Грязные помыслы

У Дианы де Сарде было много дурных привычек: спорить без надобности, ускользать от охраны, действовать порой сгоряча. О похождениях с Константином по зачуханным кабакам и говорить нечего. Но никогда прежде Курт не замечал за эмиссаром привычки грызть перья. Де Сарде глядела в окно, чуть нахмурив брови и замерев над очередным неоконченным письмом, являя собой воплощение серьёзности: в официальном синем сюртуке, застёгнутом под горло, и волосами, стянутыми в элегантную косу. Но Курту казалось, что он в жизни не видел ничего более развратного, чем поблёскивающий от слюней медный держатель пера, медленно скользящий у неё во рту. Он старательно пытался сосредоточиться на нудно вписанных в отчёт буквах, но взгляд то и дело возвращался к губам, плотно обхватившим металлический стержень. А когда между ними мелькнул влажный кончик языка, Курт закашлял, пытаясь скрыть сорвавшийся мат. Воображение бессовестно подбрасывало в голову мысли о том, как горячо и мокро должно быть там во рту. Штаны сделались невыносимо тесными от всё более ярких и непристойных образов, завертевшихся в голове: де Сарде, стоящая перед ним на коленях; её блестящие зеленью огромные глаза, преданно смотрящие на него снизу-вверх, пока она медленно вбирает в свой аристократический ротик его безродный член. Курт представил, с каким наслаждением запустил бы пальцы в её растрепавшиеся кудри, резко притягивая к себе и каждым толчком всё глубже и глубже погружаясь в наслаждение. Подготовленный к самым витиеватым фразам язычок наверняка ловко и до одури быстро скользил бы по плоти. И насколько же прекрасно должно выглядеть её раскрасневшееся лицо, представляющее целую державу, измазанным в смеси слюны и его спермы. В паху так нестерпимо засаднило, что Курт хрипло буркнул какую-то отмазку и поспешил выскочить в коридор. Прижавшись затылком к прохладной дубовой панели, он тяжело дышал, матеря себя и весь похотливый мужской род. То, что де Сарде снизошла до такого как он, само по себе было немыслимо, а ночь, проведённая в её объятиях, до сих пор казалась мучительно сладостным видением. Воспоминания терзали его уже несколько дней – как назло забитых бесконечной чередой официальных визитов и неотложных дел – и делали пребывание рядом с Дианой невыносимым каждый раз, когда она в нерешительности закусывала губу или потягивалась, выпячивая грудь. Его хвалёная выдержка трещала по швам в ожидании возможности сжать её в своих руках, вновь заставить содрогаться всем телом и пошло стонать его имя. Нутро разрывало от желания доказать, что женщина, являвшаяся к нему раньше лишь в порочных снах, теперь действительно принадлежала ему. Но даже если и так – как смеет он надеяться, что однажды она, эмиссар Торгового содружества, опустится перед ним на колени, словно последняя портовая девка, и прикоснётся нежными губами к головке его… Курт со злым рыком приложился затылком об стену, стараясь выбить из головы липкие образы. На то, чтобы успокоить рвущийся наружу жар и избавиться от свинцовой тяжести в мышцами пресса, потребовалась ещё пара сильных ударов и повторение нескольких пунктов устава, касающихся правил несения караула. В кабинет Курт вернулся широким шагом, с твёрдым намерением как можно быстрее разобраться с проклятым отчётом и под благовидным предлогом удалиться в свою комнату. – У тебя ноги затекли? – устало подперев кулаком щёку и перекатывая по зубам всё тот же чёртов держатель, ласково улыбнулась ему де Сарде. – Да, засиделись мы, прости. Я уже даже проголодалась. Но письмо в Хикмет необходимо отправить сегодня, иначе, боюсь, переговоры с послом не состоятся. Будь так добр, принеси мне с кухни что-нибудь перекусить. Яблоко, например. А лучше банан. "Да ты блядь издеваешься, Зелень!" – взревело сознание Курта, натягивая жилы от одной только мысли о предстоящем зрелище, но сквозь стиснутые зубы раздалось лишь хриплое: – Конечно, моя милая леди.