Ганнибал

Ганнибал. Имя прокатывалось глухим от корня языка, мягким — до его кончика и звонким — при завершающем небольшом взрыве губ. Третий слог был потушен звуком "л", а Уилл, наконец, очнулся от своего же голоса. Вздрогнул, переводя скользящий, ни на чём не задерживающийся взгляд с предмета на предмет — те были не слишком знакомые, оттого внутри рождался закономерный страх: не воспримет ли хозяин это вторжение в штыки, не разочаруется и не прогонит ли? Имя привычно сошло с губ, срывая напуск болезненной дрожи. Что-то внутри язвительно шептало, шипело, отплевывалось, сдабривая уже расшатанные моральные нормы очередной порцией едкой кислоты. Это оправдывало, но не объясняло. Но Уилл всегда славился тем, что предсказать его действия было почти невозможно, особенно когда в игру вступала его вторая сторона, тщательно скрываемая от мира недосягаемыми стенами, видимыми явно лишь для одного человека. Для человека, который считает его не фарфоровой чашкой, нужной лишь для впечатления редких гостей, а опасным хищником. Может, именно это сравнение расположило Уилла к психиатру, не пренебрегающему нетрадиционной медициной, более чем позитивно. Увидеть возводимое за кажущимися бесконечными стенами, попасть в цель с первого выстрела, препарировать Библию, подчиняя своим канонам... И везде Ганнибал был на высоте. Уилл разжал кулак. Подсохшая с краев кровь блеснула на свете от желтоватой лампы, нервные окончания взвыли с новой силой, как тогда, на морозе, когда случайная горсть снега врезалась прямо в руку, прямо на разодранную до мяса кожу. Уилл заторможенно расслабил пальцы, прислушиваясь к уколам по периметру костяшек. Чужое тело на столе уже перестало приковывать внимание; фантазии, где оно встаёт и пытается отыграться за смерть, утихли; попытки переосмыслить мировоззрение и оправдать с точки зрения закона свои противоправные действия закончились признанием самозащиты. Только Ганнибал стабильно занимал свою нишу в подсознании. Ганнибал не спешил возвращаться домой. А Уилл не спешил запоминать то ощущение, которое он испытывал при убийстве. Хотелось вопреки всему задуматься о ничего не значущем чувстве почти детской обиды — хотелось задуматься о преступно редком тактильном контакте и, возможно, личной неприязни доктора Лектера к нему. Конечно, Уилл не считал себя верхом красоты и привлекательности, не видел в себе особенные черты, кроме острой эмпатии, которые могли привлечь внимание. В этом мире он был, можно сказать, ошибкой. Не чувствуя твердую почву под ногами, Уилл упорно старался жить как все, выстроить неприступные стены «нормальности», чтобы никто ничего не заподозрил. Его откровенные мысли стали его проклятьем, а клубящаяся в неволи грудной клетки тьма — бомбой замедленного действия с постоянно меняющимся таймером. В противовес ему Ганнибал жил так, будто весь мир создан исключительно для него одного. Восхищение других людей он воспринимал как данность, при это оставаясь до невозможности учтивым. Если бы не явный интерес такого человека, Уилл бы и вовсе не стал задумываться о себе. Даже о таких банальных вещах, как внешность. Казалось, с их знакомства прошло всего несколько месяцев, а Уилл начал перенимать вкус в одежде, привычки и витиеватые выражения — то ли чтобы язвительно уколоть, то ли чтобы ещё раз швырнуть в лицо факт своих перемен. Второй вариант не помогал — Ганнибал верно держал дистанцию, Уилл — ещё больше сомневался в себе. В идеале не стоило бы и думать о предпочтениях доктора Лектера и о возможности сценария, где ему и правда понравился незадачливый профайлер — Уилл никак не мог подавить в себе слепое отрицание, а со дна всколыхнувшимся илом поднимался страх, закрепляющий отнюдь не приятные мысли. И Уилл вновь замыкался в себе, сводя результаты рефлексии к нулю. Ганнибал касался его только когда накачивал наркотой, будучи уверенным в бессознательности пациента. Уилл готовился. Сменил обыкновенную куртку на новое пальто, уложил волосы все теми же повреждёнными руками, прикрепил ироничное послание к самому что ни на есть настоящему трупу. Все эти приготовления — совершенно не для впечатления кого-либо. Ему просто казалось правильным в переломный момент своей жизни выглядеть достойно — выглядеть достойно в строгих стенах знакомого дома. Из тени показался силуэт. Ганнибал всегда перемещался неслышно в своем доме. Долгий взгляд впечатался в лежащее на столе тело. Глаза мгновенно оценили ситуацию и Уилла позади стола, у ног Рэндалла. Ганнибал повернулся спиной и медленно закрыл двери. Уилл не среагировал. Безудержный поток мыслей уносил его в бессознательность. Однако тихая фраза блеклой бабочкой слетела с губ. — Думаю, теперь мы определенно квиты, — Ганнибал поднял голову и продолжительно посмотрел на Уилла, — Я послал кого-то убить тебя. Ты послал кого-то убить меня, — Уилл, наконец, оторвал взгляд от пола, ловя встречный, и будто бы чуть улыбнулся, говоря торжественное: — Счёт сравнялся. Ганнибал невидно кивнул. Идеально чистое дорогое пальто хранило на плечах подтаявший снег. Узорчатый галстук и девственно белый ворот, вошедшие в повседневность, привычно подчеркивали высокие вкусы доктора Лектера. — Рассматривай это как акт взаимообмена, — заключил Ганнибал. Уилл фыркнул, не отводя взгляда. Они оба знали бессмысленность этих слов, ведь ситуации были кардинально разные. Уиллу льстило внимание. Он прекрасно понимал, в особенности после своего откровения на последней сессии, что взамен несостоявшемуся убийству Мэдисона Ганнибал подарил ему Рэнндалла. Это понимание жгло душу и сдавливало горло, перекрывая воздух в лёгкие. — В приличном обществе накладывается табу на отнятие жизни, — скользко заметил Уилл. Ганнибал вновь задумчиво посмотрел на тело, медленными шагами двинулся к столу, перебирая кожаные перчатки в руках. — Без смерти мы были бы в затруднении. Ожидание смерти приводит нас к величию. Ты представлял меня на его месте, Уилл? Вкрадчивый голос совсем не вязался со взглядом. Уилл чуть вздрогнул, давя в себе желание отстраниться. Бессознательное услужливо ткнуло носом в вихрь воспоминаний. У Ганнибала поломана переносица, синяки кровавые на скулах и разбитые в черную кровь губы. Он с трудом разлепляет заплывшие веки, с придыханием следит за пациентом. «Ты представлял меня на его месте?» О, Уилл много чего представлял, реальность и фантазии разимо отличались хоть и приносили похожее удовольствие от процесса. Власть, которую он имел над распластавшимся "человеком" запускала странный механизм, и тело переполнялось энергией, а мозг изнывал от эйфории. У Ганнибала тонкие губы, на вкус - сухие, отдающие металлом, как если лизнуть слиток железа. Уилл прижимается, долго и чувственно. Корит себя за очередную слабость как-то неестественно, для порядка. Это последнее фантомное ощущение тепла на губах. И подобное действие Уилл может позволить себе лишь в собственноручно придуманных сценариях, где один из них однозначно при смерти. Рэндалл глухо стонет, вырывая из забвения. Уилл наклоняется и с силой поворачивает массивные рога. Завершающий хруст напоминает послевкусие оргазма. Ганнибал вскрывал его истинную сущность грязно и больно. Со скорлупой расставаться упорно не хотелось. Это порождало ненависть с обратной стороной. Подобно подкинутой монете — не угадаешь, какой стороной упадет и какой пропишет сценарий игры. — Ты убил его голыми руками? — так и не дождавшись ответа, Ганнибал задал новый вопрос. Уилл вздохнул сквозь стиснутые зубы. — Это было... — он разжал руку, до этого не замечая, как сжимал до боли в костяшках при появлении доктора Лектера, — интимно, — перед глазами пронесся момент, где он уверенно откидывает, нет, отшвыривает ружьё. Исход здесь был один. — Убийство заслуживает интимности, — с нотками гордости в голосе подметил доктор Лектер. Уилл мысленно позавидовал этой беспрекословной уверенности. Спокойствие Ганнибала значило лишь то, что он принимал свою темную сторону, а не тратил все силы на борьбу с ней. Уиллу, наверное, было ещё далеко до подобной гармонии с самим собой. — Ты был последним врагом Рэнделла Тира, — продолжил Ганнибал, делая шаг к Уиллу, становясь слишком близко, плечом к плечу. Он чуть помедлил, будто решаясь. Уилл со странной смесью нервозности, удивления и предвкушения, ждал. С такого расстояния он мог уловить тонкие нотки парфюма доктора Лектера — после этого осознания хотелось дышать ещё глубже. Ганнибал замер, почти дотянувшись рукой. На периферии сознания мерцало ощущение, что он портит яркое впечатление. Будто бы в будущем сложится касание, что превзойдет все прошлые моменты близости во множество раз. Первое и последнее осознанное касание. А значит, прощальное. Но Ганнибал совершенно не мог оставить Уилла в наполовину расколотом состоянии, не подтолкнув разбиться окончательно. Уилл ждал действий. Ждал реакции — похвалы или порицания. А не оправдать ожиданий Уилла Ганнибал не мог. Кровь на костяшках знакомая, обласканная взглядами. Приводит в привычно теплящийся восторг не от привычной жесткости, ей сопутствующей, а от... Уилл повернулся прямо в затягивающие омуты чужих глаз, видя ненавистное замешательство. Казалось, его окликнули, но Ганнибал молчал. Уилл моргнул, но чувство неотвратимости не исчезло. ...от эстетики. Кровь шла ему безумно. Уилл явно видел расширившиеся зрачки напротив — от всего лишь мыслей. Уиллу нравилось как песок скользит сквозь пальцы и не нравилось как он забивался под ногти. Темные ободки ногтей ещё несколько раз представали в его сознании — от них не отмоешься. Ускользающее время было любо, но отсрочивающийся момент был готов закончится трагедией. Сработает ли тщательно продуманный план? Приманка заброшена, извивается на крючке — не отличишь от настоящего малька. На глубине мелькает тень и кажется: вот сделает ещё круг, и вернётся, и клюнет наверняка. Заглотит широким ртом как бездна и поздно заметит смертоносное лезвие вошедшее в мягкие ткани. Когда клюет — время тащить. Но Ганнибал верит. Одна рука легла на чужое запястье, скрытое рукавом пальто. Вторая — плавно перебирала пальцы. Изумлённый взгляд обжёг своей искренностью. Тепло на кончиках пальцев усиливалось во множество раз, Уилл стоял, распахнув глаза, позволяя делать со своей рукой любые манипуляции. Ганнибал хотел нажать сильнее. Выдавить, размазать, насладиться блеском чужой крови. Но всё-таки лишь невесомо провел пальцами по оголенным ранам, вызывая еле слышное шипение и короткий взгляд укора. Уилл болезненно заломил брови. Мягкие поглаживания резали не хуже ножа. Он следил за движением чужих пальцев неотрывно. Воздух искрился от напряжения. Казалось, что между ними он плавится, что еле видно изменяет пространство, заставляя контуры подрагивать и меняться — как над жаром пламени. Ганнибал, наконец, оторвался. Отодвинул стул, приглашая Уилла сесть за стол с трупом. Забрал пальто, ушел в другую комнату. Возвратился в белой рубашке с темной жилеткой, принес чистую воду. Придерживая за запястье, погрузил руку Уилла, мягко и осторожно. Чистая вода неторопливо окрасилась алым. Уилл безэмоционально смотрел сквозь, находясь в странном оцепенении, боясь спугнуть наваждение, боясь, что все это окажется сном или больными галлюцинациями. Ганнибал замер длительным взглядом. — Не уходи в себя, Уилл, — слова сопровождались мягкими поглаживаниями ватой, — Ты хочешь уединения. Не стоит желать его в такой ситуации, это стремление подобно притяжению блеска рельс при звуке надвигающегося поезда, — низкий голос Ганнибала постепенно овладевал вниманием. Вата сжалась в руке, прохладные капли ударились об окрасившуюся водную гладь. Ганнибал осторожно достал руку Уилла из воды. Промокнул полотенцем, медленно, будто до этого совсем не желая расширить раны своим вмешательством, — Оставайся со мной. Заключительная фраза, врачебный приказ - дружеская просьба. Уилл обречённо прикрыл глаза. — Куда ещё я могу пойти? — Куда угодно, — парировал Ганнибал. Он осторожно поднял кисть, обматывая стерильным бинтом. Движения правильные и отточенные, привычные и естественные. Доктор Лектер продел большой палец Уилла сквозь свои, придерживая край бинта, вязал крест накрест. Уилл с придыханием следил за движениями, плавясь, передавая контроль в чужие руки. В голове роем проносились тысячи вопросов. Почему он позволяет себе такое? Обычные, казалось бы, касания, открыто отдавали интимностью. Это читалось в коротких взглядах при особо длинном контакте, в плавных движениях, до идеала аккуратных, одновременно с этим со «случайными» отклонениями, куда была выложена тонна не читаемого смысла. Внутри все вопило об обмане, но сердце стучало слишком часто, перегоняя отравленную запретным удовольствием кровь, и не было уже никакой возможности прервать столь желанную пытку. — Я никогда не чувствовал себя настолько живым, когда убивал его. Признание слетело с губ раньше, чем Уилл успел подумать. Он поднял голову в сомнении, но Ганнибал улыбался. Открыто и с явной долей восторга. Руку сжали сильнее. В этом взгляде Уилл почувствовал себя на высоте. Им восхищались. Его понимали. Его... Ценили? С ним желали восстать против всего мира и вознестись на его небеса, выставляя на показ власть, полученную совместными усилиями. Ганнибал сказал, что давно понял, что касания действуют на Уилла слишком сильно, туманя разум. Ганнибал сказал, что было бы неправильно этим пользоваться. Ведь подобный выбор человек должен сделать сам, без примеси инородных чувств. Уилл потупил взгляд. В груди теснилась до ужаса сладостная теплота. Одновременно с этим, горечью на языке ощущалось свое предательство. Перед глазами проносились картины их совместных вечеров, длительные разговоры и рабочие дела — сначала сдобренные ложью и двойными играми, потом — обоюдными попытками удивить друг друга. Флирт на грани смертельной опасности. И предсказуемый выбор одного из них. — Ганнибал, — голос прозвучал чуть грубее, чем он предполагал. Доктор Лектер вопросительно склонил голову, — Я хотел обыграть тебя. А теперь хочу рассказать, как. На удивление слова вылетали с небывалой лёгкостью. Это напоминало один из их привычных сеансов: Ганнибал все также задавал наводящие вопросы, Уилл говорил. Много. Без намеков и подтекстов. Ганнибал, казалось, не был удивлен. По его словам, он предполагал нечто подобное, но не знал, в какую обёртку Уилл это упакует. При деланном учтивом равнодушии на глубине глаз плескалось понимание. И какая-то твердая уверенность. Доверять обоюдно — невероятно тяжёлая работа. Уилл жадно ловил любое изменение в чужом взгляде. Его неуклонно тянуло продолжить их тактильный контакт, коснуться уже самому, без причины — кончика носа, верхней губы, подбородка. Коснуться и привычно отойти в сторону, чтобы ждать и верить. А может, чтобы выбрать другую сторону? Кажется, его глаза слишком подробно описали его желания. Ганнибал смотрел... Странно. Вновь пребывая в каком-то замешательстве. Уилл мысленно отстранился. Мысленно повернулся, чтобы раз и навсегда покинуть это место, ведь следующий раз должен был быть финалом. У него бы это получилось, если бы его резко не развернули, — Ганнибал отлично умел вмешиваться в личные мысли, — сократив расстояние, резко не... Уилл прикрыл глаза, отдаваясь моменту. Ганнибал бесшумно переместился, становясь напротив, отделяя его от стола. Уилл чуть подался вперёд, склоняя голову к чужому плечу, дыша отрывисто. Уилл мог только отчаянно мечтать на ответный шаг, сдавая весь их с Джеком план. Ганнибал лишь коротко наклонил голову в ответ, свободной рукой забираясь в чужие волосы, осторожно их вороша. В этот раз Уилл не прогадал. — Пойдем со мной, — короткая просьба, звенящяя от эмоций, — Мне нужно тебе кое-кого показать.