Штаб сопротивления,
лес на территории
Эпкальм нёсся сломя голову через лес, проклиная себя за то, что забыл нацепить на ухо средство связи, которое надевал всякий раз, когда выходил на задание. Мысли в голове бешено слонялись и сменяли его эмоции по кругу. С одной стороны, он волновался за Глораса, который, прихрамывая, бросился через реку, уводя внимание тёмных тварей на себя, с другой стороны ему не давали покоя академцы, которых он видел в ту роковую ночь. Злобно рыкнув, он вылетел из леса и помчался к штабу, откуда уже слышались разъярённые и взволнованные голоса. Мысли о свитке выпали из головы в тот же миг, когда он услышал чей-то очень знакомый плачь. Внутри похолодело и сжалось, лишая его здравомыслия. Он ускорился и вскоре оказался у входа. Сердцебиение отбивало в висках пульсирующую чечётку, ладони потели, а во рту пересохло. Залетев внутрь, Эпкальм не успел и пары шагов пройти, как к нему подлетели зарёванная Липедесса и разъярённая Гловиль с красными глазами. Моргнул. Яростный шлепок! Кожу на щеке защипало, точно его окунули лицом в листья крапивы, пока потускневшие глаза, невидяще смотрели в пространство. Спустя пару мгновений он пришёл в себя и осознал, что его ударили, а следом кто-то кинулся к нему с объятьями, крепко сжимая руками. Эпкальм слышал всхлипы, чувствовал, как по щеке разливается жжение и покалывание вместе с жаром, и ничего не мог понять. В изумлении повернув голову, он увидел перед собой Гловиль и её пылающую ладонь, застывшую в воздухе. Опустил взгляд. Липедесса стискивала его так, будто он стал для неё единственным средством спасения, из-за которого она ещё не сорвалась в пропасть, а после осторожно обратила к нему взор. Такими алыми он прежде ещё не видел глаза золотой девочки. Аквамариновые радужки точно утонули в кровавом океане сосудистых сплетений, веки опухли и раскраснелись, а кожа её горела так, что казалось, будто она вот-вот прожжёт ткань его формы. — Да как ты посмел! — взревела Гловиль, смахнув с века слезу, что намеревалась сорваться. — Ты предал его! Предал, паршивец! Он ранен из-за тебя! — продолжала она презрительнее, но уже чуть тише. Голос в моменте напитался ядом и по ощущениям Эпкальма, мог убить его, отравить, предав охладевающее тело земле. Гловиль с силой отодрала дочь от Эпкальма, хоть та инстинктивно потянулась обратно, но чуть завидев взбешённый взгляд матери, осталась на месте. — Выбрал какого-то мальчишку, вместо того, кто все эти годы растил тебя! — срывающимся тоном завопила глава, чьи руки и лицо полосовали кровавые полосы и пятна. Эпкальм замер, шок сковал его с такой силой, что превратил в обездвиженную куклу, которая могла лишь тупо смотреть по сторонам. Его пальцы обволокла дрожь. Сверху послышались торопливые шаги по лестнице, а затем появились три капитана: серьёзные, сердитые и взволнованные. Они посмотрели на Эпкальма с осуждением. Капитан На́рций привычно провёл по волосам, вкладывая в жест всё негодование. Из без того хмурый Эдма́нфер Консэ́дий, свёл брови, от чего глаза-жучки и вовсе порактически скрылись под кустистыми седыми бровями. Один только Бо́нстек смотрел на Эпкальма с долей сочувствия и волнения. Заглянув в его глаза, сопротивленец понял, что в его тревогах есть место и для него. Тем не менее враждебный настрой чувствовался так яро, что лидер ощущал все их негативные эмоции. Те скопились в воздухе и остервенело пытались пробиться в его голову. Гловиль, резко повернувшись, нашла глазами капитанов и гневно заговорила: — От этого недоноска одни проблемы! Глорас получил серьёзные ранения и вместо того, чтобы помочь ему добраться… — Мы уже знаем о сложившейся ситуации, — перебил Бонстек, поднимая ладонь со скрещённых рук. — Тот юноша, что с ним? — Когда он сверкнул карими глазами, Эпкальм понял, что на этот вопрос не требуется ответа, ведь он задан вовсе не с целью интереса, а упрёка. Притопнув, вперёд выступил Эдманфер и потирая воображаемую шевелюру, воззрился на Эпкальма с колючим высокомерием. От навалившегося презрения, Аноильтенс чувствовал себя только хуже. Его и так съедало чувство вины от того, что он бросил Глораса и помчался помогать незнакомому человеку, но не наставник ли его этому и учил? Глава всегда говорил, что сопротивление создано для помощи другим, иначе для чего им вообще существовать? В голове вспыли его наставительные речи: «Если есть выбор спастись самому или спасти человеческую жизнь, попытайся спасти обе. Люди нуждаются в защите, пусть иногда и сами этого не понимают. Не отворачивайся от протянутой руки или мольбы о помощи и не стыдись и сам принимать её». Однако теперь всё выглядело совсем иначе. Именно из-за этих принципов, по вине Эпкальма Глорас и пострадал, и плевать, что тот сам отдал ему такое распоряжение. Ни в коем случае нельзя было бросать его. И вновь сожаления заполнили его всецело поглощая в зыбкое, засасывающее болото. Чувствовал, как из него точно высасывают силы, оставляя противную слабость и раздирающую горло горечь. — Это поведение недостойно лидера, Эпкальм. В первую очередь мы должны беспокоиться о своих людях, а потом уже о ком-то другом, — деловито произнёс Эдманфер с теми же противными нотами осуждения. Сжав кулаки, лидер разозлился и почти смог сдержать рык, рвущийся из горла. Вскинув голову и встретив взгляд капитана Консэдия, он постарался откинуть сомнения прочь. — Глорас не учил меня трусости, — выдал сопротивленец, упрямо вперив взгляд в надменного капитана с глубокими морщинами, пролегающими на лице. — Он бы не отвернулся от того, кому нужна помощь. Нарций разразился лающим смехом, явно возмущённый подобной дерзости. — И где он сейчас? Где он со своей доблестью? Глупцы! В первую очередь нужно заботиться о себе, а не о каком-то ещё. — Он раздражённо поморщил нос. — А если так и будешь идти по этому пути, окажешься там же где и сам Глорас. Прикованным к кровати или того хуже, оплетённый корнями! — Какие трусливые слова. — Поморщился Бонстек, неприятно скривив губы. — Ты всегда только свою шкуру и спасал, может поэтому и потерял всех, кого знал. — Закрой рот! — разразился гневным воплем Рела́спарбас. — Тебе бы тоже стоило беспокоиться за свою жизнь, кому ты поможешь, если подохнешь, пустоголовый упрямец! — Да кому уж там помогать будет, если только о своей шкуре и печься? — разгневался Па́вас. На его, исполосанных шрамами, руках вздулись вены от напряжения. — Бонстек, Нарций! Не время для личных разборок! — скомандовала Гловиль, переключая внимание на Эпкальма, который за это время успел только сильнее запутаться. Он перестал понимать, что хорошо, что надо и что приемлемо. Как капитаны уживаются с Глорасом, если их принципы и убеждения идут в такой сильный резонанс? Разве это нормально? Нет. Укрепляясь в правоте человека, который спас его и столько времени вкладывал в голову правильные, по его мнению, вещи, сопротивленец уже не посмел сомневаться в воле отца. К проходу выскочили Ингет и Вильт, вынырнувшие точно из неоткуда. — А! — воскликнула Гловиль, указывая рукой на появившихся ребят. — Посмотри Эпкальм, если не они, кто знает, что бы случилось с Глорасом! Как после твоих проступков ты можешь оставаться лидером? — Она гневно и, вместе с тем, нервно усмехнулась. — Да, о каком вообще лидерстве может идти речь, если ты только и делаешь, что подвергаешь опасности всех вокруг себя. Ты недостоин своего звания, недостоин вообще ничего! Ты никто тут, никем и останешься! — яростно прошипела женщина. — Тут вынужден согласиться, — заговорил Эдманфер, выпятив вперёд грудь с покатым животом, показывая свою важность. — В последнее время от тебя сплошь проблемы. Проступок за проступком. — И правда! — ехидно заметил Нарций. Эпкальму на мгновение показалось, что тот клацнет зубами, но капитан ощерился. — У нас уже двое прикованных к кроватям по твоей вине, Аноильтенс. Сердце упало в пятки, злость куда-то испарилась и на её место вернулось непреодолимое чувство вины. Когда капитаны называли его по фамилии, то обычно это означало нечто вроде оскорбления, ведь несмотря на то, что Глорас считал его за родного сына их не связывала ни кровь, ни фамилия. Были лишь узы, которые завязались в тот день, когда ещё молодой и встревоженный глава нашёл беззащитного мальчика у руин прежнего мира. Вэдпрум протянул ему руку и позволил не жить на обломках, а возвести для себя новый дом. — Удивительно, как твой отряд вообще цел остаётся! — продолжил нападать Эдманфер. — С таким командиром всем бы уже давно в земле гнить. Тонна критики и оскорблений полились следом так, что Эпкальм и вовсе потерялся в пространстве. Он стал пуст. Всего несколько его проступков затмили всё то, что он когда-либо делал для сопротивления и теперь, вместо прежних похвалы или удовлетворительных полуулыбок, его поливали грязью; втаптывали в то дерьмо, которое сопротивленец не заслуживал, но сам он почему-то чувствовал нечто совсем обратное этому. Лидер знал, что достоин всех слов и упрёков. Он и сам не заметил, как в нём внезапно что-то надломилось, хоть мысли о несправедливости и продолжали исходить от сердца, голова их отталкивала. Гловиль удовлетворённо выпрямилась и ядовито усмехнулась, сложив надменно руки на предплечья и с ликованием посмотрела на поникшего Эпкальма, которому из без того до ужаса неприятно находиться в осуждающем его кругу. Тем не менее он старался держать выражение лица отчуждённым, холодным и непробиваемым, чтобы они не видели, какой сильный ущерб нанести, как надломили его силу и волю. — Может ты и один из сильнейших и умелых в наших рядах, — начала Гловиль, вскинув голову и вперив в него глаза, цвета горного василька. — Но ты не лидер. Не достоин им быть. — Вторая глава сопротивления, горделиво повернула голову к капитанам и посмотрела на каждого из них с долей величия. — Я требую снять Эпкальма с должности лидера отряда и уверена, что в этом вопросе мы с вами будем солидарны, многоуважаемые капитаны. — Такие вопросы не решаются без Глораса. — Нахмурился Бонстек, кинув ей предостерегающий взгляд. — А он и не в состоянии сейчас вообще что-либо решать, капитан Павас. Если вы не забыли об этом, — бросила в противовес Гловиль, смахнув с плеча насыщенно каштановые пряди. — И кого же ты хочешь поставить на его место? — продолжил осаждать её недовольством Бонстек, прищурившись. — Липедессу, — гордо заявила она. Повисла тишина. Все шокировано смотрели то на главу, то на Липедессу, которая кидала испуганные взгляды Эпкальму. Чей-то гневный выдох прервал повисшее в молчании удивление. Ингет подалась вперёд и сердито, с не понимаем, посмотрела на самодовольную на вид Каста́сиэм. Сопротивленка прижала руки к телу и недовольно вскинула подбородок. — Погодите! — возмутилась Хактес. — Липедессу? Только тот факт, что она ваша дочь не может сделать её лидером! Она за саму себя не может нести ответственность, что говорить про отряд! — Что ты хочешь этим сказать? — Нос Гловиль дернулся от подступившей ярости, глаза запылали, но она старалась сохранять спокойствие, хоть и скривила лицо в презрении. — Да я вам открыто говорю. Липедесса не годится на такую важную должность! Она же и себя погубит, и других. Не в обиду будет сказано, но ей недостаёт лидерских качеств. — Она поджала губы и кинула взволнованный взгляд на Эпкальма, который холодно наблюдал за ней. Он не мог думать ни о чём, кроме Глораса. Его даже не так сильно пугала та мысль, что он может лишиться лидерства, хоть это и вгоняло в дикое уныние. — Если уж вы все так настроены против Эпкальма, то скажу, что это несправедливо! — Эпкальм оживился и недоверчиво посмотрел на Ингет. Он непонимающе нахмурился, когда заметил, как она разгорячилась. — Он сделал куда больше хорошего чем, плохого! Может он и оступился, но кто ж не ошибается? Вильт разинувший рот от удивления, быстро пришёл в себя и нашёлся, что добавить: — И прошу принять в учёт то, что Липедесса и сама вряд ли захочет взваливать такую ответственность на свои плечи. Она хороший боец и товарищ, но, как заметила Ингет, ни опыта, ни лидерских качеств у неё нет. — Озорник нахмурился и постарался показать серьёзность, однако Эпкальм заметил, как руки друга подрагивали от волнения. — Эпкальм лучший для нас лидер и… Сам Аноильтенс, по поведению капитанов и реакции, понял, что ни к чему эти разговоры и слова не приведут, а потому тихонько выставил ладонь. Сохраняя хладнокровный вид, он кивнул обоим товарищам в знак благодарности. Смерив Гловиль безразличным взглядом, сопротивленец посмотрел в сторону капитанов. Он хорошо понимал, что Кастасиэм так или иначе не оступится от своего, да и слушать его товарищей более не захочет, а если ругань продолжится, то всё может перерасти в скандал похуже, а потому предпочёл остановиться на том, что есть. Он испытывал безмерную благодарность Вильту и Ингет за поддержку, но не видел смысла в продолжении обсуждения. — Хватит уже, — тихо и спокойно проговорил он, не смея спустить с лица равнодушной маски. Прочистив горло, привлёк внимание Эдманфер, важно выставив вперёд пузо. — Я согласен с Гловиль, но думаю, что этот вопрос нам стоит рассмотреть на отдельном собрании на свежую голову. Не желая больше ничего слышать, Эпкальм, игнорируя всех, вышел из порочного круга и устремился к лестнице, чувствуя, как к нему подступала сдерживаемая злость, разъедающая обида и всё та же горечь. Вбежав по лестнице, он зашёл в комнату Глораса и обескураженно замер. Глаза начало раздирать, взгляд затуманился пеленой находящих слёз. С трудом добравшись до кровати отца, Аноильтенс ощутил, что ноги ослабли и рухнул прямо на пол, с ужасом разглядывая Вэдпрума. Его побледневшее лицо усыпало множество мелких царапин, которые сильно истязали его, хоть и придавали некой мужественности и без того грубым чертам; в спутанных волосах остались частички листьев и ветвей; крепкая грудь на совесть перемотала бинтами, которые постепенно окрашивались багровыми пятнами. Замотаны и руки, под ногтями скопилась земля и застывшие багровые капли. Блёклый свет люкспилей освещал его, оголяя изнеможённость и потрёпанность. Всем известно, что тяжело бороться даже с одним тебрарумом, ведь обычно, не имея весомого опыта боя и подготовки за спиной, люди расставались с жизнями меньше чем за секунду. Кого-то тёмные твари разрезали на части, превращая тело в куски плоти, разлетающиеся по земле, кого-то безжалостно потрошили, раздирая внутренности, а кому-то везло не умереть мучительно и остаться без головы. Глорасу, даже с его огромным багажом знаний и умений, просто не могло не достаться от трёх тебрарумов, которых он погнал за собой. Не мудрено, что его так сильно покалечили, чудо, что не убили, подумалось Эпкальму, которого охватило сильнейшее отчаяние. Осторожно подхватив руку Вэдпрума в свою, он почувствовал, как по щекам заскользили слёзы. Тело дрожало, а сам он держался из последних сил, чтобы окончательно не рассыпаться на кусочки. Беспокойно вздымающаяся грудная клетка наставника, свидетельствовала о том, что ему больно. Скафия, наверняка, ввела ему обезболивающую настойку лечебного мха. Прижимая ко лбу обездвиженную руку главы, Эпкальм пуще разозлился на себя. Раздираемый виной, он тихо зарычал на самого себя от безысходности. — Прости меня, Глорас… это моя вина… я… если бы я не ушёл… прости, — сдавленно зашептал Аноильтенс, сокрушаясь под натиском боли, рвущейся оттуда, где её залечить невозможно — души. Послышалось тихое кряхтение, а после большая и теплая ладонь упала на макушку сопротивленца и осторожно погладила, с нежностью, присущей родителям. Эпкальм застыл. Медленно поднял голову и встретил сердечный взгляд глаз, колокольчика с утренней росой, что ловила ранние солнечные лучи. Глорас с теплотой улыбался ему. — Тебе не за что извиняться. Ты сделал, как я тебя учил, поступил по чести, — В его взгляде мелькнула гордость. — Я буду гордиться тобой, несмотря ни на что, сын. Невесомое облегчение окутало Эпкальма подобно мягкому и теплому одеялу, позволяющему расслабиться. В груди воцарился шаткий покой, хоть и мешался он с разочарованием. Сопротивленец прижался к кровати и сильнее сжал руку отца, осторожно и трепетно. Мужчина нежно улыбнулся и продолжил поглаживать его по голове, даря успокоение этим жестом. Отворилась дверь, в комнату тихонько зашла Скафия и растрогавшись, прикрыла рот. Она смахнула несколько слезинок, при виде лица Эпкальма, по которому слёзы каждый раз чертили новые дорожки. — Кошка вышла, мышам свобода? — беззлобно заговорила медитрия, подбоченившись. — Не успела выйти, а он уже тут как тут! Тучная, но при том не лишённая форм женщина улыбнулась, когда Эпкальм возвёл к ней беспокойный взгляд. — Мне нужно вколоть ему заживляющее, тебе придётся уйти. — Она показала колбочку в руках, говоря с какой-то грустью. — Отдохни Эпкальм, тебе это тоже нужно. Я зайду к тебе сразу после Глораса. — Она тревожно осмотрела его раскуроченное плечо, о котором он сам успел забыть, даже если то продолжало пульсировать. Одно было хорошо: рана не кровоточила. Кротко кивнув, он стёр с лица слёзы, с трудом поднялся на размякших ногах и пошатываясь, поплёлся к себе в комнату.Штаб сопротивления,
тренировочный зал
— Поверить не могу. — Женя сел, запустив пальцы в непослушные, короткие тёмно-русые волосы, растрепав их ещё сильнее. В зелёно-карих глазах скользило неверие и растерянность, пока он слушал рассказ не менее беспокойной Ингет. Будучи чуть более плотного телосложения, чем Вильт с Памалем, но менее чем Тагус, сопротивленец выглядел довольно мускулистым, хоть Хактес и знала, что на самом деле он не так крепок, как можно подумать. На фоне Эпкальма и Релума он выглядел щупловато. Скользнув взглядом по его лицу, она уделила внимание шраму, рассекающему скулу и находящемуся чуть ниже глаза; аккуратный нос-пятачок дёрнулся, когда тот шмыгнул, пристально глядя в пол. — Неужели они и правда уберут его с лидерского поста? — Судя по настроению капитанов и Гловиль — да. — Выдохнула Ингет, тревожно пожимая плечами. — Параша. Что за тупость? — обречённо произнёс Тагус, проводя руками по лицу. — Им его не заменить никем. — Ты вообще выпадешь, когда узнаешь на кого его хотят променять, — прошипел Вильт, стрельнув глазами в сторону Липедессы. Та сидела вжимаясь в стену и обхватив ноги. Её и без того красные глаза снова начали наливаться слезами, она ещё сильнее прижала к себе ноги, пока руки тряслись. — Я не пойду против Эпкальма! — дрожащим голосом ответила она, всхлипнув. — Мне не нужно никакое лидерство, ты и сам это знаешь! — Чем дольше она говорила, тем выше становился её голос. — Мне вообще плевать на всё это! Папа ранен, Эпкальм тоже, ещё и может вот-вот потерять место лидера в отряде, думаешь меня волнует что-то кроме этого? Вильт виновато поджал губы и в извинительном жесте помотал головой. — Никто не пойдёт против Эпкальма, — заметил Памаль, хоть и стрельнул недоверчивым взглядом в сторону стоящей над всеми Ингет. — Десс права. Я думаю, что мы должны вступиться за него, раз уж капитаны так критично настроены. — Это нам ничего не даст. — Тяжело выдохнула Ингет. — Раз уж они так на него ополчились, то боюсь, что даже Глорас не сможет поправить ситуацию. — Не правда, — пылко возразила Липедесса. — Папа поправится и прекратит это безумие. — Если только Гловиль и капитаны не примут решение без него, — напряжённо заговорил Женя. — В создавшемся положении, думаю они такими полномочиями наделены, ведь Глорас сейчас и с кровати-то подняться может с трудом, что уж говорить об остальном. Ингет сверлила глазами каждого из отряда, нервно погрызывая ноготь. Из головы никак не выходил вид Эпкальма: разодранное плечо с впитавшейся в ткань кровью, множество царапин и порезов на лице, руках и самой одежде, которая медленно затягивалась прямо на нём; опустошённый взгляд и побледневшие глаза; ровный и холодный тон, от которого бросало в дрожь; спутанные, цвета спелой сливы, растрёпанные волосы. С одной стороны, ей было его жаль, она правда сочувствовала, однако с другой — видела для себя хорошую возможность, которой казалось грех не воспользоваться. Хактес утешала себя тем, что уж лучше она попытает счастье, заняв его место, чем кто-то другой. Мало ли кого капитаны захотят приставить к ним. Вопрос заключался в другом, как склонить на свою сторону остальных? Они все преданы нынешнему лидеру и не позволят ей так просто занять его место, каким бы то ни был предлог. Пока в голову не пришла, по её мнению, блестящая идея. Она свято верила, что Эпкальм всё поймёт, даже некое торжество прокралось внутрь, когда ей представилось, как она раздаёт ему указания, а тот повинуется. Ингет блаженно прикрыла глаза, чувствуя, пьянящее превосходство. О возможности отплатить ему за все унижения, она мечтала слишком долго, а потому просто обязана заполучить его трон во что бы то не стало. — Послушайте, у меня есть идея. — Чтобы не выдать своей нервозности, Хактес убрала палец от губ и приняла более уверенную позу. — Если капитаны примут решение сместить Эпкальма, то я могу вызваться занять его место, чтобы прикрыть спину. Лидерство будет принадлежать ему, а я стану подставной фигурой.Территория академии кувелов
Вечер подкрался незаметно, а ещё быстрее просторы земель, сокрытых за завесой, тонули в сгущающемся мраке. Прохладный, но уже не такой кусачий ветер, облетал просторы академии, точно змей, пролезающий во всевозможные углы. На небе появилось несколько дымчатых облаков, за которыми местами прятались звёзды. Ингелео поглубже вдохнул воздух в лёгкие и посмотрел на брата и сестру, что шли рядом. Академец уже дорабатывал смену в таберне, когда к нему пришли Эльтен и Люксальта. Друзья просидели с ним до самого закрытия, а после отправились обратно в академию. Смутьян слушал болтовню родственников и наслаждался вечером. В такой обстановке он чувствовал себя свободно и спокойно, особенно рядом с двумя самыми близкими людьми. В голову почему-то забрался образ Флатэса и его сестры, которые он поторопился отогнать. — Я уже не могу дождаться. — Эльтен снова завёл старую песню про поступление в орден, от которой Ингелео уже порядком мутило. Не сдержавшись, он закатил глаза и стрельнул в сторону Люксальты, ожидая её реакции, но та лишь пожала плечами. — А вы будете ко мне приходишь? Я был бы рад повидаться с вами на службе? — Солнечный мальчик улыбнулся привычно лучисто и тепло, от чего даже у Элисара отступило раздражение. — Конечно, как тебя там одного оставить, ты же своим авантюризмом задушишь всех к Тёмной матери. — Усмехнулась Люксальта. — Да уж, будут потом бегать от тебя, по углам прятаться. Может ещё начнут заливаться слезами в истерике и просить забрать тебя обратно, но тут уж как пойдёт, — прыснул Ингелео, на что Люксальта рассмеялась. Эльтен только махнул на них рукой, а смутьян заметил на вечно холодном лице Люксальты теплую улыбку при взгляде на брата. В груди что-то едва уловимо затрепетало, а потому он сглотнул скопившуюся слюну и перевёл взгляд к территории академии, к которой они уже подходили. Заправив руки в карманы, Элисар притормозил, прежде чем снова посмотреть на Эльтена. — Слушай, Эльтен, скажи почему ты так рвёшься в орден? Ты же не дурак, сам понимаешь, как это опасно. Тёмно-русые волосы Контрайна качнулись, когда тот посмотрел на него. Когда смутьян смотрел на брата и сестру, всегда видел в них невероятную схожесть, что в прямых волосах оттенков только что сваренного какао; что в сияющих бирюзой аквамариновых глазах; что в плавных и мягких чертах лица, где нельзя отыскать ни одного острого угла; что в курносых носах, которые они забавно морщили; что в улыбках на тонковатых губах, хоть сестра улыбалась реже и тусклее. — Это всё из-за нашей семьи. — Глаза Эльтена налились печалью в тот же миг. — Я уже рассказывал, как с ними расправились наши же соседи, как их… раздирали на куски. — Его голос дрогнул и он поторопился сглотнуть. — Я решил, что не хочу, чтобы с кем-то случилось что-то подобное, только из-за чьих-то неугодных способностей. Вот мне и захотелось, как бы смешно не прозвучало, нести свет в этот мир, даже если мои силы прямо противоположны ему. Не знаю, что было бы не будь не у меня этого проклятого импе́бриса¹, но защитить других людей с этой же способностью от чужих предрассудков мне точно по силам! — В тебе света больше, чем в каждом из нас, — буркнул, смутившись собственных слов Ингелео. На самом деле он даже представить себе не мог, какого это — увидеть, как родителей разрывают на части, пока те стоят стеной, лишь бы их дети успели сбежать; не мог представить себе какого это слоняться по лесным ямам и прятаться, бояться, что те же сволочи догонят и завершат расправу; перестать доверять кому-либо. Может ему это и неизвестно, зато Ингелео отчасти понимал, что значит не иметь родителей. Хоть его отец и жив, ни во что не ставит сына. Элисар неоднократно думал, как бы он жил, будь его мать рядом, но тут же отмахивался, ведь та сама выбрала свою судьбу, когда бросила его с отцом. — Если бы не Люкс, во мне бы и не было никакого света. — Эльтен снова улыбнулся и обнял сестру, а после вдруг, второй рукой, притянул к себе и Ингелео, который сопротивлялся для виду, но на деле был рад. В их кругу он чувствовал себя частью семьи. Повисло неловкое молчание. Троица уже приближалась к академии. Люксальта хмыкнула и в шуточной манере оттолкнула брата, потрепав по голове. — Опять ты со своими телячьими нежностями, — нежно улыбаясь, заговорила она и посмотрела на брата глазами полными любви. Ингелео даже позавидовал, ведь на него никто ещё и никогда не смотрел так трепетно, нежно и ласково. Он пожелал про себя получить такой же взгляд от подруги, но поспешно отмахнул эту мысль, понимая, что это просто невозможно. Люксальта отвлекалась, лицо её прояснилось, и она вдруг вскинула руку: — Лания! Ингелео перевёл взгляд и неприятно скривился, точно его заставили съесть пол лимона в один присест. Подружка Малера выглядела поникшей, а взгляд был каким-то непривычно пустым. Она едва шла, пошатываясь и смотрела себе под ноги бесцветным взглядом. Смутьян отвёл от неё глаза, когда не нашёл ничего интересного, однако наткнулся на бегущего со всех ног Флатэса — запыхавшегося, с широко распахнутыми глазами, в поглощающей панике. Брови Ингелео сползлись вместе. Академцы шли совсем недалеко от Лании, к которой явно и мчался Игнэйр. Он почти что врезался в неё, резко останавливаясь и заикаясь, с ошалелыми глазами заговорил: — Л-Лания… нужна… твоя помощь! Малер! Он ранен! Тебрарум! Ингелео опешил, сам того не осознавая, он ускорился, как и Контрайны, которые понеслись следом. Смутьян заметил Присфидума с подкосившимися ногами, рядом с которым кто-то стоял. Флатэс подбежал первее всех и тогда, незнакомец в плаще, накинув капюшон, начал стремительно удаляться, оставив академца, с кудрями цвета ночного хмурого неба, на попечение Игнэйра. Только все успели подбежать, как Ингелео ужаснулся, заметив покрытые багровыми пятнами руки Флатэса и его побледневшее лицо с выступившей испариной.***
Импе́брис¹, сокращённая форма импе́ра тене́бриса — особая и редкая тёмная способность, дающая владельцу умение видеть маскирующихся или становящихся невидимыми тёмных тварей, а также при полном её освоении контролировать тьму и даже проводить атаки. Вместе с тем это очень опасная способность, которая может поглотить обладателя или свести с ума.