Тебе стоит попробовать, Грейнджер

      Грейнджер приподнимает голову, чтобы рассмотреть лицо своего начальника, лежащего на соседней подушке. Не то чтобы она привыкла просыпаться рядом с ним. Они никогда не спали в одной постели.              До этой ночи в номере отеля.              До этого утра Гермиона не видела его таким расслабленным. Обычно сосредоточенные, сведённые к переносице брови теперь спокойны. Губы слегка приоткрыты. Маска властной уверенности будто спрятана, забыта за ненужностью.              Сейчас, когда тёплое утреннее солнце золотит мягкие волосы Драко, он совсем не похож на того, кого она встретила первым, когда вошла в двери Отдела международного магического сотрудничества, сжимая в холодных мокрых ладонях папку со своим резюме.              Хотя «встретила» — не совсем правильное слово. Гермиона буквально влетела в его высокую фигуру, засмотревшись на просторный зал, в котором работали и суетились серьёзные сотрудники. В ответ на её поспешные извинения мужчина лишь изогнул бровь, кивнул, а затем, небрежно стряхнув с шикарной чёрной мантии несуществующие пылинки, скрылся в кабинете с табличкой «Начальник Отдела».              В том самом кабинете, в который из отдела кадров как раз и направили амбициозную, только что блестяще окончившую Хогвартс мисс Грейнджер.              На собеседовании под прожигающим насквозь взглядом начальника было холодно и неуютно. Расправив плечи и вскинув подбородок по старой школьной привычке, Гермиона деловито отвечала на его краткие вопросы, рассказывала о своих успехах и карьерных целях. Говорила о том, что важно для неё.              Оставить след в волшебном мире. Принести пользу.              Малфой цепко оценивал, почти ощутимо сканировал её всю, будто ему и не нужно было говорить с ней: он и так всё видел.               Его же Грейнджер прочесть не могла. Ей не удавалось расшифровать едва заметно приподнятую бровь, постукивание пальцев по дереву стола или характер кратких заметок, которые Малфой периодически царапал пером на краю пергамента.              Малфой принял её на должность младшей сотрудницы, и, хотя Гермиона планировала в будущем достичь большего, это уже был неплохой старт в престижном отделе Министерства для вчерашней выпускницы.              Гермиона знала, что в Хогвартсе она многих раздражала своей педантичностью, принципиальностью и кажущимся даже слегка высокомерным усердием. Но ей неизменно было плевать на косые взгляды. Честно говоря, на любые взгляды. До недавнего времени.              Малфой смотрел на неё.              Он всегда появлялся на пороге Отдела ровно в девять ноль-ноль. Тишину офиса с общими столами младших сотрудников, пока не доросших до собственных кабинетов, нарушали только краткие приветствия и ответные кивки Малфоя. И ещё его твёрдые шаги, сопровождаемые тихим скрипом ботинок.              Все знали, что Малфой замечал всё. Малейший беспорядок на столах, липкие кольца от неосторожно поставленной чашки кофе, чуть смятый воротник рубашки, самые незначительные огрехи в бумагах.              Все его уважали. И немного боялись.              Гермиона тоже.              Она гордилась быть гриффиндоркой. Хохотать над тьмой и смело смотреть в глаза жизни. Гермиона никогда не отступала перед вызовами, не позволяла никому укротить её дерзкий язык и острый ум. Но когда Малфой, проходя мимо её рабочего стола (который по неясному стечению обстоятельств располагался ближе всего к его кабинету), окатывал её своим стальным взглядом, как стеной студёной воды, Грейнджер терялась.              Всё внутри неё в панике переворачивалось и кричало.              Беги. Это опасность. Он — хищник.              Но Гермиона замирала и не могла пошевелиться.              Его глаза приковывали, подобно взгляду кобры, которая играючи гипнотизирует глупого зверька, заворожённо шагающего навстречу своей смерти.              И Гермионе ужасно хотелось шагнуть. Провести губами по резко очерченной линии челюсти Малфоя, ощутить хватку его рук, коснуться шеи, где иногда, в моменты его особенно пристальных взглядов, пульсировала выпуклая жилка.              Беспомощность злила до хруста в запястьях. Грейнджер проклинала тот день, когда появилась в Министерстве. Когда врезалась в своего начальника и впервые почувствовала жар его тела. Один раз ощутив его, она уже не могла поверить в ледяную маску.              Она проклинала его властный взгляд и манеру равнодушно левитировать в камин забракованные по какой-то пустяковой мелочи отчёты. Проклинала его тягучий голос, бросавший: «Переделать, Грейнджер».              Проклинала его идеальные руки и разворот плеч. Проклинала своё опоздание с годом рождения; проклинала, что не пересеклась с Малфоем в Хогвартсе.              Даже сейчас, глядя на Драко в своей постели, Гермиона старается проклинать их встречу.              Яркое солнце добирается до тонких век, и они вздрагивают. Драко открывает глаза.              Она не знает, рад ли он проснуться не один. Но Малфой поднимает руку и обнимает Гермиону за плечо, притягивая к себе. Опаляет своим теплом. Тело сладко ноет от малейшего движения, напоминая о прошедшей ночи.              Пару недель назад Малфой вызвал Гермиону в свой кабинет, чтобы сухо сообщить, что она и ещё пара сотрудников направляются с ним в Париж, чтобы поучаствовать в ежегодной серии заседаний и приёмов, направленных на укрепление связей между Министерствами.              Эти несколько дней во Франции оказались сумбурно тяжёлыми, хоть и безумно интересными. Знакомства, деловые обеды и ужины, конференции, множество новых лиц, мест и работы.              Всё это время Малфой общался с Гермионой сугубо в деловом ключе. Нормальный начальник и его подчинённая. Но в груди порой колола тонкая иголочка иррациональной и глупой обиды. Голос разума пытался урезонить, увещевая.              Вы друг другу никто. Забудь.              Но вчера вечером, накануне заключительного дня командировки, когда все ответственные мероприятия были уже позади, вслед за коротким стуком Малфой вдруг появился в дверном проёме её номера. Как обычно: без лишних слов и объяснений.              И теперь Гермиона улыбается ему в плечо. Не может себя остановить, хотя эта улыбка и кажется ей очень глупой. Она набирается смелости и осторожно закидывает ногу на Драко. Медленно ведёт её выше и выше, пока вдруг не ощущает его возбуждение. Замирает.              Это ведь не из-за неё. Просто — утро.              Драко как-то неопределённо хмыкает, и Гермиона не понимает, то ли он хочет, чтобы она ушла, то ли хочет, чтобы осталась и…              Вообще-то, они в её кровати и в её номере.              Да. Пускай уходит сам, если вздумается.              А пока он здесь. И поэтому, не оставляя себе времени на сомнения, она приподнимается, откидывает одеяло и садится сверху, седлая бёдра Малфоя.              Она слишком давно хотела его так.              Гермиона плавно двигается вдоль члена, даёт себе побыть немного эгоистичной, чтобы потереться о него чувствительным после бессонной ночи клитором.              Драко позволяет. Он складывает руки за головой и смотрит на Гермиону с лёгкой покровительственной улыбкой. Хищник, который снисходительно наблюдает за своей жертвой, почуявшей иллюзию свободы. Он расслаблен, потому что знает: она уже его. Никуда не денется.              Он разрешит ей немного поиграть, а затем разорвёт в угоду своему насыщению. Ведь хищникам, в конце концов, надоедает слишком быстро побеждать.              Гермиона аккуратно проводит ногтями по его груди, оставляя розоватые дорожки на светлой коже. Драко глубоко вдыхает, и на выдохе его рёбра подрагивают. Значит, понравилось. Гермиона ухмыляется краешком губ.              Не то чтобы у неё было полно возможностей изучить Малфоя. Всё, что у них вообще было — это секс, случавшийся стихийно между совещаниями, на обеденных перерывах, во время вечерних попыток успеть заполнить все отчёты и документацию. Секс, который не обязывал снимать одежду полностью. Порыв, вышедший из-под контроля.              Гермиона сдалась почти без боя. Как бывает перед бедствием, когда море отступает от берега, обнажая усеянное ракушками дно. Люди смеются, рассматривая то, что было раньше скрыто под водой. А им бы бежать.              Сперва были его долгие взгляды поверх бумаг или чашки кофе. Её настойчивое желание пообедать в кабинете, а вечером задержаться на работе позже положенного. Потому что он делал так.              Его ненамеренные прикосновения и то, как жадно она их искала. Его ухмылки и её дерзости. Его комплименты и её улыбки.              Вода отступала, облизывая остающийся мокрый песок, чтобы хлынуть на глупцов огромной волной, способной снести всё на своём пути.              И однажды она всё же обрушилась на них в полутёмном кабинете, сталкивая губами, пальцами, бёдрами. Без шанса на шаг назад.              С тех пор вспышки жажды захватывали власть, почти не оставляя выбора. Малфой привычно-небрежно бросал в дверь заглушающие чары, а потом целовал Гермиону, до боли кусая её губы. Она отвечала, спешно звеня пряжкой его ремня.              Когда всё заканчивалось, он напоследок нежно проводил пальцами по её подбородку. Гермионе казалось, что Драко намеренно задерживал это прикосновение, замедляя их общее мгновение. А когда всё же опускал руку, они снова превращались в требовательного начальника и старательную сотрудницу.              Игра всегда шла по правилам Малфоя. Несмотря на то, что Гермиону сжигало изнутри всепоглощающее желание, она не могла не уступить ему.              Гермиона заворожённо смотрит, как её ладони скользят по его рукам, плечам, животу, там, где она привыкла чувствовать лишь дорогую ткань рубашки. Но никакой лучший шёлк не сравнится с ощущением его горячей кожи.              Драко раздражающе спокоен. Его возбуждение выдаёт только твёрдость члена и потемневший взгляд обычно светлых глаз.              Возможно, Гермиона чересчур очарована им.              Возможно.              Ей вдруг хочется закрыть лицо руками: быть перед ним полностью обнажённой всё ещё слишком непривычно. Драко даже не касается её, но его взгляд осязаем. Он ухмыляется краешками губ, но молчит. Молчит и смотрит.              Гермиона чувствует, с какой лёгкостью скользит вдоль его длины, и её щёки горят от того, как быстро она становится мокрой рядом с ним. Она шумно выдыхает. Чёрт.              Драко любит контроль. Он привык брать. Ему всегда нужно было только посмотреть на неё. Только коснуться её пальцев, густых волос. Только сказать: «детка, повернись» или «милая, расстегни это». И Гермиона таяла под его руками, подчиняясь его словам и движениям. Ей всегда до боли хотелось поддаться, быть мягкой, как масло.              Но смотреть на Малфоя сверху вниз оказалось гораздо слаще. Сейчас она выше. Сейчас главнее.              Гермиона привстаёт, обхватывает член, направляя его в себя, и опускается вниз. Опирается руками в грудь Драко.              Как же это хорошо.              Она делает первое небольшое движение. И ещё одно. Драко сдавленно выдыхает сквозь зубы.              — Детка, ты… — Гермиона поднимает ладонь и прижимает пальцы к губам Драко, прерывая его тихий и хриплый после сна голос.              Это дерзость. Его взгляд темнеет, и Малфой резко обхватывает её запястье. Гермиона знает, что он сильнее. Знает, что это не по его правилам.              Дыхание учащается, и тело больше не поддаётся контролю. Оно хочет взять своё самовлюблённое удовольствие. Тело устанавливает ритм и движется, движется, почти танцует…              Драко крепко держит её руку, но с каждым движением морщинка на его лбу разглаживается, а взгляд стекленеет.              — Пожалуйста… Малфой, позволь мне.              Звук собственного голоса кажется Гермионе далёким и чужим. Голос противоречит словам: он не дрожит, не просит, не предлагает вариантов. Он констатирует.              Мне это нужно, и ты мне это дашь.              Спины касаются горячее солнце и свежий ветер из распахнутого окна, и все ощущения сливаются в одно большое блаженное тепло. Грубая ласка взгляда путается с мягкостью губ под её ладонью.              Драко закрывает глаза, он почти зажмуривает их, и как будто от этого его лицо сразу кажется младше. Как будто он снова решается перешагнуть опасную черту. Он зажмуривается, и пальцев Гермионы касается его тихий стон. Почти выдох, но он разрывает тишину комнаты, как признание.              Драко отпускает её запястье.              Она запрокидывает кружащуюся голову и улыбается от этой победы. Всё сейчас опьяняет, вбрызгивая в кровь чистый восторг. Мужчина под ней, скольжение члена внутри, пульсирующее наслаждение, набирающее силу, как волна их общего безумия. Кажется, что она уже совсем близко, и это никогда не было так быстро.              Теперь границы между телами стираются, и в сознании светится только одна мысль. Ещё и ещё. Не останавливайся.              Гермиона смотрит, как волосы Малфоя рассыпаются по подушке светлым нимбом. Драко часто дышит. Он медленно ведёт ладонями по ногам Гермионы и сильно сжимает её бёдра. Напоминает о том, что главный.              Но ведь не сейчас, Малфой.              Гермиона прослеживает взглядом капельку пота, которая собирается на его шее и стекает, падая в ямку между ключицами. Как же хорошо, когда разум спит: он избавляет от своей тяжести, поднимая шлюзы для свободы. И можно позволить себе маленькое помешательство.              — Красивый… — она шепчет, и Драко распахивает глаза.              Гермиона наклоняется, качнув бёдрами, и слизывает влагу с его горько-притягательной кожи. Малфой снова хрипло выдыхает.              Она мягко касается его щеки.              — Ты красивый.              Гермиона привыкла ощущать совсем иной взгляд. Пронизывающий и требовательный, жалящий сканер. Она не узнаёт эти пылкие и хрупкие глаза, будто они — не его, будто это случайная вспышка из прошлого, выглянувшая из-за рамки выпускного фото.              Возьми от него всё. Возьми, и покажи ему, что ты можешь.              Пальцы Гермионы гладят скулу Драко, ласково проходятся по волосам на висках.              Она ускоряется настолько, насколько ей позволяют нетренированные мышцы, и плотнее прижимается к телу Малфоя ноющим клитором. Всё внутри неё сжимается и вот-вот перельётся через край неудержимой лавиной.              — Красивый.              Победила. Это — моё.              Она напоследок нежно гладит его щёку, а затем отводит руку и наотмашь обжигает пальцы о его скулу.              Моё.              Драко поражённо вскрикивает и усиливает хватку на её дрожащих бёдрах, но для Гермионы больше не существует ничего, кроме его распахнутых в изумлении глаз и огня под её ладонью.              Цунами снова настигает, захлёстывает и подчиняет своей силе. Разрушает и сметает всё правильное и рациональное, гордо обнажая на своём пенном гребне чистое безрассудное желание.              Импульс.              Гермиона задыхается, медленно смаргивая послеоргазменный туман.              Её рука всё ещё обхватывает лицо Драко. И только тогда накатывает холодящее осознание.              Она ударила Малфоя.              Малфоя, которого опасался каждый, кто был с ним знаком. Каждый, кто был у него в подчинении, как и она.              Она дала пощёчину Малфою, по молчаливому и властному приказу которого в любой момент была готова опуститься на колени, ловя каждое его слово.              Драко изучает её пылающее лицо, и по его глазам нельзя прочесть последствия. Это новая территория. Это слишком далеко за границей дозволенного.              Непреодолимая блаженная тяжесть охватывает тело, и Драко привлекает её к себе, позволяя лечь, прижаться к груди, уткнуться в его шею. Его руки убаюкивающе гладят спину Гермионы. Как будто он не удивлён, не злится. Как будто…              Его губы легко касаются её уха.              — Детка… Ну, и что же ты сделала? — Бархатный шёпот опасно щекочет кожу. — Неужели ты думала, что это так просто сойдёт тебе с рук?              Стоило бы напрячься, насторожиться. Но расслабленное марево, как впрыснувший яд паук, тонкими нитями опутывает в уютный кокон. От волос Драко пахнет чем-то строгим, и хочется вдыхать ещё глубже.              Вдруг его руки сильнее обхватывают её талию плотным кольцом. Мгновение, и мир вокруг переворачивается. Теперь её спина оказывается прижата к смятой простыни, а пронзительные глаза Драко смотрят сверху вниз.              — Ты ведь так не думала, верно?              Его голос тревожно и настойчиво нежен. Малфой ставит руки по обеим сторонам от её головы и снова смотрит так внимательно, припечатывает гипнотизирующим металлом радужки.              Гермиона чувствует его внутри себя, и Драко, будто в ответ на её мысли, чуть ведёт бёдрами. Он сжимает губы в плотную линию, и мускулы на его руках заметно напрягаются. Малфой отстраняется, почти полностью выходя из неё, а затем резко подаётся вперёд.              Не больно, но грубо. Дыхание рвано перехватывает.              — Отвечай.              Тихое требование Малфоя звенит таким внутренним напряжением, что слышится грохотом.              Воздух искрится на кончиках пальцев, и Гермиона знает: теперь всё иначе. И если нужно было бросить вызов Драко Малфою, чтобы заставить его обнажить острые клыки, то, что ж… Она получила, что хотела.              Гермиона сглатывает вязкую слюну.              — Не думала.              — Я знаю.              Драко лишь ухмыляется краешком губ и снова почти полностью выходит, чтобы потом с силой толкнуться. Она коротко стонет сквозь зубы.              — И зачем тогда, детка?              Гермиона приподнимается на локтях, едва не сталкиваясь с Драко.              Детка.              У Малфоя было для неё только два варианта.              Грейнджер — это небрежно, проходя мимо её рабочего стола, или колко, вызывая к себе в кабинет.              Детка — это жарко, стягивая волосы в кулак, или почти нежно, придерживая за талию.              Гермиона облизывает пересохшие губы и прижимается лбом ко лбу Малфоя.              — Хватит.              — Что «хватит»? — он оторопело выдыхает ей в губы.              — Больше не называй меня так.              Она ощущает, как Малфой хмурится. Его глаза сейчас близко-близко, настороженно исследуют. Он закрывает их и целует Гермиону, по привычке кусая её губы. Это приятная боль, так хорошо знакомая, как константа их сюрреалистической связи.              Драко отстраняется, больше не нависает над ней. Выпрямляется.              — Перевернись.              Он привык приказывать, а она — выполнять. Таять от непоколебимости в его голосе и забывать о собственной потребности во власти. Для Гермионы привычно-правильно послушаться его и лечь на живот. Обернуться через плечо.              Драко будто раздумывает, облизывая взглядом её спину. Он легко цепляет кончиками пальцев её бёдра, призывая сдвинуть их.              — Повыше…              Интонация зависает, как резко рассёкшая воздух стрела, вдруг застывшая прямо перед центром мишени. Малфой прерывает себя, не завершая фразу, и Гермиона вдруг понимает.              Ведь она попросила больше не называть её так.              Гермиона приподнимает таз, опираясь на колени, и ощущает ласку рук, будто в похвале гладящих её поясницу, ягодицы, ноги. Малфой ещё никогда не видел её такой.              Правда, он любил разворачивать её спиной в своем кабинете, укладывая грудью на широкий стол и собственнически задирая её юбку.              Но это будто другое. Интимнее, уязвимее.              И от его пристального бережного внимания снова хочется спрятаться.              — И куда же сейчас подевалась твоя дерзость? — Гермиона слышит смешок и опять оглядывается на Малфоя, приподнимаясь на локтях. Он ухмыляется. — Несколько минут назад ты была очень смелой. Я бы даже сказал, что слишком.              Гермиона, досадливо щурясь, раздумывает над ответом, но Малфой не даёт ей такой возможности. Он сжимает её бедро и резко входит, срывая с губ непрошенный стон.              То, что он делает с ней, следует запретить. Внести на рассмотрение чёртов законопроект, который не позволит Малфою побуждать эти блаженные глупые трепещущие крылья в её животе, эти звуки, рождающиеся в её горле. Гермиона никогда не думала, что способна на такие звуки. Малфоя нужно судить и приговорить за то, как легко и быстро он завладел её телом, которое она с удовольствием отдала ему. И отдала не только тело.              Драко наклоняется и сильно надавливает широкой ладонью на её лопатки, заставляя прижаться грудью к постели и согнуть локти.              Хищник держит свою добычу. Она уже наигралась. Он устал наблюдать за её выходками и теперь собирается взять то, что хотел.              Малфой начинает двигаться, продолжая вдавливать её в простынь. Дышать почти невозможно, и рёбра Гермионы толкают его тяжёлую ладонь.              Драко наклоняется и шепчет, цепляя губами ухо.              — Хочешь быть главной? А ты уверена, что справишься?              Темп Драко быстрый, жаркий. Гермиона не может пошевелиться под его рукой, под сильными толчками его бёдер. Хочется хныкать, кричать. Кричать и стонать его чёртово имя — табу для неё и в постели, и в рабочем кабинете. Но ей не хватает воздуха. Как не хватает и смелости, которая растворяется от минутной ухмылки Малфоя.              Он облегчает давление на её спину, и Гермиона глубоко вдыхает. Губы Драко приближаются к её влажному виску.              — Я знаю, что тебе нужно и это.              Да, нужно.              Гермиона и так знает. Ей нравится быть его добычей. Плавиться под жёстким взглядом и властным словом. Дарить всё, чем владеет.              Но как же сладко было видеть Драко, так же таявшего под ней. Слишком сладко, чтобы навсегда отказаться от этой мысли.              Малфой до боли стискивает её бёдра.              — Власть — это не так просто. — Он тянется к её волосам, захватывая густые пряди в кулак. И снова шепчет: — Но тебе стоит попробовать, Грейнджер.              Кровь гудит и стучит в висках, вторит сумасшедшему ритму движений, унося из головы всё лишнее, кроме эха этого восхитительного «Грейнджер». Жар и упоение переполняют тело. А осознание переполняет душу.              Я могу всё. Я смогу всё.              Драко приглушённо и низко рычит, сильнее тянет на себя её волосы. Она запрокидывает голову. Хорошо. Он тяжело дышит и постепенно замедляется, и Гермиона ощущает тепло его руки, мягко гладящей её спину.              Мышцы ног мелко подрагивают, отказываясь держать вес, и Гермиона обмякает на постели. Тело настолько расслабляется, будто из него разом вынули все кости.              Тяжёлое одеяло, накинутое на спину, и смазанный поцелуй на щеке. Прикосновение пальцев к подбородку.              Это последнее, что улавливает засыпающее сознание.              

***

      

      Гермиона в сотый раз украдкой поглядывает на своё искажённое отражение в бокале и поправляет выбивающийся из пучка упрямый локон, который раздражающе щекочет щёку.              Она выбрала слишком открытое платье. Плечи мёрзнут от свежего воздуха, тянущегося в роскошный зал из распахнутых дверей широкой террасы.              Неуютно.              Бесконечные фальшивые улыбки заключительного министерского приёма, набившие оскомину обещания, приглашения и рукопожатия, звенящее в ушах лязганье вилок и стаканов.              И снова — взгляд. Малфой сидит напротив, и Гермиона не может заставить себя поднять глаза. Это чёртова пытка.              Они недооценили разрушительную силу неуправляемой стихии.              То, что ещё вчера было простой и понятной иллюзией невнятного служебного романа, хаотично разбилось о гальку в потоке волны, оставляя осколки напряжённых взглядов и сомнений.              Раньше было легко. Двое игнорировали реальность. Двое пытались забыть о том, что пять минут назад делали на рабочем столе, на котором были разложены необходимые документы. Двое избегали приближаться друг к другу, когда в комнате был кто-то лишний.              Двое заигрались и забыли свои роли.              Приглушённая музыка в зале становится громче, и столы постепенно пустеют. Гермиона вяло смотрит на почти нетронутую еду в тарелке и переводит взгляд на зачарованный кувшин с вином, который во второй раз наполняет её бокал.              Раньше было легко. Но только если не думать и не задаваться вопросами.              Плечи вздрагивают, и Гермиона знает, что это не от холода. Она оборачивается.              Малфой привычно собран. Привычно идеально одет. На его губах играет тень ухмылки, а глаза по-прежнему пристальны. Он величественно наклоняет голову и протягивает руку.              Гермиона принимает её.              Это даже не выбор, это данность.              Прикосновения его ладоней снова обжигают обнажённую кожу лопаток и тонкое запястье.              Он никогда раньше не дотрагивался до неё при посторонних. Тем более так.              Это просто танец.              Тело двигается само, подчиняясь партнёру, отдавая ему бразды правления. Слишком уж знакомое ощущение.              Гермиона заставляет себя посмотреть.              Драко цепко удерживает её взгляд, и теперь разорвать эту связь кажется невозможным.              — Ты прячешь глаза.              — Нет.              Тонкие каблуки ловко следуют за импульсом его направляющих рук. Поворот. Его дразнящая ухмылка, совсем рядом с её упрямым ртом.              — Прячешь.              И снова вызов. Испытание на прочность для её желаний и намерений.              И эхо его слов.              Власть — это не так просто.              Гермиона сжимает пальцы на его плече и делает шаг вперёд, побуждая Драко чуть отступить. И ещё шаг. И разворот. Она ведёт, не встречая сопротивления в его поддающемся теле и понимающем взгляде.              Но тебе стоит попробовать, Грейнджер.