Жизнь и ее насущные проблемы.

      Горячие капли катятся по телу молодого человека, сливаясь друг с другом, и падая на дно акриловой ванны. Пена растворяется на блондинистых волосах, смывая вместе с собой грязь, и оставляя нежный шлейф сладкого аромата. Пальцы юноши массируют голову, вымывая остатки шампуня. В ванной комнате становится трудно дышать из-за скопившегося пара. Риндо выдыхает и открывает глаза, как только вся мыльная вода стекает с его лица и волос. Теперь он чист с ног до головы. Светловолосый перекрыл поток, оставаясь в одном положении, и вновь прикрыл глаза, содрогаясь от неприятного ощущения прохлады, которое настигло его, еще не успевшее остыть после горячего душа, тело. Вода, стекающая с рук и ног, поблескивает на свету, а мелкие волоски на теле слегка закручиваются и быстро высыхают. По телу пробегают мурашки, оставляя за собой гусиную кожу. Риндо нехотя открывает глаза. Голова переполнена мыслями, но ему трудно сосредоточиться на определенной. Уши заложены, но при этом все отчетливо слышно, вплоть до маленькой капельки, что упала с выключенного душа в слив, задев его стенки. Жизнь ощущается как фоновый звук, словно фильм, который мы включаем, чтобы избежать давящей тишины стен комнаты. Звук похожий на чириканье птиц в глубине густого леса, что отражается от пушистых елей и доходит до нас едва уловимым эхом. Кажется, что голова под прессом и так и норовит в любой момент расколоться, как хрупкая ваза. На затылке минимум два килограмма железобетонных плит, давящих на фарфоровую голову, ноги подкашиваются от упадка сил. Риндо опирается о стенку ванной, в глазах неожиданно темнеет, в висках начинает пульсировать. Голова идет кругом, тело будто несовместимо с разумом. Это сводит с ума.       — Блять, — шипит юноша, пытаясь сосредоточить взгляд, когда неприятные ощущения постепенно исчезают. Перед глазами мутнее, чем обычно, из-за того, как сильно он жмурился, в его поле зрения появляются явно посторонние разноцветные круги и разводы. Он вновь твердо ощущает ноги, но только ровно стоять на них все еще непросто. Слабость стремительно разливается по всему организму, вынуждая Риндо вцепиться в бортики в ванной, чтобы мягко усесться на ее дно. Хайтани лениво, но довольно резко, даже с некоторым раздражением, дергает переключатель вверх. Сначала потекла прохладная вода, из-за чего Риндо, сидя в ванной, слегка дернулся и оперся на бортики. Через несколько секунд температура начала постепенно увеличиваться, наконец достигнув комфортной для юноши. Парень придвинулся к потоку и подставил голову. Тело приятно вздрагивает от мурашек, которые пробегают по коже от светлой макушки до самого копчика. Своеобразный массаж головы вызывает чувство облегчения. Большое количество игнорируемых мыслей, а может просто не доходящих до собственного восприятия, наконец затихли, заглушенные звонким биением капель. Ощущение, словно они покинули его голову и оказались в сливе вместе с остатками шампуня. Его веки вновь опускаются, позволяя Риндо уплыть за пределы разума, растворяясь в тишине и наслаждаясь пустотой, в которой и полмысли возникнуть не может. *** Наверное, проходит немало времени до момента, когда Риндо выходит за пределы своей черепной коробки, в которой, можно сказать, замуровал себя, дабы избежать воздействия внешних факторов. Однако, попытка провальная, транс рассеивается как только за пределами комнаты слышится приглушенный хлопок входной двери. Почему-то все внутри неприятно сжалось, пока Риндо начал вставать, параллельно выключая воду. Держа равновесие, насколько это было возможно, блондин провел руками по волосам несколько раз, чтобы выжать из них максимум влаги. Затем он стряхнул воду с рук и ног. Он поспешно выбрался из ванной и схватился за раковину, чтобы уж точно убедиться в своей статичности. По привычке Риндо взглянул на свое едва различимое отражение в запотевшем зеркале. Мазнув по нему тыльной стороной ладони, юноша, слегка напрягший свое и так слабое зрение, вгляделся в силуэт напротив. За дверью послышался чужой голос и звон ключей, небрежно брошенных на столешницу, неизменно располагающуюся у входа. Блондинистые волосы отросли чуть ниже плеч. Прическа явно отличалась от привычной и излюбленной. С некогда голубых прядей вымылся весь цвет, оставляя лишь неброское воспоминание о себе в виде незаметного грязного потемнения на концах волос. Пусть это и сложно было разглядеть, особенно на мокрых волосах, но у Риндо знание об этом небольшом недостатке вызывало некоторое неудовлетворение. И всё же душ слегка взбодрил его, даря хоть какую-то энергию, что, конечно, не могло не радовать. После целого дня ходьбы, который казался блондину настоящим испытанием для его мышц, даже такое простое действие, как принятие душа, могло принести радость. В последние дни ему все тяжелее выполнять бытовую часть работы: встать с кровати, почистить зубы, поесть, прибраться, просто существовать днями напролет, выполняя не более чем практически ничего, ведь даже универ перестал посещать. Мысли тоже тормозят, но это не мешает им скапливаться в голове, роясь и перекрикивая друг друга, тем самым вызывая нескончаемую боль в висках и пренеприятнейший звон в ушах. Наконец, порадовавшись перспективе оказаться чистым и расслабленным, Риндо попытался настроить себя на позитивные и, если быть честным, слегка наивные мысли, что он сейчас сядет писать конспекты по пропущенному материалу в университете. Не ходил он всего-то два дня. За это время он ни разу не притронулся к учебному материалу. Но сегодня он твердо решил себя пересилить. Как следует обтеревшись, он растрепывает свои светлые волосы и накидывает на себя чистые вещи, предварительно сполоснув ванну и выкинув волосинки, оставшиеся в сливе. Выйдя из комнаты, Риндо поежился из-за резкой смены температуры. Он прошел во второй санузел, где у них с Раном располагалась стиральная машина, торопливо закинул свои грязные вещи, бросив рядом и полотенце. Краем уха было слышно, как кипела жизнь на кухне: тихий смех под шуршание пакетов и восторженные комментарии. Узелок тревоги со временем ослаб, что прибавило больше энергии и осознанности во взгляд юноши. Выходя, Риндо проследовал к источнику звуков на носочках, не касаясь пола пятками. Там он увидел двух молодых людей, которые раскладывали покупки. Сама квартира четырехкомнатная, но, как ни странно, кухня — самая маленькая ее часть. Она отделяется от зала лишь островком, образуя своеобразную кухню-студию. Вдоль зала располагался длинный темно-синий диван, на котором раньше было удобно сидеть, поедая всякие вкусности из холодильника, находящегося всего в двух шагах от него. Только Риндо в последнее время больше проводит в своей комнате, а диван негласно стал местом обитания двух возлюбленных. Напротив него висит огромный плазменный телевизор, который является одним из самых дорогих сердцу атрибутов всех жителей по понятной причине. Ран повернулся на знакомый, едва различимый звук шагов и, как и ожидалось, увидел младшего брата. Харучиё повторил за любовником, тоже поворачиваясь и одаривая Риндо вежливой улыбкой. Он всегда улыбается Риндо вежливо и сдержанно. По правде говоря, отношения между Риндо и Санзу ни хорошие ни плохие. Кажется, что их просто нет. Еле-еле притянутые за уши, держащиеся на добром слове, скрипящие от неустойчивости — вот и все их взаимоотношения. Этот вариант событий поддерживает одно лишь существование старшего брата Риндо. Не раскладывай Ран сейчас покупки, не стой он, опираясь на столешницу локтями перед ними, затевая разговор о банальной рутине, больше по привычке, чем по личному желанию, розоволосый парень и блондин просто-напросто старались бы игнорировать присутствие друг друга, будто стоят совершенно одни посреди комнаты. Они неловко переглядываются и Риндо тут же отводит взгляд в пол, но затем переводит внимание на старшего брата, который активно что-то рассказывал.       — И еще мы купили йогурт на десерт. Шоколадные — это наши с Хару, так что ты точно не проголодаешься, — только под конец небольшого монолога Риндо понял, что все это время брат обращался к нему, пока он думал, разглядывая свои ноги.       — А-а. Понятно, спасибо. Вы опять куда-то собираетесь? — не слишком уверено спросил Риндо, на что получил неодобрительный, чуть раздраженный взгляд. Конечно, они уходят. Они делают это так часто, что Риндо можно сказать, живет один.       — Блять, Риндо, я же уже сказал, каким местом ты меня вообще слушаешь? — тон резко сменился на язвительный с ноткой возмущения, что, впрочем, не озадачило ни Риндо, ни Санзу, — Ещё раз повторяю, мы уходим. Зашли только продукты занести, до завтра не жди, если что — звони. Где-то под вечер вернемся. Сейчас точно дошло? Блондин коротко кивнул, немного огорчившись из-за грубого тона Рана. Конечно, стоило прислушаться к словам брата, но легкие будто сковало, горло сжимается, а внутрь будто вливают что-то едкое, желая разрушить Риндо изнутри. Он чувствует на себе равнодушный взгляд Санзу, ощущает скептический взгляд Рана. Риндо бесшумно сглатывает. Если обратить внимание на двигающийся кадык, можно заметить, как он это делает. Ком снова перегородил горло, и, честно сказать, юноша не совсем понял, отчего. Почему-то стало так неприятно, все в груди сжалось. Было так по-детски обидно, но и парадоксально стыдно. Вся усталость, снятая после душа, вернулась с лихвой. Взгляд снова устремился в пол. Ран вздохнул и подошел к брату, пытаясь привлечь его внимание. Он осторожно положил руки ему на плечи, а тот поднял глаза.       — Риндо, иди поспи, выглядишь хуево, — честно высказался Ран, тут же отстраняясь от блондина и обходя его. Он подошел к Санзу и поправил на нем джемпер. — И не забудь, пожалуйста, убрать еду в холодильник, мы уже уходим. Риндо взглянул на пару. Наверное, впервые он увидел взгляд розоволосого, источающий какие-либо эмоции. Его бледные тонкие губы приподняты в полу-улыбке, адресованной Рану. Хайтани же, в свою очередь, ненавязчиво пригладил кончики ярких волос к плечам. Голубые глаза блестели, а сам Харучиё утянул Рана за собой к прихожей, переплетя их пальцы друг с другом. И Ран ведь идет, плавно и послушно скользит за Харучиё, не говоря ни слова. Похоже, они им и не очень нужны. Риндо смотрел на семейную идиллию, такую спокойную и нежную, поджимая губы. Что-то не так. Неприятно. Жалкие три минуты помогли отвлечься от бессмысленного разглядывания пакетов. Из очередного транса Риндо вывел хлопок двери и звук повернутого в замке ключа. Очнувшись, блондин снова посмотрел на стол, обставленный продуктами, уже более осмысленным взглядом. В принципе, ничего необычного: фрукты, овощи, молоко, хлеб. Открывая холодильник и слегка покачиваясь, Риндо раскладывает овощи и фрукты по разным нижним ящикам, слегка вздрагивая от прохладного воздуха, идущего из открытого прибора. Раздражающее шуршание упаковок, чертовы яблоки, которые не пролезают в ящик до конца, пакет, затянутый тугим узлом в лучших традициях Рана Хайтани. Агрессия начинает накапливаться в кончиках пальцев под ритмичный писк холодильника, который уже начинает понемногу размораживаться из-за открытой настежь дверцы. Ногти царапают полиэтилен, лицо хмурится, пальцы начинают нервно подрагивать. В полном раздражении Риндо безжалостно разрывает пакет одним резким движением. Спелые яблоки разлетаются в разные стороны, катясь по холодному кафелю кухни. Оставшаяся часть провалилась в ящик, смешиваясь с другими продуктами в нем. Риндо, не выдержав, яростно пнул ногой тот несчастный контейнер и хлопнул дверцей. Остается лишь надеяться, что ничего внутри не разбилось, не вывалилось и не повредилось. Блондин свалился со всей своей агрессией на диван, раздирая отросшими ногтями обивку. Всё бесит, всё раздражает, все раздражают. По прошествии пяти минут Риндо успокоился и уже с холодной головой объективно оценил свои действия. Юноша загнанно вцепился в ближайшую подушку, прижимаясь к ней лицом и застонал от усталости, бубня проклятия, не забыв упрекнуть и себя в потере контроля. Наконец, отстранив лицо от подушки и отставив ее в сторону, Риндо встал с дивана и начал собирать разбросанные по полу яблоки, которые докатились до самых его ног. «Ран прав, мне надо отдохнуть, уже психую на ровном месте», — думает про себя блондин, складывая помятые яблоки в новый пакет. После этого он открывает холодильник и радуется, что ничего не сломалось, хотя яблоки, которые остались в холодильнике, выглядят хуже, чем те, что раскатились по полу. Риндо дальше продолжил раскладывать продукты. Под громоздкими пакетами юноша увидел картонную коробку, в которой лежало молоко, йогурты, про которые говорил Ран, и мороженое в пластиковом ведерке. Зеленая наклейка указывает на то, что это фисташковое мороженое, которое Риндо любит больше всего. Раньше Ран покупал ему такое мороженое, они часто смотрели телевизор, комментируя происходящее на экране и наслаждаясь каждым укусом своего любимого холодного лакомства. Риндо слегка улыбнулся, весь стресс ушел на задний план. Всё же, приятно, когда о тебе заботятся, даже если совсем нет времени. Лакомство слегка подтаяло, юноша убрал его в морозильник. Минут десять спустя, Риндо благополучно закончил, будучи полным энтузиазма поесть купленное ему мороженое. Пока он был занят, успел продумать весь свой оставшийся вечер. Новые идеи и силы снова поселились в белокурой макушке. Просто временные трудности в жизни, просто встал не с той ноги, просто устал, ничего серьезного, уже проходит… Встав с корточек, Хайтани почувствовал всю боль и муки отекших ног, но это не подорвало его расположения духа. Он подошел к раковине и помыл руки средством для посуды, конечно, это не мыло для рук, но тоже сойдёт. Смыв остатки пены, Риндо достал из морозильной камеры ведерко, и, не забыв прихватить ложку, пошел в свою комнату. Наверное, привычка, от которой Риндо никогда не отвыкнет — запираться в комнате, даже если дома никого нет. Как-то спокойно на душе, когда дверь закрыта изнутри. Комната Риндо довольно просторная. У окна стоит большой белый стол, на котором находятся все его учебники, проекты, ноутбук и книги, которые он иногда читает. Открытые тетради неряшливо разбросаны по столу — так Риндо обычно и работал. Он уходил с головой в дела, редко прерываясь, иногда делал несколько предметов одновременно, чтобы переключать внимание с заданий, дававшихся с трудом. Раньше этот беспорядок на столе отлично контрастировал с идеальным порядком в комнате, но со временем письменный стол стал выглядеть гораздо более чистым и организованным. Не то чтобы Риндо яростно приучал себя к порядку и на нем, скорее, комната стала более захламленной. Несчастная сумка, прослужившая верой и правдой, валяется под батареей измятым комком. Кресло, расположенное в противоположном углу от стола, на котором не было ничего, кроме махрового пледа, сейчас стабильно выполняет роль кресла, шкафа, сушилки и гладильной доски. Глажка, кстати, происходит только после слов «полежит и само разгладится». Самая полезная и многофункциональная мебель. Поодаль от всего стоит огромный шкаф, обрамляющий дверной проём по кругу. Одна часть шкафа предназначена для вешалок, но вышеупомянутое кресло гораздо лучше исполняет эту роль. В углу только висит какая-то кофта, на которую Риндо обычно не обращает особого внимания, потому что гардероб они с Раном не разбирали уже давно, и эта вещь может быть откуда угодно. Ну и, конечно же, гвоздь программы — мягкая темно-голубая кровать стоящая в центре комнаты и прижимающаяся изголовьем к стене. Зайдя в свою обитель, Риндо лишь кинул слегка виноватый взгляд на учебники с тетрадями, уже точно решив, что как только поест мороженое, то обязательно сядет за домашку. Риндо выключает свет, берет свой ноутбук, легким движением снимая его с зарядки, и начинает активно искать то, что хотел бы посмотреть, а точнее пересмотреть сегодня. Он вообще предпочитает мультфильмы или мультсериалы «серьезным» фильмам, ведь экшн, приключения, романтику и драму можно найти и в качественных анимациях. Конечно, он смотрит не только фильмы и сериалы, но и экранизации книг и новелл, которые ему также нравятся. Но такие вечера, как сегодняшний, хочется немного отвлечься и посмотреть что-то старое, такое, по чему можно ностальгировать всю жизнь, что-то приятное и греющее душу. Такое он смотрит только наедине с собой. Хотя Риндо уже не сильно беспокоится об этом, потому что у него давно не было компании для просмотра чего-либо. Ран вечно пропадает с Харучиё, вытворяя невесть что, а друзей… кто там может быть другом, в самом-то деле? Банды — единственное, что его с кем-либо связывало. Размытые силуэты бывших товарищей довольно редко посещали его память, с каждым разом ему все труднее воспроизводить уже незнакомые лица тех, с кем раньше коротал время. Так и проходили его дни. Тишина и одиночество — главные спутники тусклых вечеров и мрачных ночей Риндо. Подобрав себе подходящий под настроение мультсериал, Риндо решил начать со второго сезона, где активно развиваются персонажи и раскрывается сама идея, заполняя сюжетные дыры первого. Устроившись максимально комфортно, Риндо придвинул к себе ложку и открыл мороженое. В лицо ударил холод, а в носу приятно щекотали рецепторы, улавливая запах любимого лакомства. Начинается новая заставка, ложка опускается в холодный плен, сладость на языке отплясывает радостью в душе. Комфортно. *** Время позднее. Ран тихо напевает свои любимые песни с Харучиё, сонно прикрывая глаза и покачиваясь на скрипучих качелях богом забытого двора. Пока старший Хайтани своеобразно убаюкивает себя, рядом качается розоволосое чудо, улыбаясь во весь рот и краем глаза следя, чтобы Ран не свалился лицом вперед, пока спит на ходу. Вдали от дома, на старой детской площадке так тихо, по сравнению с центром Токио, что аж уши закладывает. Разбавляет эту тишину лишь музыка из телефона Харучиё, который тот едва придерживает тремя пальцами, повернув динамики в сторону Хайтани, чтобы ему тоже было слышно. «I always thought I might be bad Now I’m sure that it’s true Cause I think you’re so good And I’m nothing like you Look at you go I just adore you I wish that I knew What makes you think I’m so special» (Rebecca Sugar — Love like you) Ран продолжает напевать мелодию, сопя от желания поспать на едва держащейся качели, которую давно стоило бы снести. Юноша приоткрывает глаза, пытаясь разлепить ресницы, и наблюдает за розоволосым, который поет протяжные ноты, жмуря глаза и улыбаясь во все зубы. Копна волос, ранее завязанная в идеальный пучок под чутким присмотром Рана, сейчас развивается в воздухе, не поспевая за движениями парня. Передние пряди явно лезут тому в рот, но, кажется, это его нисколько не беспокоит. Глаза Хайтани прикованы к Харучиё, такому единственному и прекрасному, яркому и свободному. Ран тоже чувствует себя свободным рядом с ним. Порой Хайтани кажется, что его приворожили, а он, дурак, ведется, стоит лишь голубоглазому юноше пальчиком поманить. А он, в общем-то, и не возражает каждый раз оказываться под рукой у одного и того же человека, покорно подставляя голову для его поглаживаний. В своей любви Ран нашел спокойствие, противоядие и облегчение. Хару же… такой искренний, такой милый, такой солнечный, такой любимый. Ран ощущает как сердце начинает гонять кровь быстрее по организму, пульс учащается, глаза блестят, на скулах проступает едва заметный румянец, улыбка натягивается сама собой так сильно, что челюсть сводит. В животе разливается тепло.       — Хару… Хару-у-у… — мурчит Хайтани чуть игриво, но все так же с сонной хрипотцой. Голубоглазый оборачивается, чуть останавливая качель и уменьшая звук на телефоне. Теперь она лишь фоновый шум, который заполняет их тишину в диалоге.       — М-м? Чего ты подлизываешься? — подловив на явной игривости старшего, Харучиё лукаво улыбнулся. Ран встает с насиженного места и тянет с места младшего, приобнимая под подмышками, пока кончики пальцев оглаживают слегка выпирающие лопатки на спине.       — Хару-у… — все также привлекает внимание Ран, пробираясь к шее Харучиё, ни капли не стесняясь. Его рука уверенно скользит по талии возлюбленного. Хайтани прижимается носом к его уху и тает лужицей у ног розоволосого. Харучиё же хихикает, приглаживая заплетенные в косы волосы, очерчивая контур пробора.       — Что ты меня обнюхиваешь? Щекотно! — смеется он, но не желает отталкивать, пока Ран улыбается, пряча сонный взгляд в шее любимого, вдыхая родной запах и забывая обо всем на свете. Хайтани оставляет легкий поцелуй чуть выше ключицы, и, поднимая голову, фокусирует взгляд на голубых зрачках.       —Знаешь же, что ты у меня самый красивый мальчик на свете? — старший заправляет розовую прядь за ухо, жадно рассматривая каждую черту лица юноши, завлекая Хару в пучину своих ласк и нежности.       — Конечно, знаю. — розоволосый улыбается, поглаживая щеку Хайтани холодной ладонью. Ран следом накрывает ее своей рукой, согревая его. Он нежно потирает чужие пальцы между своими руками, поднося их ближе к губам, чтобы поцеловать. Хотя они и грязные, с запахом ржавого металла после качели, они все равно такие любимые и особенные. Санзу выдыхает.       — Ты мне говоришь это так часто, что уже не стыдно на лбу написать и каждому прохожему тыкать!       Ран тихо рассмеялся, обнимая Хару еще крепче. Колени подгибаются, расслабляясь, а спина горбится в сторону возлюбленного. Юноша опускает щёку на чужую грудную клетку, смахивая розовые пряди за плечо. Он чувствует биение сердца своего чуда, чувствует как вздымается диафрагма. Дыхание такое спокойное, размеренное, кажется, Ран сейчас уж точно уснет. Темно-фиолетовые глаза из-за слабого освещения, если таковым можно назвать единственную неисправную лампочку на детской площадке, работающую на одних молитвах жильцов домов поблизости, снова глядят в голубые, которые, кажется, светлы всегда.       — Ран, не спи, — юноша дернул старшего за косу, но тот, проигнорировав, лишь сильнее прижал того к себе. — Сам ведь хотел погулять на ночь глядя, а теперь засыпаешь. Как ты раньше по ночам умудрялся встревать в драки, скажи мне на милость?       — Старость. Знаешь, я не молодею… — Ран сымитировал печальный голос, прикрывая веки и снова прижимаясь щекой к груди. Притворством и сарказмом веяло за километр. Голубоглазый парень вздохнул и всё же помог своему любимому, чуть придерживая его за плечи и сохраняя равновесие в таком неудобном состоянии.       — Тоже мне, старик. Тебе всего двадцать три, на тебе еще пахать и пахать можно! — розоволосый не сдается, слегка трясет Рана, на что второй лениво смеется.       — Сказал малолетка, на котором пахать можно куда больше и гораздо дольше, — произнес он, роняя мимолетный поцелуй на ключицу Харучиё, а руки медленно опуская все ниже и ниже…       — Хайтани, куда лезут твои грязные руки, а? — Харучие уловил подвох сразу же, хватая любовника за запястья, останавливая их стремительное и, как оказалось, настойчивое движение вниз. — Выверну, клянусь.       — Какой грозный… Не дашь даже потрогать? — ехидно отозвался старший, перебирая пальцами совсем близко к бедрам, недвусмысленно намекая на свое желание.       — Ран, если ты не помнишь, то нашей изначальной целью был отель, — голубоглазый напомнил ему с долей нравоучения, не отступая, а лишь убеждая его и дальше. — Но кое-кто решил не только вспомнить прошлое, но, видимо, еще и добавить новое яркое воспоминание об этом месте своим непристойным поведением. Да и хрен с ним, ты меня хоть пожалей, я же все себе отморожу.       Доселе сдерживающий смех под широкой улыбкой, старший Хайтани не выдержал и рассмеялся, находя этот небольшой монолог очень забавным.       — Хару, ты моя прелесть. — сквозь хохот выдохнул Ран, потихоньку успокаиваясь.       Подхватив настрой партнера, Харучиё беспричинно начал смеяться вместе с ним, упираясь в его макушку, однако Ран зря времени не тратил. — Руки убери, скотина! — вскрикнул розоволосый юноша, резко выпрямившись, когда ощутил, как чужие пальцы сжали под собой его ягодицы, —Вижу, что ты уже проснулся. Он оттолкнул от себя партнера и резко впился пальцами и ногтями в его волосы, портя прическу и срывая резинки с концов кос.       — Ай-ай-ай! Хару! Это жестоко даже для тебя! Ай! — вскрикнул старший от того, как сильно натягивается кожа на его голове. Резинки падают на грязный асфальт, а любимые пальцы до конца распутывают былые косы и схватили копну волнистых волос.       — Извиняйся, — напыщенно строго приказал Харучиё, второй рукой обхватывая горло и скользя большим пальцем по кадыку. Под ладонью чувствовался пульс, который начинает учащаться, но вовсе не от страха. Если судить по довольной улыбке Хайтани, то скорее от возбуждения, тем не менее, строгий взгляд этого никак не смягчает.       — Прости меня, малыш Хару, я так тебя обидел… — не серьезно, но добродушно попросил прощения Ран, юноша тяжело вздохнул и отпустил его.       — Неисправим… — пробормотал розоволосый. Он вновь ощутил чужую руку на своих ягодицах, только вот она не сжимает, а поглаживает их под «извини, малыш», на что Харучиё обреченно прячет глаза в своих ладонях. — Неисправим…       Ран издевательски хихикает, но успокоившись, отодвигает одну руку от любимого лица, а второй придерживает подбородок. Харучие поднимает глаза на любовника. Аметисты встречают океан, отражающий ясное небо, слишком сильно это напомнило Рану об одном дне много-много лет назад.       Старший тянет за собой, манит в знакомый переулок, на сей раз прикасаясь так аккуратно и бережно, кажется, они снова дети, оказавшиеся под ливнем. Спотыкаясь и не видя ничего и никого вокруг, Хару прижимает старшего к себе. Оба наваливаются на старую обшарпанную стену переулка, вдыхая запах друг друга. Сухие губы розоволосого, намазанные прозрачным бальзамом, жадно прижимаются к чужим. Ветер обдувает двух парней, которые обмениваются своими сотыми первыми поцелуями. Неловкие, торопливые, жадные, всегда как первые.