроме как спасаться бегством, ведь у крейсера не было никаких шансов выстоять против «Глорианы», способной в одиночку уничтожать целые флотилии неприятеля.       — Авгуры обнаружили несколько открытых ангаров по левому борту, сержант, — вновь ожил вокс-передатчик, но теперь с Дебрэ разговаривали пилоты штурмкатера, — но защитное поле не включено, так что будьте осторожны. Мы не заметили энергетических всплесков, но это может вообще ничего не значить.       — Принял, — последовал ответ. — Можем начинать.       Получив разрешение на вылет, штурмкатера взревели двигателями и один за другим покинули ангар, после чего устремились к мрачной громаде вражеского корабля. Пролетев под его ощетинившимся орудиями килем, пилоты «Громовых Птиц» устремили свои машины к распахнутым ангарам, местоположение которых теперь отображалось на их мониторах, и спустя некоторое время оба штурмкатера влетели внутрь погруженного во мрак помещения, все поверхности которого были покрыты инеем и холодной пылью. Потребовалось некоторое время, чтобы пилоты сперва нашли безопасное место для посадки, а затем Космодесантникам пришлось повозиться, чтобы проникнуть внутрь корабля через задраенные наглухо люки, некоторые из которых пришлось вскрывать при помощи мельта-зарядов.       — Мы внутри, — доложил Дебрэ, стоило отряду оказаться в зоне, где им уже не угрожал космический холод и вакуум.       — Удачи, сержант, — раздалось в ответ пожелание Линнпеля.       — Построение «Сигма», — велел Максимилиан, — всем быть настороже.       Последние слова были откровенно лишними, ведь проникшие на борт «Гордости Императора» Вестники Рока и так прекрасно понимали, что они здесь отнюдь не на увеселительной прогулке, чему только способствовала царящая вокруг темнота, а также доносившиеся до обострённого слуха людей звуки, не сулящие им в самом ближайшем будущем ничего хорошего. Первыми шли терминаторы, которые по сути занимались обеспечением безопасности Авиенды Дей’шаль, ведь в случае ее гибели на всем плане скорее всего придется ставить жирный крест, а так как в рядах самого Легиона псайкеров никогда не жаловали, заменить Видящую было попросту некем, разве что только другим представителем ее народа, но на борту «Нормандии» не было никого с нужными навыками и необходимым уровнем знаний, а потому Дей’шаль шла в самом центре построения, а замыкало строй отделение Ванитас.       — Я чувствую силы варпа на борту корабля, — произнесла Авиенда, прислушиваясь к собственным ощущениям.       — Демоны? — спросил Дебрэ, на что получил утвердительный кивок. — Хорошо, что нам есть, чем им ответить.       Им пришлось пройти немало заваленных мусором и черт знает чем еще коридорам, разрисованных вдоль и поперек похабными рисунками и нечестивыми символами Губительных Сил, прежде чем отряд достиг той части корабля, которая когда-то называлась Триумфальным Путем. Архивы Легиона описывали этот длинный коридор с высоким потолком, как «витрина всего прекрасного в человеческом искусстве», путь, полный бронзовых статуй героев Двадцать восьмого Экспедиционного флота, а между ними некогда висели прекрасные полотна, нарисованные лучшими умельцами, что стекались на зов Фулгрима со всего Империума. Триумфальный Путь вёл в Гелиополис, что некогда являлся сердцем Третьего Легиона Детей Императора, там принимались все военные решения и строились дальнейшие планы. Ныне же все изменилось, некогда ярко освещенный Триумфальный Путь предстал перед Вестниками Рока и Видящей погруженным во мрак музеем мерзости и разврата, скульптуры героев исчезли, их заменили статуи шокирующего характера, отображающие нечестивых и оскверненных существ, не имеющих ни малейшего право называться людьми. Многие из них были обработаны пигментами, выведенными из нечистот, что, оставаясь нетронутыми, давно обросли толстыми коврами из плесени и какой-то непонятной субстанции. Исчезли и картины, точнее, они были заменены на что-то безобразное, соответствующее новым вкусам участников Двадцать восьмой флотилии, и Вестники Рока даже не хотели думать о том, с помощью чего они были нарисованы.       — Отделение огнеметчиков здесь определенно не помешало бы, — пробурчал один из терминаторов, сжимавший в руках штурмовую пушку. Судя по тому, как он водил дулом из стороны в сторону, Космодесантник с удовольствием дал бы залп по местным «произведениям искусства».       — Не отвлекайся, брат, — приказал ему Дебрэ. — Мы здесь не за этим.       — Знаю, — послышалось в ответ, после чего отряд продолжил свой путь, останавливаясь всякий раз, когда до них доносился какой-нибудь подозрительный звук или же в темноте возникал намек на движение, но каждый раз, когда группа замирала на месте, все стихало.       — За нами следят, — впервые за все время миссии раздался в передатчике глухой голос Хоакина Чендрика, командира отделения Ванитас. — Наше проникновение не осталось незамеченным.       — Разумеется, — голос Авиенды был ровным, но Дебрэ мог только представить себе, каких усилий это стоило для Видяшей. — Наш враг вовсе не слеп, как бы нам того хотелось, и отнюдь не глух. Сержант, вы знаете куда идти дальше?       — Если местные не переделали весь корабль, — ответил ей Максимилиан, — то впереди должно быть ответвление, что приведет нас почти что прямиком к «Ла Фениче», госпожа. Если наши пленники не солгали или же с тех пор, как они последний здесь побывали, ничего не поменялось, картина должна быть именно там. К слову, вы так и не сказали, как вообще узнали о ее существовании.       — Есть вещи и пути, сержант, — ответила ему Дей’шаль, — о которых даже вам лучше не знать. Некоторые откровения могут стоить души и разума, если не быть готовым не что к ответам, но даже к самим вопросам, — видя, что Дебрэ вовсе не удовлетворен подобного рода пояснениями, Видящая добавила. — Могу лишь сказать, что мы посветили Первого капитана во все подробности, и он счёл их достаточно весомыми, чтобы не подвергать детали разглашению. А теперь, если не возражаете, давайте поспешим. Я не думаю, что наши враги будут и дальше терпеливо следить за нашими действиями, особенно когда они поймут, за чем именно мы пришли.       Максимилиан ничего не успел на это ответить, так как в этот момент прямо с потолка на них спрыгнули омерзительного вида твари, которые огласили весь Триумфальный Путь своим оглушительным визгом и диким смехом. На первый взгляд их можно было принять за полуобнажённых девиц, но уже довольно быстро стало ясно, кем они являлись на самом деле. Демонетки, чьи конечности зачастую заканчивались бритвенно-острыми клешнями, первым делом кинулись именно на Видящую, очевидно считая ее либо самым опасным противником, либо наиболее соблазнительной добычей, но в любом случае их решение дорого им аукнулось. Терминаторы встретили порождений варпа ударами своего силового оружия и залпами орудий, в то время, как вокруг Авиенды вспыхнула мерцающая белым светом сфера, при соприкосновении с которой демонические отродия буквально рассыпались в прах, который также довольно быстро исчезал. Вся схватка заняла какие-то жалкие мгновения, и вот от противника уже не осталось и следа.       — Поганые твари, — процедила Дей’шаль, гася защитную сферу.       — Мы легко с ними раздались, — произнес Дебрэ, перезаряжая штормболтер. — Наверняка тут есть кто-то более опасный.       — Мы с ними справимся, — раздалось в ответ, и отделение Ванитас выдвинулось вперед, обнажая свое грозное оружие. Каждый из этих зловещих воинов был вооружён силовым оружием, чаще всего мечом или когтями, но на деле главным их орудием являлся довольно вычурный на вид лазпистолет с длинным стволом и довольно узким дулом, от него тянулись кабели, подключенные непосредственно к силовой броне Космодесантника. Могучие терминаторы, привыкшие грудью встречать неприятеля, поспешили как можно быстрее убраться с пути Ванитас, ведомых в бой своим командиром. Чендрик повернулся к Дебрэ, и сержанту пришлось «любоваться» на шлем, на котором не было привычных взору Космодесантника вокс-решетки и линз, из-за чего Хоакин казался Максимилиану совершенно безликим, что только усиливалось осознанием того простого факта, что никто из присутствующих вообще никогда не видел Космодесантников Ванитас без шлемов.       — Куда идти, сэр? — спросил Чендрик.       — Если наши архивы не врут, то через двести метров слева должен быть проход, — ответил Дебрэ. — Он приведет нас на палубу, где расположилась «Ла Фениче».       — Принял, — раздалось в ответ, и отряд продолжил свой путь, только теперь возглавляли его, к глубокому недовольству последних, отнюдь не терминаторы.       Новая партия противников вывалилась им навстречу как раз из того самого прохода, и данная группа состояла из каких-то оборванцев, покрытых шрамами и татуировками с головы до ног, а оружием им служило все, что только подвернулось под руку. С диким воплем они кинулись на десантную группу, но те сами ринулись им навстречу, разя одного еретика за другим ударами своих клинков, кулаков и булав, решив не тратить на эту свору драгоценные боеприпасы, и даже Авиенда принялась раскручивать свое копье, одного за другим рассекая на части служителей Темного Принца. Но с каждым новым шагом, с каждым пройденным участком противников становилось все больше, и когда среди них появились первые Космодесантники-предатели, Ванитас пустили в ход свое оружие. Черные лучи тьмы рассекли толпу нападавших на части, уничтожая все, с чем они соприкасались, а те, кому не повезло оказаться в непосредственной близости, просто рухнули на пол бездыханными трупами. Трех залпов оказалось вполне достаточно для того, чтобы ошалевшие от ужаса слуги Губительных Сил принялись разбегаться кто куда, только бы подальше от замерших в проходе Космодесантников Ванитас, которых терминаторы поддерживали залпами своих орудий. В этот момент Дебрэ посмотрел на Видящую и увидел, как та прижимает руку к груди, из последних сил сдерживая отвращение.       — Путь чист, — доложил Чендрик. — Не думаю, что в ближайшее время найдется хоть кто-нибудь, кто осмелится на нас напасть.       — Не будьте настолько самоуверенным, — произнесла Дей’шаль, проходя мимо Ванитас, — всегда может найтись кто-то достаточно смелый или же настолько глупый, чтобы кинуться в даже самую отчаянную самоубийственную атаку.       — Во мне говорит не самоуверенность, а опыт, — последовал равнодушный ответ. — Первая жа демонстрация нашей силы, как правило, оказывается и последней. Вам ли не знать?       Авиенда резко развернулась, явно решив высказать Чендрику все, что она думает о нем лично и ему подобных, но в ситуацию поспешил вмешаться Дебрэ, напомнивший остальным о цели их миссии:       — Мы здесь вовсе не за тем, чтобы доказывать окружающим правоту той или иной стороны. Перед нами стоит задача, которую необходимо выполнить, и если из-за ваших стычек у нас ничего выйдет, виновник сам будет объясняться перед Первым капитаном Бахрой, и на мою поддержку можете не рассчитывать. Это вам ясно?       — Да, брат, — кивнул Чендрик.       — Более чем, сержант, — ответила Дей’шаль. — Приношу свои извинения, я забылась.       — Ну вот и чудно, — произнес Грозовой Лев. — Тогда вперёд.       Идти пришлось довольно долго, и пусть враг постоянно напоминал о своем присутствии, появляясь то тут то там, Дебрэ был вынужден признать, что Чендрик оказался прав — до самых дверей в «Ла Фениче» среди еретиков не нашлось смельчаков, что посмели бы на них напасть. Та демонстрация, которую учинили Ванитас, вселила животный ужас в прогнившие сердца предателей, но Дебрэ сильно сомневался в том, что она оказала такое же воздействие на трижды проклятых Детей Императора. Как никак, эти выродки были Космодесантниками, а это значит, что эффект должен быть не долгим, а предатели скорее всего просто готовят свой следующий ход.       Если верить архивам Легиона, когда-то «Ла Фениче» являлась одним из бриллиантов в короне Двадцать восьмого Экспедиционного флота, здесь собирались художники и скульпторы, певцы и поэты, здесь ставились как театральные представления, так и оперные постановки. Каждый дюйм зала был затейливо украшен, прекрасные мозаики украшали его своды, и в этом блистательном великолепии не было ничего лишнего, каждый элемент находился строго на своем месте, создавая прекрасное в своем изяществе произведение искусства. По крайней мере, именно так в далеком прошлом описывал «Ла Фениче» оставшийся неизвестным Золотой Лев, побывавший на борту «Гордости Императора» во времена Великого Крестового Похода, но оказавшись внутри, нынешнее поколение Космодесантников убедилось в том, что от былого величия не осталось и следа. Ныне «Ла Фениче» выглядело так, будто здесь устраивали оргии, перетекающие в чудовищные жертвоприношения, и все это сопровождалось действиями, которым попросту не существовало описания. Сцена, на которой некогда ставились представления, никуда не делась, но Золотые Львы и сопровождавшая их Авиенда не желали знать, что именно здесь теперь происходит, так как один только занавес из человеческой кожи говорил сам за себя.       Там, посреди сцены, в окружении рассеченных на части гниющих тел, на резной подставке, стояла картина, изображающая высокого мужчину в пурпурной, богато украшенной силовой броне.       — «Нормандия», — Дебрэ активировал вокс-передатчик, вызывая крейсер на связь, — цель обнаружена.       — Ты прав, ничтожество, — раздался чей-то режущий слух голос, источник которого располагался на одной из лож. — Я воистину вас обнаружил.       Космодесантники тут же заняли круговую оборону вокруг Видящей, а из тени выступила массивная фигура в раскрашенной во все известные цвета силовой броне. Представший перед Золотыми Львами когда-то был благородным воином Третьего Легиона, но теперь он превратился в отвратительную пародию на самого себя. Полностью обритая голова была иссечена глубокими шрамами, веки и губы полностью отсутствовали, удаленные хирургическим путем. Золотая цепочка, украшенная драгоценными камнями, протянулась от носа до левого уха, а само лицо было присыпано белой пудрой, и Дебрэ сразу же догадался, что сделали ее из чьих-то перемолотых костей.       — Позвольте представиться, меня зовут Малингар, и я должен признаться, что не знаю, чего в вас больше, наглости или глупости, — произнес предатель, — но мне почему-то кажется, что труп на троне, которому вы служите, вряд ли обрадуется такому странному союзу, — палец с длинным, окрашенным в ярко-красный цвет ногтем указал на эльдарку. — Или, быть может, вы привели эту тварь сюда, дабы принести ее в жертву Темного Принцу и тем самым усладить взор нашего любимого примарха? Если так, то добро пожаловать, и пусть нашего господина здесь нет, он все равно следит за нами через свое изображение. Но что-то мне подсказывает, что кем бы вы не были, явились вы сюда вовсе не за этим, не так ли?       В свободной руке Малингара, словно по волшебству, появился болт-пистолет, грянул выстрел, и в тот же миг на Золотых Львов со всех сторон ринулись орды культистов и демонов, следом за которыми неспешно шли Дети Императора. Их лидер, активировав прыжковый ранец, спикировал вниз, обнажив свой меч и стреляя на лету в открывших ответный огонь Космодесантников.       — Прикрывайте меня, пока я провожу ритуал! — крикнула Авиенда, устремившись к картине, но в последний момент остановилась и обратилась к Чендрику. — Держись со своими людьми от меня подальше, иначе вы все испортите! Будет лучше всего, если вы вообще не станет стрелять из этого.       Хоакин лишь кивнул в ответ и повел отделение Ванитас в бой, и стоило им врубиться в толпу, как демоны принялись разбегаться от них во все стороны, что не осталось для Детей Императора незамеченным. Явно не понимая причин происходящего, а также того, почему противостоящие им Астартес столь странно выглядит, предатели, многие из которых были вооружены мечами и саблями, кинулись им наперерез, намериваясь расправиться с ними как можно быстрее. Завязался яростный бой, и пока отделение Ванитас сдерживало кинувшихся в рукопашную Детей Императора и одним только фактом своего присутствия осложняли существование демонам, Вестники Рока, взявшиеся защищать Видящую, истребляли прущих на них культистов, которые непонятно откуда взялись в таком количестве и не пойми чем питались все эти годы. Помимо этого, терминаторам приходилось отстреливаться от Космодесантников, что обстреливали их с балконов.       Разрубив одним ударом какую-то тварь, которая в прошлом была то ли мужчиной, то ли женщиной, Дебрэ оглянулся убедиться, что с Авиендей все в порядке. Видящая не теряла времени впустую: возведя вокруг себя защитный барьер и встав перед портретом, она извлекла на свет черный куб со светящимся символом и глубоко вздохнула. То, что Дей’шаль собиралась проделать, было крайне опасно, и пусть она сама ратовала за исполнение данного плана, ее также не отпускало чувство того, что все происходящее является ошибкой, последствия которой были совершенно непредсказуемы. Сомнений добавлял и тот факт, что результат гаданий на рунах оказался довольно туманным, но отступать было уже поздно, союзники ее народа просто не поймут, если Авиенда внезапно откажется исполнить свою роль.       Золотые Львы не знали, что именно сделала Видящая, но сверкнула бледно-зеленая вспышка, и на сцене «Ла Фениче» внезапно появился обнаженный мужчина исполинского роста, с белоснежной кожей и длинными белыми волосами. Его глаза были закрыты, мужчина качался из стороны в сторону, словно находился в дурмане. На миг все замерли, и даже Дети Императора опешили от происходящего, вдруг узрев перед собой давно пропавшего примарха, но не таким, каким они видели его в последний раз, нет. То был Фулгрим еще до начала восстания Хоруса, чистый и незапятнанный энергиями варпа. Замершая между мужчиной и портретом Авиенда спешно сплетала потоки психических сил, ожидая удобного момента и понимая, что второго шанса у нее не будет.       — Во имя всех богов, как такое возможно? — прохрипел Малингар.       — Скоро узнаешь, мразь, — ответил ему Чендрик, вновь кидаясь в бой. Схватка вспыхнула с новой силой, и Космодесантник Ванитас пропустил стремительный удар, в результате чего клинок еретика вгрызся в доспехи Хоакина, но когда Малингар сделал шаг назад, то с изумлением обнаружил, что доспехи его противника восстанавливаются сами собой, и уже через несколько мгновений все следы повреждений на них полностью исчезли.       — Да что ты вообще такое?! — воскликнул еретик.       — Твоя смерть, — Чендрик вскинул свой пистолет, и Малингар понял, что из вороного дула на него смотрит его погибель. Активировав прыжковый ранец, он в последний момент успел отскочить в сторону, и черный луч попал прямо в незащищённое лицо другого еретика, от которого в итоге не осталось даже пепла, а оказавшиеся поблизости демоны с пронзительным визгом развоплотились.       — Неприкасаемые, — с изумлением выдохнул Малингар. — Вы, чертовы безумцы, сделали Космодесантников из неприкасаемых! — даже ему, еретику и предателю, мысль о подобном деянии казалось кощунственной.       А в это время клон примарха Фулгрима наконец-то открыл глаза, и в тот же миг перед его взором оказался портрет примарха, откуда на него безумным взглядом смотрел дух примарха, и в тот же самый миг Авиенда активировала свои сложные чары. Поток психической энергии, принявший вид ослепительных молний, хлынул через нее из картины в клона, и тот рухнул на колени, захлебываясь диким криком, услышав который все сражающиеся ощутили странную слабость в ногах, но битва все равно продолжалась. Дей’шаль закричала от муки, когда перед ее взором стали проносится воспоминания примарха, вся его жизнь, начиная с того момента, когда капсула с младенцем упала на поверхность Кемоса и заканчивая тем страшным мигом, когда его брат лишился головы, а сам Фулгрим осознал, в какую ловушку он угодил. То была мука, которую не смог бы выдержать ни один смертный. Будучи не в силах выдержать столь могучий поток сил, тело клона вспыхнуло, будто его облили прометием, пламя кружилось вокруг него, и те, кто оказался к нему ближе всего, ощутил невыносимый жар, от которого не защищали даже доспехи терминаторов, а что в это момент ощущала Авиенда, стоявшая к клону ближе всех, можно было только представить. От этого зрелища культисты принялись разбегаться кто куда, понимая, что их определенно не ждет ничего хорошего. И лишь Дети Императора продолжали сражаться, невзирая ни на что.       Раздавшийся взрыв разбросал людей во все стороны, даже терминаторы были сбиты с ног, но когда им удалось подняться, они увидели на обугленной сцене по прежнему стоявшего на коленях мужчину, а ещё совсем недавно прекрасная картина превратилась в свое гротескное подобие, и стало ясно, что в качестве красок неизвестный художник использовал кровь, фекалии, рвоту и черт знает что еще, и лишь дух самого Фулгрима каким-то образом превращал эту отвратную мешанину в произведение искусства. Сам примарх по прежнему стоял на коленях, но даже одного взгляда на него было достаточно, чтобы уяснить очевидную истину — это был уже не клон, а сам Фулгрим, ибо его всеподавляющая аура ощущалась всеми без исключениями. Это была сила, недоступная даже самому могучему Космодесантнику, мощь, которую некогда вложил в свои творения сам Император. Так что Дебрэ и Авиенда ничуть не удивились, когда обугленная плоть примарха начала восстанавливаться прямо у них на глазах, ожоги исчезли, будто их и вовсе не было, и даже могло показаться, что и без того невероятно рослый мужчина стал еще выше ростом.       Он почти забыл эти простые ощущения, когда кожу холодит металл под ногами, дуновения воздуха касаются лица, а в ноздри впивался острый запах пролитой крови, к которому примешивались вонь разложения и приторно-сладкий аромат благовоний, от которых хотелось блевать. Кровь струилась по венам примарха, оба сердца стучали в унисон, воздух наполнял легкие примарха, и впервые за долгие тысячелетия Фулгрим вновь почувствовал себя живым, но за все в этом мире приходилось платить, и за столь внезапное освобождение примарху также пришлось заплатить свою цену. Воспоминания о событиях на Истваане V захлестнули его с головой, кровавые образы того дня один за другим проносились перед его глазами, и среди них всех особенно выделялся тот миг, когда на песок рухнуло обезглавленное тело Ферруса Мануса. Это воспоминание было столь невыносимым, что Фулгрим запрокинул голову и закричал, чувствуя, как горькие слезы текут по его щекам, и от этого ощущения боль потери становилась только сильнее. Это был крик раненого животного, осознавшего, что он сам был виновен в произошедшем, и не перед кем было молить о прощении, ведь и прощать было некому.       В этот момент Фулгрим огляделся по сторонам, и в поле его зрения оказались искаженные варпом Дети Императора, полностью погрязшие в декаданстве, предавшиеся всем возможным порокам и ни секунды не сожалеющие об этом. Как и он сам, они не заслуживали право на существование, ибо им не была ведома даже мысль об раскаянии. В данную секунду Фулгрима не было дела ни до эльдарской ведьмы, ни до Космодесантников, что ее защищали, с ними он разберётся потом, сейчас же примарха интересовали только его падшие дети, которых уже было не спасти. Губы Фулгрима растянулись в зверином оскале, которым не побрезговал бы и Конрад Керз, пальцы искривились на манер когтей, и примарх сорвался с места в огромном прыжке, первым же ударом снеся голову с плеч ближайшему еретику, после чего вырвал из его руки меч, который в его собственной больше походил на длинный нож. Он двигался со столь немыслимой скоростью, что за его движениями были невозможно уследить, и Дети Императора один за другим валились на пол, рассеченные на части стремительными ударами меча. Они что-то пытались ему сказать, но Фулгрим их не слушал, ведь ему не нужны были ни их ложь, что нашептывало им в уши их злобное божество, ни их заверения в преданности, ведь истинно верные сыновья сложили свои головы на Истваане III.       Космодесантник с прыжковым ранцем пытался что-то ему втолковать, но когда стало ясно, что примарх игнорирует каждое его слово, он попытался сбежать, но Фулгрим в прыжке схватил его за ногу и что было сил приложил того об пол. Нависнув над своим падшим сыном и взглянув в его измененные варпом глаза, переливающиеся всеми цветами радуги, Фулгрим поднял ногу и обрушил ее на голову еретика. Кровь и осколки черепа брызнули во все стороны из-под его голой стопы, ставя жирную точку в бесконечно долгой жизни предателя. Оглядевшись по сторонам, Фулгрим обнаружил, что все Дети Императора убиты, а те, кому удалось избежать расправы, всё-таки успели скрыться и теперь наверняка прячутся где-нибудь в самых глубоких норах гигантского корабля. Но это вовсе не означало, что примарх остался в одиночестве, его взор пал на эльдарскую ведьму, которая могла стоять лишь опираясь на свое копье, будто на посох. Рядом с ней замер Космодесантник в красных терминаторских доспехах и покрашенном в серый цвет шлеме, и, судя по всему, он готов был в любой момент подхватить ксеноса на руки. От этого зрелища в груди примарха разгорелось пламя ярости, и перехватив поудобнее клинок, он широким шагом направился к эльдарке, намериваясь убить ее до того, как она успеет восстановить свои силы и нанесет удар первой, но перед Фулгримом внезапно встало отделение Астартес в темно-серой броне неизвестной ему модели, а их вычурные лазпистолеты оказались нацелены прямо ему в лицо.       — Примарх Фулгрим, — на чистом готике произнесла эльдарка, обращаясь к нему, — некогда ты не внял предупреждению моего народа и учинил бойню на одном из девственных миров. Неужели ты вновь повторишь свою ошибку?       Примарх замер, впившись взглядом в ксеноса, словно намериваясь заглянуть ей в душу и выведать все ее помыслы. Затем он обратил свой взор на замерших подле эльдарки Космодесантников, цвет их брони и изображение коронованного льва на доспехах. То был символ, который Фулгрим видел в последний раз за несколько десятков лет до восстания Хоруса.       — Золотые Львы так и не перестали общаться с ксеносами, как я погляжу? — мелодичный голос Фулгрима никак не вязался ни с его тоном, ни с выражением его лица.       — Тебя действительно именно это волнует? — произнес терминатор в сером шлеме, и пусть его голос звучал вполне себе уверенно, примарх чувствовал, что это показное спокойствие даётся ему очень не просто.       Решив оставить столь очевидный вопрос без ответа, Фулгрим обратился к эльдарке:       — Чего ты хочешь, ведьма?       — Я хочу дать тебе шанс, примарх Фулгрим. Твое имя покрыто позором и запятнано грехом предательства, но у тебя появился уникальный шанс обелить свое имя, смыть кровь со своих рук.       — Смыть кровь? — переспросил примарх, показал свои окровавленные ладони и горько рассмеялся. — Кто сможет смыть с них кровь моих сыновей, которые остались верны своим клятвам и которых я отправил на смерть? Скажи мне, ведьма! Кто смоет с этих рук кровь моего брата, кровь, которую я сам же и пролил?! Скажи!       — Ваш брат мертв, — произнес Золотой Лев, — и его не вернуть, но есть шанс спасти другого примарха, и только вы можете нам помочь.       — Шепард… — еле слышно произнес Фулгрим. — Вы здесь только из-за него. Можно было сразу догадаться.       — Не только, — возразила Видящая. — Сейчас в Галактике творятся кошмарные вещи, и нам нужна помощь каждого, кто готов сражаться как против Губительных Сил, так и против тех ужасов, что повсюду поднимают голову. Некоторые представители моего народа уже осознали тот факт, что для победы нам необходимо заключить союз с Человечеством, а среди вас нет никого сильнее и могущественнее, чем примархи. Без вас Империум обречен, а если падете вы, то следом падут и все остальные.       Фулгрим молчал некоторое время, обдумывая сказанное, после чего спросил:       — Так что конкретно вы от меня хотите?       — Для начала убраться отсюда как можно быстрее, — неожиданно заявил Астартес в темно-серой броне. — Пилоты штурмкатеров сообщают, что системы «Нормандии» зафиксировали резкий скачок энергии на борту «Гордости Императора». Если мы не покинем судно как можно быстрее, то нам конец, — словно в подтверждение его слов в «Ла Фениче» внезапно включилось освещение, системы линкора начали оживать, что не сулило присутствующим ничего хорошего.       — Двигатели корабля еще на ходу? — спросила Видящая.       — Мне-то откуда знать, ведьма? — огрызнулся Фулгрим.       — Установить маяк, приготовиться к телепортации, — принялся отдавать приказы командир десантной группы. — Сэр, нам нужно убираться отсюда как можно быстрее, — сперва примарх решил, что Космодесантник обращается к нему, но тут же понял, что он разговаривает с кем-то по воксу. — Боюсь, что у нас нет столько времени, пусть ускорятся. Будет крайне глупо здесь погибнуть после того, как мы достигли цели! Да, черт возьми, мы его нашли, так что вытаскивайте нас отсюда как можно быстрее!       — Какой-то ты нервный, Золотой Лев, — с улыбкой произнес Фулгрим. Ответом ему было лишь раздраженное ворчание, который был прерван докладом:       — Маяк установлен, сэр.       Теперь от них больше ничего не зависело, им оставалось только ждать эвакуации.