Ложь во благо, ложь во спасение

Люцифер, не без воли на то Отца, вложившего в него эту информацию, знает, что встретится с тем, кто будет понимать его, как никто иной, кто станет ему верным другом, соратником очень скоро. Всего-то и нужно, что потерпеть некоторое количество времени, кажущееся бесконечностью в своем плавном течении, но долгожданный момент приближается и чем ближе, тем больше волнения. Что, если они не смогут поладить, ведь с другими ангелами, которых Отец создал позже, у него как-то не складывается — он не знает о чём говорить, кроме сухих приветствий и пожеланий удачи? Что, если Люцифер ошибётся и подойдёт не к тому? Или, что хуже, они просто-напросто не смогут пересечься и он так и не узнает, кто это?.. волнение грозит перерасти в панику, что сметает любые логические преграды, но прежде с ног сбивает комета. Возможно, не следовало нарезать беспокойные круги по огромному сектору «Вселенная» — здесь то и дело проходят полевые испытания и надо признать, что пока не очень успешно: то пламя звезд оказывается слишком сильно, то планеты скатываются с орбит, то чёрные дыры, призванные убирать мусор, затягивают не только обломки, но и тех, кто запустил механизм (поэтому тела ангелам выдавались с возможностью аварийного распыления), то… Ладно, неконтролируемой кометой его ещё не сшибало. — Простите, простите, простите, — тараторит над ним размытое пятно, размахивая руками, похоже, приложило Люцифера всё-таки сильно и оттого моргать приходится часто-часто, чтобы разноцветное безобразие обрело потерянные ранее контуры, — она должна была лететь в другом направлении, но-о-о… в моих расчётах вышла погрешность в полградуса, поэтому… в общем, так получилось, что она столкнулась с другой более крупной, отлетела на одну из орбит, где крутилась так быстро, что я не успел её снять… Мне так неловко… Раздаётся оглушающий грохот — судя по всему, та самая комета на полной скорости врезалась в одну из планет-гигантов неподалёку. — Пожалуйста, скажите, что это была незаселённая планета, — рыжеволосый ангел сглатывает, судорожно сжимает побелевшими пальцами свиток и в целом выглядит так, словно сейчас же, без помощи какой-либо кометы, упадёт в обморок. — Незаселённая, — подтверждает Люцифер, ошалевший от того, что в разуме появляется знание о том, что у них с его родственной сутью есть миллионы, даже миллиарды лет. Планета-гигант с отвратительным скрипом раскалывается на несколько кусков, которые разлетаются в хаотичном порядке, то и дело сталкиваясь с метеорами и устраивая ещё большее безобразие, и рыжий косится в ту сторону, скрыв часть лица за свитком: — Ой… — Не переживай, чёрная дыра всё уберёт, — поднявшийся Люцифер хлопает младшего брата по плечу и с насмешкой интересуется. — Как тебя хоть зовут, любитель устраивать катастрофы? Я Люцифер. — Михаил, приятно познакомиться.

***

При ближайшем знакомстве Михаил оказывается до безумия похожим на одну из тех огромных огненных звёзд, что греют своим светом не просто какие-то там одинокие планеты, а целые системы — младший брат такой же яркий (и не только из-за цвета волос), способен одной лишь улыбкой заразить положительным настроением, готов обсуждать очень многое (и даже самые безумные вещи) и, как выясняется, не просто любит, а обожает объятия. Да так, что может несколько часов прижимать к себе кого-нибудь, позабыв обо всём, и порой кажется, что это именно то, чего Люциферу как раз-таки не хватало. Михаил, в отличие от старшего брата, едва ли дышит уверенностью в себе, поэтому Люцифер рад тому, что является именно тем, кто может поверить в того, кто не верит в себя. Архистратиг не торопится, капля за каплей добавляет уверенности одним лишь присутствием любителю устраивать катастрофы — удивительно, как это прозвище приживается, оказавшись выстрелом в яблочко, потому что младший, перенервничав, то и дело допускает катастрофические ошибки, которых с течением времени становится всё меньше и меньше. Люцифер младшим братом гордится, но ничего сделать с крепнущим убеждением, что Михаил для Небес слишком живой, не может. Нет, он вовсе не считает своего лучшего друга проблемой, потому что для него нет на свете никого ближе, и всё же не думать о том, что Небеса могли бы стать лучше, если бы все ангелы понимали, что ошибки — это нормально, а улыбки, тёплые и искренние, а не вымучено-вежливые — то, к чему стоит стремиться. Люцифер в самом деле думает, что может изменить Небеса к лучшему, что Адам и Ева, попробовав Плод, смогут научить ангелов большему, что никому больше не придётся бояться возможных наказаний, и сама идея этого поглощает настолько, что заглушает не только здравый смысл, говорящий о том, что прежде следует посоветоваться хоть с кем, но и осознание того, что до того, как он раз и навсегда потеряет Михаила, остаётся всего лишь несколько часов. И потом, за несколько минут до того самого мига Люцифер действительно думает, что станет причиной того, что его брат умрёт, но порой есть вещи, что гораздо хуже, чем смерть. Потому что Михаилу нужен был его дорогой брат и соратник, ближе которого никого нет, а не попытки раз и навсегда изменить Небеса в лучшую сторону. Потому что для Михаила Люцифер и был тем, ради улыбки кого можно было справиться с любой неурядицей, любым наказанием и продолжать самому улыбаться. Потому что именно Люцифер нанёс тот самый удар в центр всей сути — Михаил не мог понять почему, а времени на долгие объяснения у них не осталось. Люцифер очень хочет, правда, хочет сказать, что это было ради всеобщего блага и в первую очередь самого Михаила, но теперь кажется, что его любимый младший брат, что всегда был по-своему хрупок, с этим грузом жить дальше просто не сможет, будет просить наказания и для себя, чего допускать просто нельзя. Михаилу будет проще и безопаснее ненавидеть его, поэтому с языка срывается спасительно-ядовитое: — Я никогда не понимал того, почему мы должны преклоняться перед этими обезьянами. — он говорит о людях много разного мерзкого, отмечая украдкой, что грубая ложь льётся рекой. В глазах младшего брата невыносимая боль и Люцифер думает, что Михаил более чем заслужил право ударить в ответ, сбросив с Небес на льды Преисподней. Люциферу там самое место.