невеста полоза.

I. Тэян с тихим стоном наслаждения снимает туфли, держа их за ремешки в руках, и с довольной улыбкой идет по бетонному полу первого этажа, поднимая голову вверх и рассматривая звезды на тёмном небе, которое из-за архитектуры особняка Юнги видно замечательно. Свободную руку Пак запускает в волосы, вытаскивая длинную серебряную шпильку с маленьким изумрудом — Тэян не может объяснить своей страсти к изумрудам, что появилась совсем недавно — и на носочках скользит холодному полу следом за Юнги. Тот, обернувшись, многозначительно смотрит на каблуки и босые ноги Пак. — Напоминаю, что у тебя не девять жизней и нет никакой устойчивости к простудам. — Ну, па-ап, — весело тянет Тэян, перепрыгивая через несколько ступенек и снимая пиджак, оставаясь в одной жилетке, надетой на голое тело. — Ведьмы иногда такие самоуверенные, — бубнит Юнги, открывая перед Тэян дверь в просторное помещение, которое она идентифицирует, как своеобразную гостиную. — Как хорошо, что я больше не ведьма, — иронизирует девушка, хотя хорошего в этом, впрочем, мало. — Я надеюсь однажды услышать историю об этом. — Когда расскажешь мне историю Полоза до конца, тогда я еще подумаю. Но не факт. Это, знаешь ли, как спросить у девушки её возраст. Очень нечестно, поэтому мне нужна равносильная оплата. Рассказ про Полоза — достойная цена. — Какие-то нечестные сделки, — театрально бубнит Юнги, закатывая глаза. Тэян находит его просто очаровательным. — С каких пор ведьмы стали честными? Юнги ей на это не отвечает, и Тэян слышит только его удаляющиеся шаги. Он прекрасно знает о том, какие ведьмы на самом деле лживые и бесчестные существа, которые в погоне за собственными целями способны убить даже члена своей семьи. Но, как он думает, совсем скоро каждая из ведьм Тэгу ответит за грехи своих предков — когда-то он был убежден, что дети, внуки, правнуки, да и в целом все потомки не должны расплачиваться за грехи своих предков, но сейчас… Сейчас это было чем-то личным, эта месть, мысль о которой он лелеял в своей душе на протяжении пяти столетий, была личной. И он был готов уступить убеждениям, лишь бы каждая поганая ведьма города, наконец, заплатила за сделанное предками. Тэян падает в кресло перед открытым балконом, ведущем на улицу, шум которой не утихал даже в позднее время, кидает туфли на пол, подтягивая ноги к себе и закидывая обе на подлокотник, терпеливо ожидая, пока Юнги, которой даже не вошел в комнату, вернётся. Болтая ногами в воздухе, Тэян задумчиво смотрела вперёд, наблюдая, как легкая занавеска колышется от легкого ветра. Ее не покидало ощущение какой-то волшебности этого вечера, загадочности. Она получала ответы на свои вопросы — в конце концов ей удалось узнать, кем же всё-таки был Юнги, а не ломать голову этим — с другой же стороны Тэян не могла отделать от чувства, словно умелый игрок выкидывал на стол карты таким образом, чтобы информация была на поверхности, но трактовать ее правильно без посторонней помощи было просто невозможно. Как будто Юнги юлил в своих ответах, но Тэян не могла понять, где именно. Что поражало ее еще больше, так это то, что несмотря на это, она не чувствовала к нему никакого отторжения — как будто понимала, что эти скользкие, неточные ответы были необходимостью. — Надо заметить, что Тэиль очень быстро полюбилась кругу, — Тэян вздрагивает, когда голос Юнги звучит совсем близко, и оборачивается назад, шумно выдыхая. — Извини. Он стоит, опираясь локтем на спинку высокого кресла, в котором сидит Пак. Рукава его неизменно черной рубашки теперь закатаны, обнажая светлую кожу предплечий, и Тэян ловит себя на мысли, что хочет коснуться ее кончиками пальцев. Эта мысль преследует ее так долго, что Пак уверена — еще немного и она точно своё желание, похожее на заветное, точно исполнит. Возможно, он подумает, что у нее явные проблемы с головой. Возможно, не без этого. Девушка качает головой, прогоняя подобного рода мысли — ни к чему они ей сейчас. Списывает всё на непосредственную близость к Юнги — она делает с Тэян что-то странное, что-то необъяснимое. Даже как ведьма в прошлом она не может объяснить природу этих странных чувств внутри, и не уверена, что они ей не нравятся. Возможно, нравятся. Причем, достаточно сильно. — Есть такой тип людей, я думаю: хочешь не хочешь, а они всё равно залезут так глубоко под кожу, что ничем не вытащишь, — продолжает Юнги, практически торжественно вручая Тэян ведерко с мороженным и ложку. Сам же затем идет к столику с алкоголем и наливает в невысокий стакан виски. — Тэиль, как мне кажется, была из таких. Пока Полоз всячески старался отвадить ее от себя, понимая, что с ним не то, чтобы и безопасно, круг был готов, наверное, даже убить за неё. Что, к сожалению, ее не спасло. Тэян наблюдает, как он вальяжно опускается в кресло напротив, задумчиво опуская взгляд на стакан в своих руках. — Мы слишком поздно поняли, что впустили ее в свою жизнь, и это, безусловно, было ошибкой. Очень большой ошибкой, цена за которую была огромной. Ее смерть принесла слишком много боли, — продолжает Юнги. — Честно говоря, я сначала не мог понять, что было в Тэиль такого особенного. Круг обожал ее, едва ли пылинки не сдувал, как и горожане до поры до времени, пока не прошел слушок о ее связи со змеиным королем. Да, она была красивой, не спорю, хотя в ее ковене были девушки и краше, она была достаточно смелой, чтобы просить у Полоза помощи, а после и впускать его в свое сердце. — Думаю, змеиный король этого тоже не понимал, — замечает Тэян, зачерпнув ложкой мороженное. — Почему ты так думаешь? — Ну, мне так кажется. Просто… По твоим рассказам, Полоз несколько бесчеловечен и холоден, а чувства ему практически не были знакомы, кроме негативных. Ты же мне кажешься несколько… Человечнее что ли? Я думала, что ты всегда невозмутим и спокоен, но сейчас я понимаю, что ты испытываешь больше эмоций, нежели мне казалось. Значит, если ты, обладая большим эмоциональным диапазоном, чем он, никак не мог понять, что есть в Тэиль особенного, то он и подавно. Юнги почему-то смеется, обнажая десны, и Тэян ловит себя на мысли, что не может отвести от него взгляда в этом момент. Смотрит, как заворожённая, понимая, что для нее их разговор на мгновение потерял весь смысл, а мир резко уменьшился до размеров этой комнатки, в которой были только они вдвоем. — Интересное предположение. Уверен, так все и было, — с некоторой нотки веселья, не понятного для Тэян, говорит Юнги. — Мне потребовалось время, чтобы разгадать загадку Тэиль. Все дело было только в том, что она умела любить так, как, наверное, не мог любить никто. Умела впускать в свое сердце других и выбивала стальные двери в сердца других. Только никто из круга никогда не заслуживал этого: ни самой Тэиль, ни её любви. — Каждый заслуживает любви. Я, ты, самое страшное существо в истории. Каждый, Юнги, вне зависимости от того, какие поступки мы совершаем. — Ровно такую же, какую мы способны отдавать в ответ. Когда любовь одного светлая и чистая, а другого — жгучая, ревнивая, отвратительная, — он буквально выплёвывает эти слова. С таким призрением, что Тэян на мгновение передаются эти же эмоции. — Это не равносильно. И, если на этого можно закрыть глаза, то есть вещи, которые упустить из внимания нельзя. Тэиль пожертвовала многим, чтобы быть с ним, а Полоз… Он даже не смог защитить ее, — шипит он сквозь зубы и теперь Тэян очевидна его змеиная сущность. Она не понимает, почему банально не додумалась раньше. — Никто не смог защитить ее. Голос его пропитан горечью утраты, и Пак ловит себя на мысли, что впервые она слышит такие яркие эмоции в его исполнении. Как странно видеть что-то такое. Но внезапно создаётся впечатление, что Юнги как будто приоткрывает давно забытую дверь в свой мир. Позволяет ей увидеть то, что никому до этого нельзя было видеть. Тэян хочет верить в то, что она не придумывает себе всё это. Хочет думать, что он и правда впускает её во что-то личное. И честно, если подумать, Пак тоже не понимает, почему для неё это так важно. Юнги делает с ней что-то странное. А у Тэян нет сил противостоять этому. — Никто не застрахован от этого, — тихо говорит Тэян. — Мне кажется, ты взвалил на свои плечи большую ответственность, Юнги. Ты не виноват. Конечно, с другой стороны, хотя и самые страшные существа так же заслуживают любви, они… Они это чувство уничтожают, ломают, как и своего партнера. И, думаю, больше всего в этом виноват именно Полоз, не ты. Он оказался отравой для ее света, и… Получилось, что получилось, но это не значит, что виноват ты. Юнги смотрит на нее странным взглядом, и Тэян не может понять, что он значит. — О, поверь, виноват. Моя вина слишком велика, — говорит и ставит точку в этом вопросе. — То время, что Тэиль была королевой этих земель, лучшее на моей памяти. Для кого-то из круга Тэиль была другом, для кого-то — едва ли не сестрой названной. Для нас, змей, которые слишком редко доверяют кому-то, подпустить её ближе значило отдать ей часть своего сердца. Тэян на мгновение задумывается. Если верить Юнги, змеи слишком редко кому-то доверяют. Но, кажется, он доверяет ей. Боже. Боже, он доверяет ей? Тэян не знает, почему это так сильно поражает её. — И смерть ее больно проехалась по каждому, — заключает мужчина. На пару мгновений воцаряется тяжела тишина. Пак от нее даже неудобно в какой-то степени становится. — Но по Полозу сильнее всего, — догадывается Тэян. — Я где-то читала, что злодеи, какими бы ужасными они ни были, все равно всегда любят сильнее, чем герои. — Не знаю, насколько это правда. Мне не с чем сравнивать, — пожимает он плечами. — Но будь уверена, он был готов обратить весь город в пепел, лишь бы она вернулась к нему. Тэян хмурится: — Я читала, что пять веков назад здесь бушевали катаклизмы и было страшное нашествие змей. Это связано с гибелью Тэиль? — Напрямую, умная. Началось все после смерти Тэиль и закончилось ровно в годовщину ее гибели, когда Полоз нашел способ рано или поздно вновь встретиться с ней. Честно говоря, думаю, что, оглядываясь назад, он целую сотню раз признавал то, насколько сделка, заключенная ради дарованной ей возможности переродиться, отвратительная, начиная от условий, заканчивая неограниченным ожиданием. Чтобы она рано или поздно вернулась к нему, Полоз отдал ведьмам практически всю свою силу, потеряв все то, что делало его таким особенным. Взамен ведьмы пообещали, что однажды Тэиль вернётся, но не дали гарантий того, что они вообще смогут встретиться. — А если она уже прожила новую жизнь, а они так и не встретились? — хмурится Тэян, уже забывая о мятном лакомстве, бездумно втыкая в него ложку. — Он, поверь мне, тоже так думал. Но сейчас, оглядываясь назад, я твёрдо понимаю, что их связывало нечто более сильное, чем время или расстояние. И, какой бы сделка не была нечестной, уверен, он бы заключил ее снова, лишь бы иметь возможность снова быть с ней. — Я не думаю, что он все еще ждёт ее, — задумчиво говорит Тэян. — Я не уверена, что существа, подобные Полозу, способны на такие широкие жесты. Они, быть может, и умеют любить, заслуживают, чтобы их любили, но точно не способны на такие широкие жесты во имя любви. Думаю, он сто раз пожалел о том, что отдал свою силу в обмен на ее перерождение. И мне кажется, что он правда более не ждет её. — О, дорогая Тэян, будь уверена, он ждёт ее до сих пор, — возражает ей тоном, полным серьёзности и уверенности, словно говорит не о каком-либо другом живом существе, а о самом себе. — И будет ждать, сколько бы лет не прошло, будет носом землю рыть, чтобы найти ее в новой жизни, и из кожи вон вылезет, а как ты знаешь, змеи делают это просто прекрасно, чтобы снова быть с ней. — Какая глупая уверенность, — фыркает демонстративно Тэян. — Он обещал, что сделает это. Даже если весь мир будет против этого, даже если ему придется сжечь весь мир. В каждой ее жизни, как бы она не выглядела, — слова кажутся Пак знакомым, и она замирает поражённо, когда понимает, где именно их слышала. — Я найду тебя, даже если весь мир будет против этого, даже если мне придется сжечь весь мир. В каждой твоей жизни, как бы ты не выглядела, заберу тебя у самого Дьявола, если в этом будет необходимость. Тоже самое, фактически слово в слово — Тэян поражается тому, насколько хорошо она запомнила это — Юнги в ее собственных снах говорил не так давно, заставляя невольно желать узнать каждый его секрет. Тэян знает, что это не совпадения, а из-за того сильно теряется, не зная, как ей стоит реагировать. Она, быть может, и смогла узнать, кем Мин на самом деле был, а вот к выявлению причины снов своих, очевидно, даже не приблизилась. — И у самого Дьявола заберет? — усмехается с какой-то мрачностью. — И у самого Дьявола. Пряча сомнения поглубже, чтобы Юнги смены ее эмоций не заметил, Пак хмуро парирует: — Он, кажется, много чего мог ей обещать. — Ты ошибаешься, — Тэян даже не замечает, как он оказывается рядом, перед ней, упираясь руками в подлокотники по обе стороны от нее, и мрачной тучей возвышается над Пак, хотя та, как и всегда, угрозы не чувствует. Лишь тягучее напряжение и волнение, потому что смотрит на неё Юнги как-то особенно, как не смотрел никогда. На нее вообще никто и никогда так не смотрел. Тэян вздыхает, поднимая голову так, чтобы смотреть ему прямо в глаза. — Он обещал ей одно: находить её снова и снова. Потому что любил так сильно, что не представлял своей жизни без нее. Больше Полоз ей ничего не обещал. Тэян смотрит на него с очевидным вызовом, затаив дыхание. Юнги говорит тихо, из-за чего атмосфера вокруг резко сменяется на практически интимную. И прекрасно понимает это, поглядывая на Пак с лёгкой, привычной для него усмешкой, от которой у неё ноги точно подкосились бы, не сиди бы она сейчас. Усмехается, двигаясь корпусом тела вперёд, ближе к лицу мужчины, невольно опуская взгляд на его губы. Что Юнги, конечно, замечает и, как будто специально дразня Пак, проводит по нижней губе языком. Тэян с трудом поднимает взгляд, не выдавая того, как один этот жест посеял в ее голове настоящий хаос. Она впервые за долгие-долгие годы желает кого-то поцеловать так сильно, что внутренности буквально скручивает в тугую спираль. Горло сохнет, а мысли путаются, превращаясь в сплошной комок, который просто невозможно распутать. Однако Тэян понимает, что это — идеальный момент для того, чтобы узнать, чьи воспоминания ей снились на протяжении всего времени. Шанс поцеловать его появится снова, а вот узнать о хозяйке ее снов — нет. Собирает все силы в кулак, чтобы выглядеть невозмутимой, но, когда она рот открывает, чтобы сказать что-то, это получается абсолютно из рук вон плохо. — А ты? — с придыханием интересуется Тэян, немного склоняя голову на бок. Делает вид, что ее голос не звучит так, словно она готова расплакаться в ту же секунду. Юнги делает вид, что не замечает, за то что Пак искренне благодарна, а после выгибает бровь, как будто не понимая её вопроса, но Пак уверена, что он просто желает услышать это от нее. — Ты любил когда-нибудь? А Юнги этого вопроса как будто ждал, не задумываясь, тут же отвечает: — Однажды. Очень давно. Это удивительно, но очень преувеличено, — а взглядом по ее лицу бегает, пока Тэян кажется, будто расстояние между их лицами с каждым разом все меньше и меньше становится. — И больно, — шёпотом, едва слышно, соглашается Пак, поджимая губы. У нее лишь один опыт и тот далеко не счастливый. — И, тем не менее, я бы многое отдал, чтобы снова испытать что-нибудь такое снова. — Как глупо, — комментирует Тэян, качая головой. Против воли ещё ближе двигается, поднимая подбородок. И совсем не понимает, в какой момент на щеке появляется ощущение чужой холодной ладони, касающейся ее кожи осторожно, практически невесомо. На мгновение задумывается. А каково это, быть любимой им? Тэян хочет это узнать. Хочет узнать сильнее, чем каждый грёбанный секрет этого города. Даже сильнее, чем вернуть собственную магию. — Когда живешь многие века, это становится способом не сойти с ума и хотя бы на мгновение почувствовать себя не настолько фатально одиноким, — честно признается Юнги, очерчивая ее челюсть большим пальцем, попутно с этим заправляя непослушную прядь за ухо нежным движением. Как будто специально задевает подушечками пальцев хрящик, медленно спускаясь к мочке, а после ведет по шее и обнажённому плечу, по руке к ладони. Она чувствует жуткое напряжение. Невольно представляет, как было бы неплохо — вообще-то это было бы очень хорошо — поцеловать его прямо здесь и прямо сейчас. У неё внутри всё от этого желания переворачивается, а голова кругом идет только от мысли о том, что она может когда-нибудь его поцеловать. — В конце концов любовь проходит и ты становишься не просто одиноким, — к удивлению, голос Тэян звучит твёрдо. — Чувство любви преувеличено, потому что в итоге всё счастье оказывается перечеркнуто болью предательства. А в груди начинает темнеть дыра, там, где когда-то было сердце. Пак, честно говоря, не хочет снова влюбляться и любить кого-то, но что-то подсказывает ей, то та пустота, что осталась в груди вместо сердца, считает иначе. Потому что то, что она чувствует к Юнги, сильно начинает быть похожим на влюблённость. И Тэян это даже не пугает. Ей только кажется, что назад от этого никуда не уйти. II. — Ты стала проводить много времени с Юнги, — Шухуа не спрашивает, только как бы между прочим констатирует факт. Останавливается перед Пак, смотря на нее предельно серьёзно, и Тэян кажется, что видит в ее взгляде нечто большее. Вампирша словно волнуется и переживает, как будто крепчавшая близость Пак к змею становится серьёзным поводом для тревоги для нее. — Откуда знаешь? — невозмутимо интересуется Тэян. Она не видит смысла отрицать или врать, потому что Шухуа прекрасно осведомлена об этом. Для ведьмы ложь имеет смысл только тогда, когда о правде действительно никто не знает. — Намджун, — просто отвечает Шухуа, пожимая плечами. — Он кто-то вроде твоего шпиона? Как неприятно знать, что за тобой следят. — Ничего подобного, — отмахивается девушка. — Он просто жалуется, что все в доме Юнги пропахло ведьмой, потому что, цитирую, находится там просто невозможно. Сложить два и два просто, ты единственная ведьма, которую этот засранец готов впустить в свой дом, а от одного или двух визитов не будет такого эффекта. — Ну, конечно, как я могла забыть, что все змеи в этом городе ненавидят ведьм, — хмыкает Тэян. — Ты знаешь, — снова констатирует факт. — Ага, — Пак на мгновение снова поднимает взгляд на Шухуа. — Юнги рассказал. Признаться, теперь история Тэиль кажется мне и правда достаточно грустной. Я знала, что ведьмы в Тэгу — те еще дряни, но чтобы на столько… Они превзошли все мои ожидания. — Ты еще много не знаешь, но в основном, да, думаю, если у меня однажды будет возможность вырвать им всем хребты, я с радостью это сделаю, — признается Шухуа. — Хотя это не отменяет того, что я недалеко приблизилась к разгадке того, чьи воспоминания мне снятся, — вздыхает Тэян. Она думает, что если расскажет Шухуа об этом подробно, а не упомянет вскользь, она может помочь ей. Конечно, шанс скудно мал, потому что вампирша явно ее настроена давать Тэян исчерпывающие ответы, но… Попытка не пытка. — Вернее, я понимаю, чьи они, теперь, когда знаю, что Юнги любил однажды, но… Я не понимаю, почему вижу воспоминания его бывшей. — Ты уверена, что это и правда воспоминания? — Тэян кажется, что Шухуа нарочно хочет сбить ее с толку, чтобы она не задавала вопросов, но делает вид, что не заметила этого. — Быть может, у тебя просто потрясающая фантазия. — Я узнала его имя раньше, чем он назвал мне его, — бубнит Пак. — И узнала во сне. Мне снились разговоры с ним, а после он повторял свои реплики слово в слово уже в реальной жизни. Разве это не повод быть уверенной? Хотя, конечно, последнее может быть просто показателем того, что он не бывает особо оригинальным в общении с женщинами. Может старпёр обнаружил действенный подход к женщинам и просто следует одному и тому же плану. Тэян вздыхает и неуверенно продолжает: — А еще я не уверена теперь, что это кольцо, — она демонстрирует украшение с изумрудом, которое не сняла до сих пор. — Попало ко мне просто так. Более, чем уверена, что все это не просто так, но не могу понять, что происходит. Почему я, черт возьми, вижу воспоминания бывшей девушки многовекового змея? — Просто не обращай внимания, — отмахивается Шухуа, а Тэян другого и не ожидает. — Думаю, причина просто в том, что ты проводишь с ним достаточно много времени. Знаешь же, как это работает, не мне объяснять, добрые предки, которые тебе покровительствуют, решили открыть занавес и показать его прошлое, ничего нового. — Но… — И хочешь совет? Будь с ним осторожнее. Я знаю Юнги достаточно. За всей его идеальностью скрывается то, что лучше хоронить за семью замками. Он только на первый взгляд такой белый и пушистый джентельмен, но… Возможно он самый худший человек из всех, что я встречала. Пак не успевает даже открыть рот, чтобы ответить, когда Шухуа отталкивается от стойки, в которую упиралась руками, и выдавливает улыбку, скрывая за ней всю тревогу, а после исчезает на улице, кинув, что Пак несет ответственность за лавку, пока ее нет. Мысленно бранит себя, на чем только свет стоит. Себя и свою недальновидность. Она должна была остановить это раньше, тогда, когда Пак еще не попала под влияние Юнги, из-за чего увеличить расстояние между ними уже не получится. Шухуа не может избавиться от ощущения, что каждый день, каждая встреча Юнги и Тэян, о которой ей радушно сообщает Намджун, ведет к катастрофе и очередной порции боли. Словно один и тот же сюжет собирается снова проиграться. Шухуа прекрасно знает, что история циклична и имеет такое неприятно свойство: она раз за разом повторяется и избежать этого невозможно. Тэян её друг. Не только потому, что она выглядит, мыслит, шутит и живет так, как это делала много лет назад Тэиль, а потому, что Тэян — это Тэян. В нее невозможно не влюбиться, ее невозможно не любить. Шухуа уже теряла ее и не хочет, чтобы это случилось вновь. Если подумать, она с самого начала должна была отвадить Тэян от Юнги, с самого начала должна была дать ей толчок уехать из города так быстро, что пятки сверкать будут. Шухуа думает, что было бы, отвечай она на все вопросы Тэян, винит, что не делала этого, ведь это не дало бы ей повод напрямую идти к Юнги, но только понимает, что ничего не изменилось бы. Как бы Шухуа не старалась, они связаны большей силой, чем ей хотелось бы, Юнги прекрасно постарался пять веков назад, чтобы обеспечить возвращение Тэиль. И Шухуа прекрасно знает, что ее вмешательство не поможет, как бы она не старалась. Лишь Юнги и Тэян могут остановить этот порочный круг, не наступать на одни и те же следы, повторяя историю. Но Пак не знает об этом, не знает своего прошлого, не знает истинных причин того, что ее так бездумно тянет к чертовому змею, а оттого и не будет противиться. У Шухуа только один шанс — убедить Юнги оставить в покое Пак. Она не хочет стоять у могилы подруги снова. Ей хватило одного раза, после которого появилось ощущение, словно сердце из груди вырвали, оставив только оболочку, которая выглядит как прежняя Шухуа. , Хмурая Шухуа, отрицающая концепцию любви и дружбы. Шухуа, которая лучше будет разбиваться раз за разом, чем доверится мужчине, который заставляет ее волноваться и вызывает внутри трепет. Впрочем, сердце её и без того не бьётся уже много веков. Решиться на обращение было сложно, но… Если это было той ценой, которую нужно было заплатить за то, чтобы увидеть, как чёртов ковен падёт, Шухуа была готова заплатить её. — Юнги! — буквально рычит Шухуа, резко захлопывая калитку. — Юнги, гребаный ублюдок, иди сюда! Хочу посмотреть в твои бесстыжие глаза. Тормозит посреди первого этажа, оглядываясь в поисках хозяина или хотя бы Намджуна, но особняк все так же выглядит так, словно в нём никто не живет. Как и всегда, впрочем. Она очень сомневается в том, что змеи появляются здесь раньше, чем раз в век, и то по обещанию. — Шухуа, дорогая, и тебе добрый день, — размеренно звучит со второго этажа, после чего девушка видит, как Юнги, выходя из одной из комнат, опирается локтями на деревянную балюстраду, сцепив ладони в замок. — Не кричи так, а то мне начинает казаться, что ты случайно перепутала меня и Намджуна. Я не готов терпеть твои визги, так что, пожалуйста, на тон ниже. Кажется, он никогда не упустит возможно поиздеваться над Шухуа из-за природы их отношений с Намджуном. Вампирша привыкла игнорировать это, но иногда… Слишком раздражает, право слово. — Оставь Тэян в покое, — требует она в лоб, скрещивая руки на груди. — Ох-хо, — усмехается Мин. — Я тоже в порядке, спасибо, что спросила, — он по привычке склоняет голову на бок, отталкивается от ограждения, а после ленивой походкой, спрятав ладони в карманы брюк черного костюма в полоску, начинает спускаться. — Не ломай комедию, Юнги, — с укором тянет Шухуа, качая головой. — Зачем мне это делать? — интересуется, возвращаясь к требованию девушки. Ему, быть может, и хочется сказать что-нибудь эдакое, что-нибудь иронично, да только момент совсем не подходящий. — Я, наконец, дождался ее, спустя пятьсот с лишним лет, а ты просишь оставить её? Себя слышишь? — Я хочу задать тебе встречный вопрос того же содержания, — фыркает Шухуа. — Она уже умирала из-за тебя, и я до последнего надеялась на твоё благоразумие, но, черт возьми, ты снова замыкаешь этот порочный круг. У меня такое ощущение, что ты и сам вовсе не против очередной ее смерти. Но в голосе ее чётко слышится отчаяние. Такое громкое, что слух буквально режет ножом. Шухуа думает, что не чувствовала ничего такого уже множество лет. Столетий, если быть точнее. — В тот раз, — угрожающе шипит Юнги. — Она умерла из-за вашего сумасшедшего ковена, который жаждал моей смерти настолько сильно, что мать без зазрений совести убила своего ребёнка. — Потому, что этот ребёнок спутался с тобой! — в тон ему кидает Шухуа. — А ты не смог её защитить. Так что не нужно винить мой ковен, ты тоже виноват. — Я этого и не отрицаю. — Тогда оставь ее в покое. Все, кто имеет глупость любить тебя или дорожить тобой, страдают. Кто-то вообще умирает. Я не хочу, чтобы и эта ее жизнь закончилась раньше времени. — Я этого больше не допущу, — твёрдо кидает Юнги, и тон его звучит, как единственная возможная истина. Шухуа качает головой, поджимая губы. Нет, глупо было надеяться на его благоразумие — Юнги на её памяти самый непробиваемый (не)человек в мире. Шухуа это ненавидит. Юнги она тоже, наверное, ненавидит в какой-то степени. Возможно, позволить ковену убить его — не такая плохая идея. — Прошло столько лет, а ты всё так же эгоистичен думаешь только о себе и том, что тебе будет хорошо, если она будет рядом, — разочарованно вздыхает Шухуа. — Потому что ты знаешь, что кроме нее тебя никто и никогда не сможет полюбить — О себе? Будь по твоему. Хочешь ты того или нет, но мы с ней связаны силами сильнее, чем слова. Она — моя, и я хочу забрать своё. Но если, узнав правду, она захочет уехать, оставить меня или что-то этом духе, так тому и быть. Потому что вопреки твоим доводам я думаю о ней больше, чем о ком-либо еще. — И когда ты расскажешь? — спрашивает иронично, а в голове тем временем набатом громким пульсирует одно лишь «Никогда». — Когда она будет в безопасности. — Никогда то есть? — Я жду ведьмину ночь, что утопить этот город в крови вашего ковена. А до тех пор, пожалуйста, не лезь не в своё дело. — Не в свое дело? — Шухуа, кажется, давится воздухом от возмущения. Он правда, чёрт его дери, сказал это? — Она мой друг! — Где ж ты была, друг, когда ваш ковен убивал ее? И после этого? Краснела, как дама на выданье каждый раз, когда Намджун приносил тебе подарки, а потом плакала над телом Тэиль? Я сделал так, чтобы она вернулась, поэтому ты не имеешь права указывать мне, что делать, — стоит вплотную к ней, шипит с такой злостью и агрессией, что Шухуа впервые чувствует, как у неё ноги начинают трястись от страха. Она чувствует себя крошечной соринкой перед ним. Это тот Юнги, которого боится каждая сверхъестественная душа в этом городе. И тот Юнги, которого каждое сверхъестественное существо, не считая мерзких ползучих тварей, убить желает любым способом. И Шухуа боится, что кто-нибудь снова решит использовать Тэян против него. Вообще-то, Шухуа думает, что так и будет. Её отчаяние с головой накрывает, когда Шухуа понимает, что он не послушает её. Что Тэян от него не отвадить. Что Тэян закончит эту жизнь так же, как и прошлую. — Ты не можешь её защитить, признай это, — обречённо шепчет Шухуа, пряча свой страх и ужас куда подальше. Юнги не нужно знать, какие чувства он в ней вызывает. Для Шухуа просто не простительно показать врагу свои истинные эмоции. — Ты, великий и могучий Полоз, — выплёвывает со всем презрением, на которое только способна. — Не можешь банально защитить женщину, которую вроде бы любишь. Что ты тогда вообще можешь? Направо и налево кричать о том, как ты силён? — переходит на ехидный смех, заведомо зная, что идея эта плохая. — Ты жалок, Юнги. На самом деле до смешного жалок, и ты сам это понимаешь. Жалок потому, что любишь смертную девушку, и потому, что не можешь защитить её. Атмосфера становится такой тяжелой и опасной. что Шухуа кажется: её можно ножом резать. Ей бы рот закрыть да прикусить язык, потому что она далеко не бессмертна, но злость и отчаяние гораздо сильнее. Шухуа всё ещё боится. За себя, но и за Тэян. В большей степени за Тэян, а как известно, страх толкает на дорожку сомнительную и неизменно ведущую к смерти. Шухуа хочет верить, что хотя бы с контролем у этого парня всё хорошо и он не убьёт её. Она морщится и шипит, когда Юнги крепко сжимает её плечи. Одаривает холодным взглядом, и вампирше кажется, что он и правда убьёт ей прямо здесь и сейчас. — Знаешь, Шухуа, ты можешь радоваться, потому что Тэян в моих мыслях отошла на второй план. Сейчас больше всего на свете я желаю вырвать тебе сердце и скормить его кому-нибудь, — говорит таким стальным тоном, что мороз по коже бежит. — Но тебя спасает то, что ты — друг Тэян. И, быть может, Намджуна. Не хочу разбивать его тонкую душевную организацию, в его возрасте разбитое сердце плохо сказывается на здоровье. Юнги так же резко отпускает Шухуа, в миг теряя к ней всякий интерес. — О чём я и говорила, сплошные угрозы. Если Тэян снова умрёт, это будет на твоей совести, маленький кусок дерьма. Мужчина вальяжно от неё отмахивается: — Постарайся не попадаться мне на глаза. И, пожалуйста… Заметь, я даже прошу тебя об этом. Не пытайся вмешаться, хорошо? Иначе, боюсь, ни Тэян, ни Намджун не смогут остановить меня, и я правда убью тебя. Говорит так просто, так легко, что Шухуа наперёд уверена — он сделает это, не раздумывая.