***
Пролетел не один день. Все шло своим чередом. Замок все так же сохранял в себе тишину и приятную телу прохладу. Везде были задернуты длинные тяжелые шторы, подол которых ходил туда-сюда от легкого ветерка, гуляющего в помещении. В одной из таких мрачных комнат расположился и сам хозяин. Он вальяжно лежал поперек объемного кресла посередине своих покоев и, кажется, дремал, натянув цилиндр на глаза. Гробовую тишину в момент прервали тихие шаги где-то вдалеке. Они эхом пробегали по каменным стенам и с каждым разом становились все громче. — Хей, Люциус? — юноша неуверенно заглянул в арочный проход, осматриваясь, и, по счастливой случайности, обнаружил там своего знакомого, — Люциус? — повторно окликнул, но ответа не последовало. Он сделал пару шагов в сторону белобрысого парня. Кудряшки серебристо-белого цвета торчали из-под темного цилиндра, в каком-то месте закрывали глаза, в другом касались щеки, а некоторые длинные пряди обрамляли шею сзади. Лололошка, парень который так беспардонно ворвался в чужие покои, выдохнул и, совсем не задумываясь над тем что делает, коснулся мягких волос дремавшего. — А?! — еще секунду назад спящий Люциус группируется и ошарашенными глазами смотрит прямо на гостя, — Что ты здесь забыл, олух?! Стучаться не учили? — Ты такой смешной, ха-ха-ха-ха, — залился мягким смехом юноша и запустил пальцы в свою челку. — Придурок! Еще раз я тебя здесь увижу — тебе не поздоровится! — вспылил полубог и тут же вскочил с кресла, продолжая злобно сверлить взглядом, — Вы чертовы смертные совсем своего места не знаете! Как ты посмел так нагло потревожить полубога Ада Люциуса?! — взгляд багровых от злости глаз прошелся сначала по дурацким завитушкам каштановых волос, после перешел на уши, которые в отличие от его собственных имели закругленную форму, за ними последовала еще более дурацкая белая толстовка с идиотской клетчатой повязкой на шее, — Я заставлю тебя страдать до конца своей жизни за то, что побеспокоил меня! — с каждой секундой тон парня сбавлял обороты и становился менее агрессивным, вместе с ним менялась и мимика лица: светлые брови, что немного ранее были сдвинуты к переносице, вернулись на свое исходное место. Глаза же продолжали путь по фигуре напротив — спустились вниз по торсу, мельком осмотрели темные штаны и пестрые кеды. За осмотром он будто впал в некий транс. — Люц? — Чего ты стоишь? «Проваливай», — чужой голос отрезвил. Отголосок фразы застрял в голове и по итогу не был озвучен. Всему виной омуты цвета кобальта, которые без капли страха впились в алые глаза Люциуса. По телу прошлась волна приятного тепла, отчего сам юноша скривился. Совершенно новое ощущение, вызвавшее сейчас только смятение, — Уходи… Лололошка тем вечером, хоть и заметил что-то неладное, послушно ушел, но в мыслях дал себе обещание навестить Люца повторно спустя время. Сам полубог остался один на один со своими мыслями в стенах замка, что теперь казались тесными. Почему он застыл от одного взгляда темных глаз путешественника? Почему не смог выдавить ни слова? Куда пропал весь пыл, который Люциус не привык держать в себе? Вопросов было слишком много и все они летали в голове, назойливо гудели, мешались в неразборчивое месиво и даже не собирались стихать. Парень тяжело выдохнул и, как только послышался хлопок закрытия входных ворот, плюхнулся обратно в кресло. — Чертов Лололошка. Не хотелось это признавать, но то тепло, что тогда разлилось по телу, было одним из самых приятных ощущений, которые ему довелось испытать будучи в Даливарике. Мельком проскочила мысль о тех любовных историях в книжках. — Нет-нет-нет, не может быть. Точно не это, хах, — отрицательно машет головой, как будто это поможет избавиться от неприятных мыслей. А ведь если подумать, обычно так все и начинается: неловкие взгляды, робкие прикосновения, неуверенные речи и прочие прочие радости влюбленности. Но разве такое может быть? Полубоги умеют любить? Испытывать такие чувства? Всю жизнь Люциуса окружала другая жизнь, другие существа с совершенно другими взглядами. О высоких чувствах он ничего не знал, не видел и уж тем более не слышал и всю информацию узнал самостоятельно с помощью библиотек и книжек. Нет, такие, как он, любить не умеют. И только внутри все равно что-то скребется, не успокаиваясь и не давая забыть о себе: желание вскоре вновь увидеть темновласого юношу, услышать его тихий заливистый смех и ощутить на себе его нежные прикосновения. Смог бы признать это сам Люциус? Конечно, нет. И потому на протяжении всего следующего дня он метался из одной части комнаты в другую в попытках чем-то занять себя. Пытался прибираться в замке, пытался поухаживать за Айко, пытался и читать, но по итогу ни одно из занятий не привело его к желаемому успеху. Например, при чтении, в очередной раз ловя себя на мысли о Лололошке, в один момент он разрывал и без того хрупкие страницы, а после кидал книгу на пол куда-то в сторону. Психовал Люциус много и сильно — все вокруг пострадало от его нервов. В конечном итоге он оставил попытки убежать от мыслей и холодным вечером этого же дня устроился у камина и, поджав колени к себе, наблюдал за бесконечными языками пламени, что чудно плясали друг с другом, отдавая тепло. Даже если опустить сомнения Люциуса и предположить вариант с принятием факта наличия чувств — легче все равно не становилось. Признаться объекту обожания он не сможет, как ни крути: как минимум гордость размером больше Воланда не позволила бы это сделать. Как итог: юноша продолжил метаться от одного варианта к другому без возможности избавиться от назойливых мыслей и образов в голове.***
Совершенно внезапно, мельком уловив в окне белые пятнышки на небольшой полянке возле дома, он вспоминает про тот самый способ гадания о котором узнал из книги. Люциус долго отговаривал себя от этой идеи, но в конечном итоге выперся на улицу за этими глупыми ромашками. — Эти ваши примитивные людские способы предсказания будущего, пф, — парень закатил глаза и потянулся к цветку, сорвал и после глубоко вздохнул, — Любит… — прямо как было описано в той книжке, отрывается первый лепесток и вскоре оказывается на земле. Говорил ли он про себя или Лололошку, когда начинал гадать, не знает даже сам он, но это, по его мнению, и не имело значения, — Не любит… — продолжалось так до момента, пока на желтой головке не остался один единственный лепесток, — Любит… Бред, — остатки цветка полетели в близлежащее дерево. Люциус нервно засмеялся, — Какое унижение, боже. Почему я вообще занимаюсь чем-то подобным, хах. Внезапно на голову что-то капнуло. Парень поднял голову и это что-то вновь упало только уже на нос. Стряхнув с себя воду, он поспешил обратно в замок. Начался ливень. На улице резко стало темнее. Дождь был настолько сильным, что мутной пеленой покрыл все вокруг и не было видно ничего дальше нескольких метров. Тяжелые капли били о покрытие крыши. Вскоре, недавно гробовую тишину густого леса, прервали раскаты грома. Люциус вновь прибился к камину, кажется, совсем поникший. Сел на полу и обнял собственные колени. Цилиндр, не удержавшись на голове, упал на пол. Парень щелкнул пальцами и тут же бруски дерева охватило яркое пламя. И теперь, помимо музыки дождя, его окружало потрескивание дров за металлическим заборчиком. Огонь дарил приятное тепло, обволакивал и тем самым успокаивал… успокаивал раньше. Сейчас же внутри все бушевало и сворачивалось болезненным комом. Гром так же не давал расслабиться — заставлял время от времени вздрагивать от внезапных раскатов. Наверное, все это действительно бред. Ничего Люциус не чувствует, никого не любит и никто не любит его. Все это всего лишь мимолетная слабость и ничего более. Обычно люди валят такое неоднозначное поведение на положение планет или другие, по его мнению, никак не связанные вещи, но сегодня ему было легче поверить в бредни с планетами, чем в собственные чувства. Вечером того же дня пожаловал Лололошка. Он неуверенно ступал по устланным коврами коридорам, ожидая очередной вспышки гнева от Люциуса при встрече. Вопреки ожиданиям ничего такого не случилось, скорее даже ничего не случилось. Полубог продолжал сидеть у уже потухшего камина и втыкал куда-то перед собой. Выглядел жалко, побито — без привычного цилиндра и плаща, волосы на макушке были взъерошены. Вокруг разбросаны рваные книги, у окна от недавнего дождя образовалась лужа — никто так и не заставил ставни. При виде Ло он вовсе спрятал ладони в рукава рубашки и, вцепившись в нее коготками, натянул ткань. — У тебя все в порядке? — юноша сделал пару неуверенных шагов в сторону Люциуса. — Отвали. Это тебя, смертный, не должно заботить, — еще несколько шагов и, протянутая в попытке прикоснуться, рука, — Не подходи или тебе не поздоровится. — Люц… — от собственного имени, слетевшего с чужих уст, внутри как будто лопается какой-то шарик и теплое бархатистое содержимое разливается в области груди, но Люциус тут же пресекает свои чувства от чего тепло сменяется болью шипов, которые установил он сам в попытке огродиться от пугающей неизвестности, — Я же вижу, что что-то не так. Давай поговорим? Что случилось? — Что?! Что случилось?! Да не знаю! Не знаю я! — Люциус встал, обернулся и красными глазами уставился на гостя, — Отвратительно себя чувствую! Это ты все виноват! — стук каблука идеально начищенных лакированных ботинок, после которого по комнате разлетелись сверкающие красно-желтые искры, что уже будучи на полу выглядели как звезды в ночном небе. Благодаря свечению искорок Лололошка смог лицезреть боль и растерянность в глазах собеседника. Сейчас он выглядел не как тот самый грозный и влиятельный полубог Ада Люциус, а как маленький брошенный напуганный мальчик. — Недуг? Позволь мне… — холодная ладонь коснулась теплого, хотя скорее горячего лба, но тут же была с силой отброшена, — Давай сядем и спокойно поговорим, хорошо? — обеспокоенное лицо Лололошки заставило пойти на поводу чувств и, выждав небольшую паузу, слабо кивнуть в знак согласия. Люциус двинулся первый — отряхнулся от несуществующей пыли, поправил рукава рубашки и медленным шагом двинулся к выходу из замка, устремив взгляд в пол. Сердце колотилось с бешеной скоростью и, по ощущениям, заглушало все вокруг. Ноги с каждым шагом становились все более ватные и передвигать их становилось каким-то испытанием. Да в целом все будто было испытанием. Еще минуту назад парень отлично себя контролировал, а сейчас его настолько сильно накрыло, что он едва держится на ногах. Лололошка, идущий сзади, наблюдал за всеми странностями спутника и в голове все больше подтверждалась теория о каком-то божественном недуге. Смеркалось. Юноши двигались по давно протоптанной дорожке, ведущей от ворот замка к небольшому водоему. Лололошка взмахом руки создал небольшой огонек, благодаря которому они смогли без проблем добраться до большого кудрявого дуба, что стоял чуть поодаль озера. Влажный свежий после недавнего дождя воздух помог Люциусу немного остыть и прийти в себя. И, взяв себя в руки, он впервые за всю дорогу обернулся на объект всех его проблем. В свете искусственного огня каштановые волосы отливали золотом, гладкая кожа лица выглядела как скол фарфора, принимая на себя теплое свечение. Глубокие темно-синие, почти черные, глаза были обрамлены пушистыми ресницами, что еле заметно содрогнулись при виде нахмуренного лица полубога. — Мы пришли, — парень плюхнулся под дерево и спрятал нос под ворот рубашки. Лололошка молча сел рядом и устремил взгляд куда-то в даль. Люциусу нужно было время на осмысление и формулировку мыслей и сейчас, когда он все же решился это обсудить, перебивать было нельзя, а потому его верный друг, находящийся всего в метре от него, показывал всем видом, что готов ждать столько, сколько будет нужно, — Я не понимаю, что происходит… Меня кидает в жар, когда ты приходишь. Ты поселился в моей голове. Куда бы я не бежал, чем не пытался себя занять в итоге я отказываюсь в одной и той же ловушке. Я даже использовал ваши примитивные человеческие трюки, чтобы докопаться до правды! Это какое-то заклинание? Проклятье? — светлые бровки сошлись у переносицы, — Не имеет значения. Останови все это! Сейчас же! — Трюки? — Да, именно. Предсказание будущего на цветах. Ну что за бред. Чем вы, людишки, только не пытаетесь себя занять, хах, — Люциус зыркнул на собеседника, как на дурачка, который не смог догадаться до элементарных вещей. — А… Так вот в чем проблема, — пазл сложился. Теперь Лололошка понял причины столь сомнительного поведения юноши. А ведь, если подумать, нелегко ему пришлось с его-то гордостью и упрямством. Непроизвольно уголки губ приподнялись, одаряя полубога, что сейчас находился в полном замешательстве, теплой улыбкой, — Понятно все с тобой, Люц, — парень поднимается и протягивает руку в предложении помощи. Даже с такими небольшими источниками освещения в виде луны и небольшого светила на лице полубога можно было заметить румянец, причем не только на щеках, но и на кончиках ушей. От смущения он часто хлопал серебристыми ресницами, и бегал глазами туда-сюда. Сердце вновь застучало где-то в ушах. Люциус изо всех сил постарался сконцентрироваться на фигуре перед собой и, злостно фыркнув, все же схватился за протянутую ладонь. От теплого прикосновения по телу тут же табуном пробежали мурашки. Все произошло слишком быстро: Лололошка резко потянул полубога на себя, обхватил свободной рукой талию, а после первую переместил на порозовевшую щеку. Еще секунда и их губы соприкасаются. Юноша ведет медленно и чувственно, не держит партнера, давая понять, что тот в любой момент может остановить процесс. Пальцы, что лежали на щеке, медленно перешли к светлым волосам и после медленно прошлись по заостренному ушку. Напоследок Ло цемнул уголок губ и тут же отпрянул, сделав пару шагов назад. — Теперь понял, что чувствуешь? Или все еще уверен в проклятье? — Люциус все это время стоял в ступоре. О таком развитии событий он даже подумать не мог. Однако как только до него окончательно дошло, что сейчас произошло, покраснел пуще прежнего, — Не смог найти объяснения лучше… — Завались! — возможно, то, о чем сейчас подумал своевольный беловласый малец поимеет последствия и он об этом пожалеет, но сейчас целиком и полностью предоставив себя Лололошке, раскрыв все свое нутро, всего себя, он унизился перед ним насколько было возможно, а значит терять уже нечего верно? Резким движением Люциус оказывается уже перед юношей и с силой хватает того за грудки. — Эй-эй! Тише! Зачем сразу драться?! Только вот драться никто и не собирался. Теперь в поцелуй втянул сам Люц. Сперва кончиком языка прошелся по нижней губе, а после несильно куснул в наказание за такое поведение. В отличие от предыдущего поцелуй был напористый влажный. — Придурок, Ло.Получается полубоги все же умеют любить, правда?