Сиреневый рассвет

Мягкие пушистые облака лениво скользили по сиреневому небу, пока хозяйка комнаты мерно сопела в свою подушку, а её сосед тихо подкрадывался к широкому окошку, таща в руках маленькое подобие букета в газетной обёртке. Окно в спальню, как и у большинства жителей маленького городка, было открыто, чтобы проветрить помещение к утру — никто не боялся иметь ставни, открывающиеся наружу, потому что здесь все знали друг друга в лицо, да и воровать-то, собственно, у народа такого небогатого поселения было нечего. Кроме школьного потрепанного портфеля, который теперь ей ни к чему, у девушки в комнате не хранилось ничего, чем можно было бы гордиться и также ничего, что могло бы хоть в какой-то степени заинтересовать злоумышленника. Для Армина же не было ни единого места, столь уютного, как спальня его любимой девушки прохладным утром. Ни океанское побережье с его влажным солёным воздухом и громкими чайками над головой, ни благоуханные поля ярких цветов не могли сравниться с тем чувством душевного тепла, что дарили ему стены этой невычурной комнатки, окнами выходящей на его задний двор. Она не выглядела как королевские покои, в ней не было шикарной кровати с балдахином или резного платяного шкафа с изобилием роскошных нарядов. Зато там была его Виви — самая красивая девушка на всём белом свете. Он аккуратно несколько раз постучал в приоткрытое окно, выдерживая небольшую паузу между каждым стуком, чтобы не действовать на нервы возлюбленной. Ей бы навряд ли понравилось проснуться от того, что какому-то психу приспичило подубасить по её окну в пять часов утра. Деликатность была сестрой Армина, однако то, что он действительно поднялся в грёбаную рань и стоял под её окном, никто не отменял. Виви показалась спустя полминуты: до невозможности милая и заспанная, коей и полагается быть за полчаса до полного восхода солнца. Она выглядывает из окна и тут же встречается своими чёрными глазками с чужими напротив — бездонными и светло-голубыми. — Вивьен! — шепчет, чтобы не разбудить её родителей, юноша. — Доброе утро! Вылезай скорее, тут сиреневый рассвет! Девушка широко улыбается, щуря глаза спросонья, а после закрывает их своими изящными ладонями, мотая головой из стороны в сторону. — Я опухшая! — вместо приветствия хихикает она, пытаясь причесать передние вьющиеся пряди пальцами. — И всё равно красивая, — не унимается он, сияя лыбой во все тридцать два и чуть ни прыгая от восторга. — Одевайся и выходи сюда! Ты же просила отвести тебя под то дерево на рассвете. Я как увидел это небо, сразу вспомнил, что давно обещал тебе! Давай, Виви, через двадцать минут совсем рассветёт! Вивьен тут же летит к шкафу, натягивает на белую ночную сорочку в цветочек вязаную кофточку, за пару секунд расчесывает свои короткие волосы и босиком вылезает на влажную от росы траву из окна. Она тут же замечает презент в руках Армина, очевидно, предназначавшийся ей, но ничего не говорит, давая возможность ему сделать это первым. Он неловко спохватывается только через несколько секунд, улавливая, куда направлен взгляд девушки, и протягивает маленький букетик ей в руки, почёсывая блондинистый затылок. — Я знаю, что ты не очень любишь цветы, и считаешь, что они воняют, — начинает он, пытаясь уловить признаки отвращения на лице Виви в подтверждение своих слов, но она лишь сжимает розовые губы в тонкую полоску, чтобы не заверещать в приступе умиления, — но подумал, что ты можешь сделать исключение для этих цветочков. Это ясколка, она совсем ничем не пахнет. Я её нашел в… — Армин! — с долей укора в голосе восклицает она, зачем-то всё равно нюхая маленькие белые цветы, наверное, чтобы проверить достоверность слов парня. — Я люблю тебя, и полюблю любые цветы, которые ты мне подаришь. Твоё внимание — вот, что мне дорого! В миллион раз дороже всяких бриллиантов, жемчуга и прочей бесполезной бурды… Пойдём уже, а то не успеем взглянуть на то, что ты там хотел мне показать! Вивьен хватает юношу за руку, прежде чем они вдвоем быстрым шагом, едва не бегом, помчались к тому самому месту, где был самый-самый красивый рассвет, и где Армин познакомился с самой-самой лучшей девочкой во всём этом мире. Она тогда сидела и… –…плакала под этим деревом, помнишь, Виви? Когда я впервые тебя встретил, — Арлерт садится под раскидистую зеленую ветку, всё еще не отпуская женскую ручку из своей ладони. — Ты еще тогда подумала, что я девочка. — Я не подумала, что ты девочка. Я просто… растерялась. Тем более я не видела твоего лица, потому что… ну, не поднимала головы, и вообще нам было по шесть лет… И ты появился так внезапно, что я не успела… Не смейся, мне всё еще стыдно! Армин, от хихиканья подрагивая плечами, не спеша опустил голову на колени девушки, глядя вверх — туда, откуда на него всегда смотрели родители. Он уже давно перестал плакать по ним, но каждый раз, изучая ясными глазами полупрозрачные облака, невольно представлял маму и папу рядом с собой. Арлерт не помнил их лиц, но дедушка часто говорил ему о том, что он всегда был больше похож на своего отца. «И нос, и глазоньки папкины» — часто повторял дед маленькому мальчику перед сном, поглаживая его длинные волосы, после очередной небылицы про заокеанских царей и величественных животных. Его сказки никогда не повторялись, и с каждым вечером в душе Армина крепло стремление побывать во всех странах, о которых рассказывал ему дедушка и встретить всех зверей, что не обитали на их острове. «В будущем, — заверял своего старика мальчик, — я своими глазами увижу этих диких оленей, приплыву обратно на Парадиз и сам расскажу тебе о том, как они выглядят на самом деле!». Кто бы мог подумать, что будущее наступит так скоро. Столько лет прошло с тех пор и одновременно с тем так мало, он ведь только что закончил школу! Дедушка больше не рассказывает ему сказки, а главной темой для их обеденных разговоров становятся не дикие олени и заморские королевства, а домашнее хозяйство и повседневный быт. Как же легко мечтать, когда ты ребёнок! Когда ты не побывал ни в единой стране, и всё равно считаешь себя путешественником — потому что каждый вечер влезаешь на гору из подушек, берешь в руки самодельную подзорную трубу и, управляя своим кораблём-кроватью, плывёшь на материк, где есть всё, о чем упоминал дедуля в своих историях; когда для тебя весь мир — твоя крошечная семья, книжки и еще одна девочка, которая до сих пор рядом с тобой, куда бы ты ни пошел. — Так где, говоришь, ты их взял? Армин невольно ловит себя на мысли о том, что, пожалуй, слишком глубоко ушёл в свои чувства. Он быстро моргает, потому что намокли глаза — детство слишком быстро ускользает. Его дедушка больше не собирается рассказывать ему сказки, а мечты попасть на материк кажутся всё более сюрреалистичными. — Что? Может, и упустил суть сюжета, пока по привычке копался в воспоминаниях, а его девушка, вероятно, увлеченно рассказывала что-то о вчерашнем вечере, пока не заметила отстраненный взгляд юноши. Вивьен никогда не обижалась, если он выпадал из их разговора. Это происходило не по его вине, и она всегда помогала ему подхватить свою ниточку повествования, в следующий раз стараясь вовлечь в разговор и парня, дабы он не выглядел так отрешенно. — Цветочки. Ясо…яксо… я не помню, как они называются, извини. Я тебя перебила, и ты не сказал, где нашел их. Глаза Арлерта тут же засияли вровень каплям росы на траве, пропитывающим его тонкую рубашку. Как же он ценил эту заинтересованность! Как же неистово он обожал, когда Виви уделяла свое внимание таким мелочам! Худой карман не мог позволить Армину покупать ей дорогие подарки, не пускал их на материк и очень злился, когда парень в очередной раз тратил монетку-другую на какую-нибудь безделушку с рынка. Заколки, что он приносил ей иногда, Вивьен носила в своих кудрявых волосах постоянно, записки, которые он писал ей при любом случае, когда не мог что-то сказать напрямую, и старательно запечатывал воском, стопочкой лежали в сделанной им же кривоватой деревянной шкатулке на ее письменном столе, а рассказанные им истории хранились в ярких неугасающих воспоминаниях в голове Виви сколько она себя помнила. — Ясколка, — поправляет парень, переводя взгляд со светлеющего неба на её невыспавшееся лицо. Нет, он точно не сожалел о том, что поднял Вивьен в такую рань. — Да, ничего необычного. Гулял около ручья и увидел кустик. Хотя, знаешь, удивительно! Она цветет всего месяц, в конце июня её почти невозможно найти. Тебе правда нравится? Проводя пальцем по маленьким цветочкам, Виви закивала. Она никогда не понимала этой его бешеной увлеченностью местной и заморской флорой, но для Армина это было действительно важно. В его золотых руках любые цветы становилось сказочно красивыми, а из его чудных уст любые рассказы превращались в самые интересные истории, благодаря которым она иногда могла выпадать из реальности. Его повествования уже столько лет подряд были наполнены таким количеством грёз и надежд, что, пожалуй, могли заменить своим колоритом и разнообразностью всякий путеводитель. — Очень нравится. А когда это ты успел прогуляться? Ты во сколько вообще встал? — Я… — он осекается, вымученно улыбаясь. Вивьен улавливает нить сложившейся ситуации и сочувствующе поджимает губы, на что Арлерт протягивает ее руку к своему рту и невесомо целует тыльную сторону ладони. — Не получилось уснуть. Не переживай, я просто долго проспал после обеда. — Да ты сонный! Расскажу вот твоему дедушке, как ты ночами шатаешься по всей Шиганшине. Начнёт запирать тебя в комнате, и синяков под глазами не будет. Сразу заметишь, как разум бодрее станет! — Не-е-ет, не надо, — смеется Армин, переворачиваясь набок и окидывая расфокусированным взглядом далёкий холмистый пейзаж. — Тогда не смогу приходить к тебе по утрам. Я не очень-то и… спать хочу… Вопреки своим словам он зевает посреди последней фразы, и это заставляет Виви улыбнуться ещё шире. — Расскажи мне ещё что-нибудь, — просит он, — о своём коте или… мм, о планах на сегодня. И она рассказывает. До тех пор, пока небо совсем не посветлеет и из ярко-фиолетового не сделается голубым и кристально-чистым. До тех пор, пока солнце не станет печь настолько, что придется снять с себя кофту. И до тех пор, пока дыхание юноши на её коленях совсем не выровняется, а он сам не уснёт под её тихий голос.