Последняя ночь

Пелена тёмной ночи окутывала тихий периметр винокурни, слышно было как отчётливо гудят сверчки среди зелени и виноградных лоз. Кристальные бабочки вместе с редкими светлячками точечно освещали раскинувшиеся ветви винограда. Взмах хрупких крыльев, ещё и ещё раз. Казалось бы, они могли усыпить своей грациозностью и красотой в этой глубокой ночи. Горничные давно закончили со своими распоряжениями на день, стояла спокойнейшая тишина на винокурне «Рассвет». Сокровище Мондштадта, солнечная жила, которой славился чуть ли не весь регион. Подумать только, что может быть не так? В стенах винокурни было тихо в эту ночь, а нынешний хозяин лишь наблюдал чужой «сон» светлой головы где-то рядом на перине. Тишина оглушала его, но эта тишина была воистину лучшей наградой за весь день. Дилюк с ювелирной аккуратностью в движениях подтягивается на локти и не спускает взгляда с бирюзовых кудрей рядом. В голове порой не укладывалось, каким образом его враг посмел оказаться к нему так близко. Казалось, ещё вчера Дилюк проживает те дни отсутствия отца вновь и вновь, хотя уверяет себя, что отпустил его гибель давным давно. Он путается вновь и не слышит эту оглушительную тишину вокруг, были только рассудительные мысли в голове, которые сплетались вновь и вновь, стоит ему наблюдать помятые светлые волосы. Путается в них, теряется, словно завороженный ценитель искусства замер перед мазнёй художника. И именно сейчас голова рядом оборачивается на него, красные глаза обоих молчаливо встречаются в потёмках комнаты, явно привыкшие к темноте и очень бледному ночному освещению. Освещают резкие черты кудрявого, подчёркивают уродливый шрам так ярко, что любого второго такой вид Дотторе оттолкнул бы. Но почему-то самый главный ненавистник смотрит на него с замиранием сердца в груди, заставляя в моменте собственный голос в голове умолкнуть. Дотторе был самым настоящим наркотиком, который отравлял жизнь Дилюка. Разъедал его душу, реазъедал всю человечность, сжирал полностью и не оставлял ни одного куска, завязывал на шее петлю из своих рук, кусал, точно делал самый болезненный укол… А Рагнвиндеру хоть бы хны. Ему нет дела до оболочки души Дотторе, которую он обмазал своей мерзкой натурой. Но ведь Дилюк знает, что за маской прячется этот уродливый шрам как и за оболочкой прячется его адекватная потрёпанная судьбою сторона. Кто ещё об этом знает? Мало кто, это даже ежу понятно. — Долго пялиться будешь? — Наконец звучит его голос. Дотторе пялится в ответ, принимая это за очередную игру в гляделки, в которую они постоянно играли. Осознанно или нет — не суть. Ему незачем было отводить взгляда от рожи, которой, собственно, толком не видно сейчас. Даже сквозь потёмки было понятно, что это Дилюк. Но кому как не ему это понять? — Долго. Привычный ответ следует от мужчины, он тянет руку к чужому лицу, смело и без особого разрешения покрывает ладонью щёку, убирая выбившиеся кудри. Дотторе не реагирует на это, даже в лице не меняется, только смотрит, а твёрдая рука оставляет касание на бледной щеке. На этом их чудная беседа прирывается, а Дотторе недовольно сводит брови, закрывая глаза. Дилюк смотрит, смотрит на него и даже усмешку кидает в ответ на такую детскую реакцию. Учёный поправляет только перину под собой и продвигается ближе, будто невзначай оказывается прямо у бока винодела. Никто из них не отмечает это вслух. Они в целом мало говорят о том, что между ними происходит. Будто социальные инвалиды, хоть и Дотторе порой просто напросто трудно заткнуть, а когда он начинает язвить — тем более. Дилюк в спокойствии прикрывает глаза, а рука зарывается в светлые волосы. Вновь волосы. Они снова и снова его путали. Будто невзначай он дёрнулся, словно не ожидал этого жеста, а красные глаза в страхе широко открылись. Дилюк этого не мог заметить, только начал перебирать пряди, наматывая на пальцы, а Дотторе напрягся всем телом. " — В чём дело?» — Эхом отозвался голос, который он слышал давным давно. Это был Дельта. Кудрявый даже не смел ничего говорить, он застыл в ужасе, чувствуя, что вот-вот что-то произойдёт. Произойдёт с клонами. В том числе и с ним. Резкое включение в общее собрание клонов как минимум заставило его быстро перестроить все мысли в голове за пару мгновений. " — Эй, что за чертовщина?!» — С каждой секундой бирюзовая голова наполнялась голосами своих «собратьев», а внешний мир был теперь на заднем плане. Только поглаживания Дилюка ощущались яро и слишком обжигающе, но отталкивать его хотелось в последнюю очередь. Прежде нужно было избавиться от голосов, которые как назойливые вороны начинали каркать в голове. " — Было принято решение отключить все копии, таково решение Омеги, вы не имеете права противиться этому исходу событий. Готовьтесь к отключению.» — Дилюк…! — Внезапно громкий голос Дотторе заставляет винодела вздрогнуть и открыть глаза. Учёный вцепился в него мёртвой хваткой бледных рук. —…Что? Ты чего- — Дилюк, сейчас… Я сейчас… Я сейчас умру. Сделай что-нибудь! Сделай. — Что ты несёшь? — Красноволосый почти провалился в дрёму до этого и совершенно не понимал, что говорит Дотторе, некогда мирно лежавший под его боком. Только вот после этого вопроса Дотторе ему не ответил, сжимая до невозможности чужую ночную рубашку. Кажется его начало трясти. — Нет… Нет-нет-нет… — Дотторе, что происходит? — Мужчина обхватил его похолодневшие руки, стараясь заглянуть в глаза в темноте, а затем отвлекается, чтобы зажечь свечу в темноте. Теперь было лучше, только вот не Дотторе. — Я не хочу, Дилюк. Я не хочу уходить, нет. — Куда уходить? Куда ты собрался? Испуганные красные глаза смотрели в те, что были напротив и не понимали ни единого слова из уст учёного, а тот в свою очередь тяжело дышал, будто в страхе начинал задыхаться. Дотторе не мог ответить Дилюку, ведь в голове царил хаос, а его жизненная энергия начинала истощаться. За счёт этого все последние силы уходили на то, чтобы вцепиться в красноволосого и не отпускать. — Подождите! Подождите ещё немного! — Дотторе откровенно крикнул, ткнувшись в плечо, а Дилюка настигал шок, ведь ему ничего никто не объяснял. Мужчина чувствовал, как нервозно пальцы сжимали его ткань, как тряслись руки и он пытался успокоить, обхватывая их своими, с непониманием глядя на животный испуг в глазах своего учёного. — Боги, Дотторе… Что с тобой, ты меня пугаешь. — Взволнованно цедит Дилюк и чувствует как худые пальцы обвивают шею и обнимают невыносимо сильно. Это даже объятиями не назовёшь, скорее попыткой задушить, только вот кажется «уходил» Дотторе. Уродливые костлявые руки бледнеют будто совершенно теряя оттенок кожи. Казалось бы, куда ему ещё бледнее? Видно, есть куда. — Подождите… Умоляю… Что я сделал? — В мольбе голос Дотторе искажается, будто на последнем вопросе раздалось эхо от его голоса, что теперь засело в красноволосой голове. — Дотторе, скажи что ты смеёшься надо мной, прекрати… — Оставьте меня в покое, не трогайте… Я не… Я не могу… — Кудрявый говорит ему в плечо, повторяет одни и те же слова будто в трансе, а потом чувствует как отнимаются его ноги и взвывает, от чего Дилюка пробивает насквозь этот вой. Он обхватывает хилое тело, позволяя в себя утыкаться силой и только чувствует как Дотторе цепляется за него вновь и вновь, царапая сквозь одежду. Мужчина опускается губами на лоб светловолосого, убирая непослушные кудри волос, пока Дотторе жалобно мычит и скалится, жмурясь, хрипя. — Мне нужно позвать Эрнеста, Дотторе. Отпусти, для своего же блага, дава- — Не надо, не надо, умоляю… Подождите ещё немного, я не готов! — Тогда хотя бы скажи что с тобой, Торе… — Дилюк крепко обхватывает его в своих руках, полноценно чувствуя дрожь тела. Явно это не было шуткой, иначе бы учёный давно сдался, а не бился в конвульсиях на руках винодела. А Дотторе не мог ничего говорить, перед глазами становилось мутно, он в испуге схватился за воротник рубахи и постарался не слишком импульсивно пройтись пальцами по чертам лица хозяина винокурни. Дилюк в удивлении смотрел на него, захватывая худые запястья в свои руки, какой раз удивляясь насколько тот был хилым, но в первую очередь удивляясь поведению и тому, что с тем творится. Ранее такого поведения он даже и не подозревал, но учитывая насколько личность учёного была сомнительной, данное явление в теории может быть не удивительным. —…Люк, Дилюк… — Голос Дотторе сошёл на нет, теперь был только предательский, хриплый шёпот и его угасающий взгляд. Бледные руки обхватывали лицо Рагнвиндера, перебирая пальцами, желая коснуться его в последний раз, запомнить лицо настолько насколько это возможно, даже если он сейчас не мог видеть. Пустой взгляд Дотторе убивал Дилюка. В какой раз он его убивал? Уже счёта не было, Дилюк понятия не имел, что ему надо сделать, чтобы это всё прекратилось. Не выдерживая, красноволосый потянулся навстречу лицу напротив и сомкнул свои губы с чужими в моменте. Только вот реакции не последовало, а Дотторе продолжал смотреть в одну точку, словно в гипнозе двигая своими губами, повторяя уже без голоса немое: «Подождите». — Дотторе? Дотторе что с тобой? — Дилюк задал вопрос вникуда и понял это тут же, когда отчётливо увидел как резко померкли некогда алые глаза напротив, будто перестали светиться. Жизнь постепенно в них уходила и это заставило Рагнвиндера не верить в происходящее. — Дотторе? Дотторе ответь.! Ответь, умоляю! — Бледные руки теперь его не держали, они опустились на грудь как и голова, которая потеряла опору. — О господи, нет. — Дилюк словил его, повернув к себе в своих руках и с надеждой всматривался в испуганный и замеревший лик Доктора, который больше не бегал глазами, который больше не щурился, который больше не скалился как акула и не выглядел в его руках живым. Теперь Дотторе умер. Неизвестно по каким причинам, Дилюк не понял ничерта и только опустился к груди, чтобы приложить ухо к хилой груди в надежде услышать ожидаемый «моторчик» сердца. Дотторе не издал не звука, его грудь и подавно была глуха, будто в нём никогда прежде не билось человеческое сердце, а Дилюк до конца не верил в происходящее, обхватывая лицо учёного в своих руках. — Док… Док, прошу. — Голос винодела надломился на шёпот и он сглотнул, прижимаясь своим лбом о чужой. От Дотторе ничего не осталось кроме его тела, которое, кажется, никогда не было тёплым. Рагнвиндр никогда не задумывался, почему Дотторе был настолько «холодный» как ледышка. Руки, шея, губы. От всего этого не веяло теплом, только Дилюк мог его подарить ему, а так же согреть, чего обычно требовал учёный после нескольких месяцев, что он провёл на винокурне. Это начинало входить в привычку и красноволосый даже перестал удивляться. Тяжёлое дыхание настигло и винодела, который мог только с надеждой смотреть на безжизненное тело у себя в руках. Он надеялся, что это всего-лишь кошмар, который вот-вот закончится, но уставившиеся стеклянные глаза Дотторе говорили ему о том, что это всё происходило здесь и сейчас. Рагнвиндр обхватил руку учёного, он тряс его, пытался «разбудить», пытался привести в сознание. Даже искусственное дыхание толком не помогало, черт возьми, Дилюк даже не знал, сможет ли это помочь, когда сердце уже несколько минут не бьётся. Мужчина упустил момент, когда по щекам начали течь горькие слёзы, которые он не в силах был контролировать. Маленькие крупицы падали на бледного как поганку учёного, а хозяина винокурни начало трясти. Кошмарный ком встал поперёк горла, Дилюк продолжал беспрерывно пялиться на него, но с ужасом в глазах. Он чувствует, как быстро до его головы доходит мигрень и слышит биение сердца своего, но думает, что лучше бы слышал этот мотор в Дотторе, а не себе. Сердце пробило удар, когда мужчина в его руках механически дрогнул «в последний раз». Дилюк не мог выдавить из себя и слова, а голова начинает наполняться тонной вопросов, на которые ему явно не дадут уже ответов. Теперь он даже не может согреть Дотторе. Не было никакого толка от того, что он будет согревать бездыханное тело на своих руках. По голове будто чем-то тяжёлым заехали, а взгляд Дилюка потемнел подобно грозовым тучам. В глубине ночи на винокурне раздался отчаянный и обречённый вопль. Хозяин винокурни вновь остался один.