nobody should know about it

Луна заглядывает в окна кабинета, что на выступе здания находится. Дверь заперта изнутри, удивительно, что только на ключ — ворон не доверял самому себе и, может самую малость, другим. Ему хотелось придвинуть туда кресло, загородить любой вход, чтобы точно никто не потревожил. Никто не должен видеть. Шинель снимается, падает на пол сброшенная движением нервным. Мужчина смотрит на неё едва ли долю секунды, прежде чем перешагнуть. Руки сцепляет, поглаживая предплечья. «Люди любят болтать» Неважно, со студентом всё в порядке. А раз он в порядке, то все остальное тоже будет в порядке. Дайр цилиндр снимает, опуская его на край стола. Да, в этот раз все даже обошлось без пострадавших. По крайней мере, физически. «А кто в этом месте в здравом уме?» Мужчина смеётся коротко. Счастливые единицы, вероятно. Роузхарт с синдромом отличиника и лёгким ОКР, Кингсколар с травмой «вечно второго», Азул с отвержением обществом, да жадный до власти. Это только старосты, что говорить про некоторых простых студентов. «Ты глава этого цирка! Поэтому именно тебе придётся отчитываться перед его родителями и, ох, может быть, даже общественностью?» Нет-нет, с чего бы ему придётся отчитываться? Он взрослый, он управляющий, почему _о н_ должен отчитываться? Малявка сам виноват, что не распределил нагрузку верно. Загонял себя совсем. «Ты должен контролировать их всех» Ничего не должен. Мы лишь предоставляем им место, прекрасных преподавателей, а то что происходит между студентами не его дело. В конце-концов, они растут, легкие склоки это нормально. Здесь они учатся не только алхимии, изучают историю магии и остальные научные дисциплины, но также учатся взаимодействовать между собой. Да, это вообще-то очень важно. У них есть старосты, которые должны подавать пример и направлять. Есть клубы по интересам, вкусная еда, даже магазинчик есть на территории и нет нужды каждый раз спускаться к подножию. — Но оверблот все равно случился и он не первый за этот год. — Мы можем наложить на них заклинание забытья. Никто и не вспомнит об этом маленьком происшествии. — В век прогресса этим уже не спасёшься. Информация разлетается быстрее, чем перо взлетает к небу, подхваченное потоком ветра. — Им приснилось. Всякое может присниться, когда занимаешься учебой слишком усердно. Верно, переутомление. У него было переутомление. Кроули кивает сам себе, пересекая кабинет широким шагом из одного угла в другой. Взгляд на окно падает, где все ещё светит Луна, озаряя пространство своим серебристым светом. Он падает на тяжёлую ткань портьер, на ковёр, задевает даже тяжелый стол, уродливо тень мужчины растягивая наискось от окна. Обесцвечивает все, яркий при свете свеч кабинет, превращая в кадр из черно-белого кино. Только глаза в отражении окна горят желтым. Слишком неестественно ярко. — Ах, ты выстраиваешь такие сложные планы, почему бы тебе просто не признать, что ты не справляешься с горсткой детей? Отражение на мгновение превращается в юношу, у которого из глазниц чернила текут, пачкая идеально накрахмаленную рубашку. Дайр шарахается от окна, переводя взгляд на свой стол. Он справляется, не его вина, что в этот год столько сильных, но побитых жизнью детей прибыло в обитель магии. В мире вне стен Колледжа это обычное явление, почему все так удивляются? — Просто признай это. Или ты так боишься, что все увидят твое мерзкое нутро? Он слышит _этот_ голос в голове слишком явно, резко оглядываясь на другое окно. Там никого нет. Конечно, ему просто показалось. Тут слишком высоко, чтобы кто-то мог бы заглянуть в этот час в окно. Опирается руками в стол, упираясь взглядом из-под маски. — О да, увидят насколько ты прогнил, погряз в своём грехе, погряз во лжи. Некоторые уже видят как ты жалок. Жалкая облезлая… — Нет, замолчи! — Голос противно на визг срывается, пока голова вскидывается. Взгляд в портреты упирается. Перстни витые оставляют борозды в дереве старом, прежде чем руки рамы хватают, откидывая картины в угол дальний. Он запинается коротко за шинель, но даже не замечает этого, упираясь ладонями в голую стену. — Посмотри. Посмотри на себя. — Что-то заставляет его на скошенное окно посмотреть. Отражение искажается, ломается из-за разделений решеткой. — Ты никогда не справлялся с поручениями, которые тебе доверяли. Это чудо, что ты смог забраться так далеко. Директор Колледжа. Такая почтенная должность. Отражение мрачнеет с каждой секундой, кажется комнату тьма заливать начинает. — Нет, я честным трудом заслужил это место, добился его своими силами. Ты не можешь снова говорить мне такое. Ворон отходит назад, опускаясь на пол опираясь коленями в камень. Холодно, ему холодно. Руками обхватывает себя, все теснее объятия делая, сам того не замечая, как украшения острые ткань одежд расцарапать пытаются, облегчить дорогу крыльям, что наружу рвутся. — Я всегда всё делаю на благо Колледжа. Ведь быть лидером организации, значит быть на ее вершине, но в то же время быть ее рабом. — Голос дрожит, но Дайр как мантру твердит дальше. — Лидер должен быть готов совершить любое злодеяние ради жизни организации. — Твоя жертва никому не нужна. Они даже не узнают о ней. — Они и не должны. Я привык. Я осталась в тени, пока им не потребуется мое присутствие. — Но ты шут, что так жаден до внимания. Он головой качает, бормоча лишь один слог отрицания. Это все ложь, оно просто играет с его сознанием. Он все делает для Колледжа, ему достаточно того, что приходящие сюда становятся прекрасными волшебниками. Достаточно видеть их сияющие лица. Видеть их сплоченность. Ему достаточно. Тень шепчет, крылья расправляет все шире, питаясь этой болью. Этой неуверенностью, которая как гнойник внутри сердца чёрного кровоточит, подрывая улыбку широкую. Она забирает время, забирает силы. Мужчина не увидит этой ночью, как Луна выйдет из-за облаков, потерявшись слишком глубоко в чёрном лесу из своих мыслей и страхов. Утром все будет как прежде, все портреты Семерки будут на своих местах, директор будет бодро шагать по коридору, улыбаясь студентам. Он направится к преподавателю алхимии, статному уважаемому человеку, обсудить вопрос на счёт трав для крепкого сна. Скажет это для пострадавшего студента. Никто и никогда не узнает об этой ночи, как и о сотне других. Родители мальчика не узнают, что у сына был оверблот, так же как и сам юноша не будет об этом помнить, проспав три дня. Единственным напоминанием об этом инциденте будут борозды на дереве, да пара перьев на полу в луже чернил. «Мы ещё встретимся, мой дорогой друг»