Отголоски прошлого

      Острозаточенный нож отстукивал на разделочной доске медленный ритм. Со сосредоточенным лицом Эш по обыкновению приготавливал завтрак. Утро четвёртого дня, то есть сегодня, выдастся особенным — эта мысль мрачной тенью сопровождала Брэдли неопределённое время достаточно преданным наитием, чтобы он выцепил её среди сотен похожих и рассмотрел всерьёз. Именно тот миг определил судьбу каждого, кто ступил на порог особняка, наперекор его собственным желаниям. Если бы подозрения и имели место, то показались бы неудачной клеветой в виду отсутствия прямых доказательств как подоплёки, ведь картина утренней рутины ничем не выдавала спрятавшийся за улыбкой замысел.       Да и было бы кому искать его в такую рань, ведь бодрым из всех гостей особняка, и, включая самого его хозяина, сейчас находил себя таковым лишь Эш. Вот он высоко закатывает рукава и завязывает на талии фартук, а вот берёт прижившиеся ингредиенты и раскладывает на столе. Но одному ему подвластно замечать как, сжимая нож, колеблется рука, и чувствовать тот жар, что обуял каждую клеточку тела. Разные мысли лезли в голову, от неясных надежд на лучшее развитие событий до их полного провала. Комнатные шорохи складывались в слова, а слова — в жужжащий скрежет. Скрежет сплетал предложения, в смысл которых Эш не пытался вникать, если таковой вообще имелся. В таких обстоятельствах из раза в раз он прибегал к проверенному временем методу борьбы с напастью, — игнорированием, - и этот стал очередным. Резким взмахом головы отпугивает едва показавшийся чёрный образ. Нет, только не сейчас и лишь бы не в этот важный момент! Позволить себе отвлечься и оступиться — худший кошмар из всех вообразимых.       Эш тыльной стороной ладони протирает пот на лбу и рассматривает результат. Отложен нож, завтрак готов и спешно расфасован по пяти тарелкам, однако работа ещё не окончена. Взгляд жёлтых глаз кружится по кухне в попытке снова уловить хотя бы краешек того силуэта, и с той же порывистостью побледневшие руки затягивает в озноб. Если бы Брэдли предусмотрительно не отложил нож, то определённо бы выронил. В утренней тишине в помещении удивительно суетливо, сбитое дыхание наполняет кухню. Он до смерти напуган.       …Эш любит праздновать дни рождения, и в следствие чего без ума от зажигания свечей на тортах. Ему нравятся предпраздничные хлопоты и дотошное ожидание приезжих родственников с подарками, которые не вовремя затерялись среди улиц. Его веселит задорный смех младшей сестры, кою позабавила незамеченная никем более мелочь вроде подтёкшего шоколадного крема на торте или лишняя чашка чая на столе. Через две недели после похорон Эш отпраздновал двенадцатилетие Лилии напротив её могилы: он купил её любимый тортик, зажёг двенадцать свечей и высохшими глазами смотрел на горстку цветов у надгробия. С того раза, когда он впервые посетил её могилу, одно мироощущение сменилось другим.       Эш любил читать книги, правда любил. В его комнате стояло два больших стеллажа, битком набитых учебной и художественной литературой. Прочитанным от корки до корки произведениям давно потерялся счёт, достоверно известно лишь то, что таковых не менее двух десятков. Он знал примеры разных судеб разных людей, и не было ничего предосудительного в том, что ему были знакомы поверженные горем герои, трогательно плакавшиеся усыпанному землёй гробу. Все как один причитали, как же им недостаёт умершего и как бы они желали повернуть время вспять. Но Брэдли не был книжным героем и неизменно верил, что Лилия не слышит его слёз. Он совсем ничего не говорил.       Рот словно зашили иглой: молчишь — больно, произносишь хотя-бы шёпотом — больно невыносимо. Младшая сестрёнка больше не может ни слышать его плача, ни реветь в три ручья сама, как и осязать мягкость чужой руки или брать за руку сама, потому что она мёртвая. Мёртвая до жути реалистично и по-настоящему. В её теле нет даже искры жизни, ведь само тело, подобно искре, сгорело дотла.       Эш смертельно ненавидел двоих: себя и Мэтти. Когда до него дошло известие о смерти последнего, ненавидеть кого-либо ещё стало некого. Он не стал накладывать на себя руки лишь ради могущественного артефакта, последнего лучика надежды, появившимся в его жизни из ниоткуда. Сама концепция Сердца ведьмы — артефакта, претворяющим желания, кружила людям голову, и ему в их числе. Брэдли гнался за ним как ужаленный двенадцать лет, и теперь физически ощущал, что он рядом, совсем близко.       Он вынул из кармана бутылочку с ядом и быстро вернул обратно, заслышав кроткие шаги. На его лице мелькнула гримаса ненависти.       — Эш-сан! — в кухню синем вихрем запорхала Клэр Элфорд. Спешно смягчая выражения лица, Эш обернулся и увидел, что Клэр глядела на него с необходимостью сообщить срочную весть.       — К-Клэр-сан, ты-ы меня напугала! — выровненным тоном ответил он.       — Ох, завтрак уже готов? — подходя ближе, удивилась она. — Сириус-сан разозлился и просил передать, чтобы ты накрывал на стол побыстрее.       — Я почти закончил, — отбил Эш и переменил тему: — Ты выглядишь усталой с самого утра! Неужели Сириус-сан снова привлёк тебя мыть полы?       От догадливости собеседника она на мгновение опешила, но следом пришла в себя.       — Да! Сколько бы я не возражала, его это никак не заботит! — и в знак провела по льбу тыльной стороной ладони. По правде, Брэдли немного покривил душой, сказав Клэр, что она выглядит усталой, — из-за духоты в помещении она преисполнилась потом, и со стороны казалось, что она вот-вот потеряет сознание.       Клэр измученно завыла:       — Эш-сан, ты что-то втайне жарил? Тут просто нечем дышать!       К её удивлению ответа не последовало. Эш лишь нервно подёргивал уголками губ и ничего более. Его совершенно не удовлетворял путь, в который свернул их растянувшийся диалог. Занятый своими размышлениями, он не успел предугадать, когда Клэр и впрямь свалилась в его сторону! Он рефлекторно подхватил её за плечи и озвучил вслух собственные мысли:       — Лилия?