Второй Чайковский

      Лето 1986 года. Вторая смена в пионер-лагере „Орлёнок“ проходит тихо и спокойно, но это если не считать одного хулигана из старшего отряда по имени Вару. Его ненавидел все персонал лагеря, да и было за что: то из столовой что-то украдёт, то гирлянду порвёт, то заберёт юбку у своей ровеснице, пока та будет купаться в речке со своими подружками. Но ничего не могли поделать с неугомонным юношей. На то было две причины: первая — это то, что Вару был единственным в лагере, кто умел играть на пианино. И когда в какой-либо сценки нужно было музыкальное сопровождение, весь персонал бежал к Вару и умолял его что-нибудь сыграть, но юноша просто так почти никогда не соглашался, только если ему в ответ будет какая-то выгода. Вторая причина — обыкновенная жалость к пионеру. Его отец некогда был директором этого лагеря, а в 1985 году неожиданно скончался из-за неизвестных причин. Персонал лагеря закрывал глаза на проказы Вару, думая, что юноша делает это для того, чтобы забыть о своём горе. Хотя сам Вару никогда не принимал соболезнования и даже иногда переставал общаться с человеком, когда слышал слова о соболезнования.       Единственный, с кем Вару не переставал общаться даже после слов о соболезнованиях, был его соотрядки Куромаку. Как эти двое смогли сдружиться имея разные взгляды (причём во всём: в политике, религии и т.п) никто не знал. Больше всего все мучали Куромаку со своими глупыми вопросами: а как ты сдружился с неряхой? Какого это дружить с неряхой, когда сам таким не являешься? Хотя слово "неряха" в сторону Вару было слишком громким для него: не был хулиган настолько неряшлив. Всего-то неправильно завязанный галстук и растрепанные волосы. Вопросы Куромаку либо игнорировал либо уходил от ответа       А сейчас, пока весь лагерь был на тихом часу, друзья (по-тихому сбежав из корпуса) сидели на берегу речки и разговаривали. Точнее разговаривал только Куромаку, а Вару его внимательно слушал и иногда усмехался. — Товарищ! — возбуждённо вхмохнцв руками, говорил Куромаку. — но ты же знаешь, как для меня важна это сценка! Сыграй же что-нибудь такое... Ну... Чтобы плакать хотелось только от музыки! — Товарищ... — язвительно протянул юноша, смотря на небо. — а для меня не важна это сценка про твоего тупого Сталина! — Не говори так! Не смей! — пионер резко встал. — Не говори! Вару противно улыбнулся: — А то что? Что ты мне сможешь сделать? Ни-че-го... А ведь прав? Куромаку сел обратно, хватаясь за голову: — Действительно... Ни-че-го. Но, Вару! — Что? — Ты — единственный, на кого я могу рассчитывать! Прошу! Сыграй же что-нибудь. Тебе не сложно, а мне приятно! — Ага, в мне-то какая выгода? — Ну как какая?! — Куромаку подошёл к другу. — ты мне добро сделаешь! — он улыбнулся. — Куромаку... — Вару сделал вид, что зевнул. — через неделю мы разъедемся по домам и, скорее всего, больше никогда не увидимся, а возможно даже забудем на следующий день друг о друге. Так зачем мне помогать человеку, которого забуду? От этих слов Куромаку будто поник и впал в своих раздумьях. — «Да как же тебя забыть можно? — крутилось в его голове. — Вару, слушай. — сказал он. — а вот если... Если я расскажу тебе свой самый главный секрет.. Вару перебил его: — Пытаешься заключить со мной пари? — Ну типо того... — Куромаку неловко поступил взглядом в землю. — если удивишься, то ты сыграешь, а если... — Думаешь, меня модно удивить? — юноша со скукой в глазах посмотрел на своего друга, упустив руки в карманы шорт. — А ты послушай! — Куромаку положил руки на плечи Вару. Смотря ему в глаза, он долго собирался с мыслями. — Ну? — Я как Чайковский. — отрезал Куромаку. — Как Чайковский что? — А... Ты разве не знаешь? — Не знаю. Куромаку резко отстранился от Вару, тот перевел взгляд на воду и думал над словами товарища. — Погоди... — юноша посмотрел на смутившегося пионера. — ты типо из этих? Ну п... — ему не дали договорить. Смущённый до крайности Куромаку закрыл ему рот руками. — Не говори это слово вслух! — он попытался сделать строгий взгляд. — Да, я из этих. Вару смотрел ему в глаза, ехидно улыбаясь. — «Ну вот. Сейчас всем победит рассказывать... Конец моей спокойно жизни. — думал Куромаку. — о чём я только думал, когда говорил ему такое».       Но Вару лишь молчал и улыбался. А потом вдруг резко его руки и встав на носочки поцеловал его в щёку. — Т-ты чего?.. — смущённо спросил Куромаку убрав руки с плеч друга. — А я, может быть, тоже из этих. Ведь ты же меня любишь? Ну как парень любит девушку. Я прав? Куромаку кивнул. — Ну, обсудим это позже. — Вару отвернулся от него и быстрым шагом заошел в сторону корпусов. — пойдём, нас уже небось вожатая ищет.       Но Куромаку продолжал стоять на месте, держа ладонь на щеке, а в его голове крутился вопрос: «Так он удивился?»