Настоящий ужас — это когда видишь что-то знакомое, но настолько измененное, что едва его узнаешь.
(Рэй Брэдбери “Октябрьская страна”)
Так много снега, который вскоре скроет все эти ужасы под белым одеялом. Но пока пушистые снежинки продолжают таять, касаясь не успевшей свернуться крови, вытекающей из-под разорванного надвое тела. Кажется, конца и края нет этим изуродованным мертвым телам, которые вскоре превратятся в безобразные ледяные статуи и, конечно, ощущению того, что все это никогда не закончится. Всего лишь промежуточный бой, где чудом удалось отбиться и суметь сбежать, полагаясь лишь на интуицию… Он уже не помнил себя зрячим – в памяти остались только размытые образы того периода. Видят ли слепые сны? Безусловно. Только они теперь больше похожи на призраков, которые касаются бесплотной рукой, напоминая о себе странным холодом и нереальностью происходящего. Он снова выжил, снова остался один среди этой застывшей ледяной локации, где вокруг лишь трупы, которые постепенно скрывает снег. Видеть – это прекрасно, но еще прекраснее, когда умеешь видеть не только глазами. Он ощущал, как останавливается биение каждого сердца, которое слышит, но осталось еще достаточно тяжело раненых, за которыми никто не придет. Их некому спасать... Но он продолжает идти вперед, иногда приостанавливаясь, чтобы прислушаться. За каждым его шагом еще с минуту назад услышанный сердечный ритм затихает. Дзёно не просто слышит – он чувствует, как жизнь покидает одного за другим на этом поле битвы, словно все эти пока еще бьющиеся сердца вроде ламп с детектором движения. Стоит сделать пару шагов вперед – и они гаснут, оставляя за спиной непроглядную тьму. Дзёно слышит боль каждого из павших здесь, стараясь изо всех сил абстрагироваться. Ему нужно дойти. Нельзя отвлекаться. Под ногами неровная поверхность, слышится отвратительный хруст, будто ломается лед, или тысяча веток. Только это не лед и не ветви… кости, которые, кажется, были раздроблены еще до того, как конечность была отделена от тела. Не самые приятные познания, но некуда деваться, когда привыкаешь жить во тьме и невольно учишься видеть по-иному. По началу страшно, но потом привыкаешь. Как и к холоду, который сейчас Сайгику также перестал ощущать. Возможно, и его сердце вскоре остановится также, как и остальные – угасшие за его спиной. Может быть, он снова выживет – кто знает? Кажется, что все это равно бесконечности. Никогда не дойти до края, где, наконец-то, этот путь закончится. Постепенно начинает притупляться осязание, тело немеет от холода, который стремится закончить этот путь раньше, чем Дзено дойдет до цели. В конце концов, преодолев еще какое-то расстояние с совершенно одинаковым, как ощущается, пейзажем, падает на колени. Сил все меньше, точнее, их уже почти не осталось, а ничего вокруг не меняется, он уже почти не слышит и не чувствует. Все вокруг застыло в немой уродливой картине, и он сам вскоре станет ее завершающим штрихом. Так много пройдено, и все равно этот странный путь по костям никогда не закончится. Наверное, уже никогда. Он обессиленно падает на промерзшую землю, едва слышно пытаясь что-то произнести, но даже сам себя уже не слышит. – … Хочется произнести имя, которое каждый раз работало, подобно кодовому слову. Но сейчас он уже не помнит, как будто все стерли. Теперь все окончательно утеряно безвозвратно. Но скоро все закончится. Он больше не слышит и не чувствует, потому что вечная темнота уже полностью поглотила его, а тело сковывают промерзшие толстые цепи. Слабо бьющегося сердца будто касается ледяная рука и вырывает заживо, а оно все еще продолжает биться все тише и тише, постепенно покрываясь инеем… – Дзёно! Дзёно, ты меня слышишь?! Сайгику подрывается, распахнув глаза и часто дыша. Снова все тот же сон из отвратительных образов. И до сих пор все тело покалывает, словно он все еще там, где его, уже мертвого, пытается укрыть плавно падающий снег. Где все напоминает размытые пятна акварели. Мир, в котором не осталось ничего живого – где угасает и исчезает все, за что он отчаянно пытался ухватиться. – Снова кошмар? – с тревогой в голосе спрашивает Тачихара, крепко сжимая его ладонь. Сайгику лишь рассеянно кивает, пытаясь прийти в себя. Сколько еще? Сколько еще будут длиться эти кошмары? Ответа на этот вопрос нет. Потому что те, кто мог дать его, давно погребены на мертвом заснеженном поле, куда он вынужден возвращаться из раза в раз. Видят ли слепые сны? Дзёно видит. Хотя, в его случае понятие видеть – абстрактное. Скорее, ощущает образы. Вернее, один и тот же – этот уродливый заснеженный пейзаж, где и он сам становится по финалу его частью. И каждый раз Тачихара успевает разбудить до того, как Сайгику окончательно останется там. Он – его крохотный огонек среди этого холода и темноты, который он готов беречь, готов сражаться за то, чтобы у него его не отняли. И сейчас такое странное ощущение, что однажды он не успеет проснуться. Или не захочет этого сам – сложно сказать. Или же сам погасит это крохотное пламя, пока еще дающее надежду и возможность согреться хоть немного. – Все хорошо, я рядом. – тихо шепчет Мичизу, после осторожно обнимая. Он кажется Дзёно таким хрупким, но так хочется обнять как можно крепче и не отпускать – никогда и ни за что. Учащенное сердцебиение он слышит отчетливо – настолько сильное, будто кошмар приснился не ему, а самому Тачихаре. Неужели в этот раз кошмар затянул его так надолго, что Мичизу всерьез переволновался? Но сейчас хочется отпустить все мысли и ни о чем не думать. – Как давно? Дзёно прекрасно понимает, о чем вопрос, но не хочет об этом говорить. Потому что он и сам точно не знает, когда проявился этот побочный эффект усиления способности. Он и не помнит уже, сколько операций выдержало его тело, чтобы превратить его в то, чем он стал теперь. – После твоего возвращения к заданию в Портовой мафии. – правду говорить тяжело, но скрывать ее от Тачихары – еще хуже. И без того до сих пор страшно за это возрожденное из пепла доверие, которое, наконец-то, между ними появилось. Одно неосторожное движение – и оно будет столь же быстро уничтожено, угаснет на том мертвом заснеженном поле с навсегда застывшими там сердцами... Губы Мичизу такие теплые, как и его прикосновения… как и всё в нем. Дзёно знает, как эта близость рискованна. Знает, что может однажды уступить внутреннему чудовищу, которое не дает ни жить, ни спать. И каждый раз он боится, что против воли совершит непоправимое, перестав себя контролировать, и потому пытается предостеречь и остановить, несмотря на то, что отчаянно желает этой близости. – Тачихара-кун… я не хочу, чтобы ты… – Это единственное, что поможет получить отсрочку. Тебе станет лучше. – пусть Дзёно и не видит этой улыбки, но чувствует ее всем сердцем, той его светлой частью, которая пока еще имеет право на жизнь. – Это рискованно. Ты лучше меня осведомлен, чем это может закончиться. – он пытается вяло сопротивляться, понимая, что если откажется – эти кошмары будут продолжаться целую вечность, и однажды он точно сойдёт с ума. Кто знает, что тогда? Он-то уже точно не поймет, потому что, если его темная сторона победит, уже не будет прежним. Так было однажды, и он не хочет, чтобы это повторилось, каждый раз мысленно проклиная и Фукучи, и военную полицию, и чертовы эксперименты, которые превратили его в то, чем он стал, постепенно все больше теряя самого себя. – Все будет хорошо, я успею тебя остановить. Ты же веришь мне? – в голосе Тачихары столько уверенности, что Сайгику поддается и действительно верит. Все повторится лишь ненадолго, а затем он снова вернется в нормальное состояние. На какой-то период сможет пожить нормально, до следующего приступа с ледяным кошмаром и безумием после. И самое страшное, что об этом умалчивают. Лишь Тачихара знаком со всем этим больше, чем кто-либо. И все равно продолжает рисковать. – Верю… Мичизу он верит на тысячу процентов, но себе – нет. Сколько еще? Сколько еще раз Тачихара готов идти на это? Он никогда не скажет, потому что однажды больше ничего не сможет сказать. И каждый раз может стать именно этим завершающим этапом. Жизни одного и полной трансформации второго. Взаимные чувства, у которых нет будущего, и гранью между всем этим является хрупкий барьер, который будет вот-вот сломан… Через какие-то минуты, забыв про кошмар, Сайгику полностью переключается. Пока что сковывающий холод отступил, те отвратительные образы ушли за невидимую завесу, словно спрятавшиеся в темноте чудовища, ожидающие ночи. Но все это временно. Пока есть возможность, Дзёно старается запомнить каждую мельчайшую деталь, словно его и Тачихары близость сейчас впервые. Это необходимо, потому что однажды он боится полностью стать иным. И, если это случится, то, вполне возможно, он уже ничего не вспомнит. Потому что эти безобразные сны похожи на вторую реальность, которую он из раза в раз проживает, как и эту. С той лишь разницей, просыпаясь здесь, он пока еще жив, – в нем осталось что-то, что не даст полностью обратиться в часть той тьмы, которая затягивает в иной реальности. И это его состояние безумия после снов подобно состоянию оборотня, когда чудовище вырывает твою душу из тела, на какой-то срок забирая его себе… Пока что Дзёно все еще тот же – прежний. Его прикосновения нежные и осторожные. Он боится сделать больно, всячески оттягивая, когда обрушится момент безумия, и сейчас Тачихара даже его страх ощущает. Потому что руки Дзёно дрожат. И это вовсе не возбуждение. Он действительно боится, что однажды не сумеет остановить себя вовремя. Но Мичизу обещал ему, и каждый раз выполнял свое обещание. Выполнит и сейчас, потому что доверяет настолько, насколько в принципе для подобного ему это возможно. Тачихара нервно сглатывает, когда чувствует, как Дзёно сперва больно сжимает его запястье, затем касается языком мочки уха с серьгой-гвоздиком. Другой рукой сдавливает горло. Но это только начало. Сайгику уже едва держится в исходном сознании: – Тачихара-кун… прости…меня… Когда на какие-то полминуты он замирает, Мичизу наблюдает, как в нем меняется все – невидящие глаза распахиваются, становясь из затянутых пленкой катаракты багрово-красного оттенка и будто горят в темноте. Улыбка становится зловещей, а затем Дзёно вырывает серьгу гвоздик из его уха. Сдержать крик получается с трудом, а Сайгику смеется, словно не самого дорогого для него человека мучает прямо сейчас, а слушает комедийное выступление. Он больше похож на дикого зверя, вырвавшегося из клетки. Но Тачихара знает – нужно лишь пережить, перетерпеть, чтобы все стало как прежде. Кричать ни в коем случае нельзя – это задержит Сайгику в состоянии безумия. Однако слышит он все также чутко, и Мичизу выдает учащенное сердцебиение, отчего улыбка Дзёно еще больше становится похожей на оскал. – Тачиха-ара-кун, снова хочешь поиграть? – даже голос становится каким-то другим, когда его тело под властью темной стороны сознания. Мичизу нервно сглатывает, не говоря ни слова. Потому что разговаривать тоже опасно. В моменты таких вспышек безумия слух Дзёно еще острее обычного, и потому он сумеет уловить так сильно возбуждающее его состояние ужаса еще быстрее. Эта задача кажется еще сложнее, чем раньше. Возможно, потому, что сейчас Тачихара действительно боится, – Дзёно не сможет стать прежним и останется этим монстром, у которого всего две функции: похоть и убийство. Определить, какая из составляющих руководит им – несложно. Сейчас Сайгику принюхивается и прищуривает глаза. Похоть… Это, конечно, отвратительно, но больше шансов выжить. Мичизу никогда не возражает против меток, которые Сайгику из раза в раз оставляет на его теле, потому что знает – это необходимо. И даже когда все это закончится, вновь пресечет поток извинений. Потому что для Дзёно это излечение, пусть временное, наподобие обезболивающего. Если это поможет хотя бы так избавить его от боли – пусть так и будет. В конце концов, не важно ли ощущать себя живым, чувствуя, что так нужен кому-то? Тачихара стоически терпит, потому что к боли он привык настолько, что мгновенно о ней забывает. Лишь так он может помочь, даже если приходится жертвовать. Но он был готов к этому с самого начала, когда однажды перешагнул свой страх и прислушался к собственным чувствам. Затем он чувствует мягкое прикосновение ладони к своей голове, после Дзёно тыльной стороной ладони как-то слишком нежно касается его щеки, будто пытается заставить поверить, что все закончилось. Но это ловушка. Он так играет, надеясь усыпить бдительность. Тачихара знает, как на это реагировать правильно, потому что подобное уже однажды пережил. Теперь его не обмануть. Он знает, кто перед ним, и даже когда монстр в облике Дзёно, понимая, что обмануть не получилось, впивается в его губы с какой-то свирепой жадностью, Тачихара старается отвечать на это нежно, закрыв глаза и думая лишь о том Дзёно, который его – прежний. Тот, ради которого он сейчас готов снова победить монстра, отправив обратно в спячку. Но монстру не нравится, когда его запирают, и с каждым разом его методы все изощреннее, а запереть его все сложнее. Особенно, когда им управляет желание пытать и убивать. Но сейчас он требует другого. Пока что жажда крови отступает по приоритетности на второй план. Мичизу чувствует, как Сайгику проходится языком от разорванной мочки уха до ключицы, прекрасно зная, что будет дальше. Но он готов. И находит в себе силы давить внутри желание вскрикнуть, когда чувствует, как Дзёно впивается ногтями в его бедро, срывая нижнее белье и оставляя на коже кровоточащие царапины. Ощущение, что когда Сайгику находится в этой фазе безумия, даже его тело меняется в какой-то мере, словно оно перестраивается в нечто неорганическое. Лишь когда Сайгику грубо и резко в него входит, Мичизу позволяет себе слабо застонать от боли, которую молча терпеть уже невозможно. Он прекрасно понимает, что эта допущенная вольность его же собственные мучения продлит на какое-то время дольше. Так уже бывало, и не раз. Нужно просто перетерпеть, чтобы выиграть еще какое-то время для Дзёно и найти способ, как остановить его процесс обращения. Сколько еще? Сколько еще все это продлится, по крайней мере, сегодня? Мичизу не знает, и, пока сознание, пусть и мутное, продолжает мысленно отсчитывать минуты. Он верит, что все обойдется. Но никогда, ни в чем нельзя быть уверенным… – Не хочешь меня побаловать своим криком? Какой же ты жадный, Тачихара-кун… Мичизу молчит. Его состояние выдают лишь подсыхающие дорожки слёз. Эти слезы вызваны вовсе не физической болью. Невыносимо видеть того, кого любишь, обращенным в чудовище. Все-таки, к боли невозможно привыкнуть, и сейчас он не понимает даже, какая боль, на данный момент, сильнее. Но снова выдержит, потому что дал обещание. Настоящий солдат, как и настоящий мафиози никогда не швыряется обещаниями. И плевать, что сейчас он больше тянет на портовую шлюху, чем на портового мафиози. Это его выбор, и он не жалеет ни о чем… Тачихара отсчитывает секунды и всем телом улавливает последний толчок, а затем слышит полный удовольствия стон. Дзёно также резко выходит, и затем Тачихара чувствует теплую вязкую жидкость на своем теле. Так постоянно, когда руководит похоть. Нравится этому монстру такое – ничего не попишешь. Равно как и размазывать сперму по всему телу Мичизу после этого… Уже сейчас хочется рвануть в душ и торчать там не менее часа полутора. Видимо, в этот раз Тачихара плохо скрывал отвращение, или дело в другом? – Тебе опять не понравилось? – в этом голосе насмешка и фальшивое недовольство. – Ты очень упрямый, Тачихара-кун. Руки Сайгику смыкаются на его шее. Каждый вдох дается все тяжелее. Но он выдержит. Главное, суметь вовремя остановить. И тогда все будет в порядке. К этому он тоже давно привык. И прекрасно знает, что каждый раз ходит по краю пропасти, но этот риск того стоит. После этого Дзёно еще долго не будут беспокоить кошмары и приступы, и ради этого он готов продержаться. Более того, о содеянном Сайгику даже не помнит – об этом ему говорят следы на теле Тачихары, оставляя шрамы на его сердце. Какое-то странное чувство возникает вспышкой – в этот раз что-то пошло не так, и Тачихара чувствует, как вдохнуть становится уже почти невозможно. Хватка Дзёно лишь становится сильнее и, кажется, он не слышит. Неужели этот раз и правда станет последним? Что он на этот раз упустил?! Где был промах? Оставшихся сил едва хватает, чтобы применить способность. Иногда, в буквальном смысле, приходится спать с ножом под подушкой. И именно это сейчас спасает положение. Армейский боевой нож успевает вонзиться в плечо Сайгику, после чего Мичизу чувствует ослабление хватки. Какое-то мгновение он пытается вдохнуть неподатливый воздух, который словно не желает поступать в горящие легкие. Его тело содрогается от болезненного кашля. Горло словно исполосовали тысячей ножей. Но, кажется, он еще жив. Значит, получилось. Он снова сумел выполнить обещание. Можно считать это очередной победой. Теперь у них есть время, правда, неизвестно, сколько еще его будет, и будет ли… Тачихара слышит отдаленный звук отлетевшего куда-то ножа, который шумно падает на пол. Дзёно приходит в себя – теперь он снова прежний, и он снова рядом. – Все.. хорошо…, – Мичизу произносит это из последних сил, одними губами, понимая, что вряд ли Дзёно услышит, поскольку не сможет прочесть по губам. Но чувствует, что все закончилось. Пока что… Сколько еще? Сколько еще он готов продержаться? Мичизу сам себе не может дать ответа на этот вопрос. Но делает то, что считает нужным, потому что так подсказывает сердце… Дзёно страшно как никогда. Потому что эта ночь едва ли не поглотила его. Он почти не владел собой, и лишь чуткий слух уловил слабый хрип, в котором еле различались буквы его имени. Уловил затихающее сердцебиение. Собственный страх в этот раз вышвырнул наружу, не дав совершить непоправимое. Но больше он так не может. Тачихаре же словно и не страшно, словно не он только что был на самой грани. Он все такой же – его слабый теплый лучик света, который не дает тьме полностью взять власть. Такой слабый и одновременно такой сильный, и продолжает сражаться. Но ради кого? Ради чего? Сайгику уверен, что в следующий раз все закончится иначе, и он не позволит этому случиться. Только если не потеряет себя целиком в этот следующий раз… Сейчас страх отступил, безобразный сон о какой-то туманной прошлой жизни временно забыт и почти растворился в недрах памяти. Тачихара все еще с ним, и сколько же ран на его теле сейчас… Дзёно даже думать об этом не хочет, вот только ощущения не обманешь. Кажется, ни одного живого места нет. И нет, он больше не станет задаваться этим безмолвным вопросом, и не хочет больше знать сколько ещё это будет продолжаться. – Прости…. ты же знаешь, я бы никогда… Тачихара едва может пошевелиться, и все, на что он способен – дотянуться до ладони Сайгику, слегка коснувшись ее кончиками пальцев. Все тело безумно болит, а горло и легкие продолжают гореть, будто туда плеснули кислоты. От этого жеста Сайгику чувствует, как его собственное сердце пропускает удар. Нет, больше он не станет рисковать. И больше не позволит Тачихаре это делать. – Тачихара-кун, когда это снова повторится… не смей меня будить. Больше не нужно. Я… я больше не хочу этого. – Все хорошо…кхкх-ха… правда. – Мичизу все еще больно говорить, но он отчасти оправился и, не без помощи Сайгику поднимается, чтобы кое-как дойти до душевой. Далее все происходит как обычно. Мичизу специально делает напор воды помощнее, чтобы скрыть вырывающиеся со слезами эмоции, которые все это время приходилось держать. И еще больше он не хочет, чтобы Дзёно услышал. Но Сайгику прекрасно различает все, хотя никогда об этом не говорит, несмотря на то, что слышать такое не менее больно, чем каждый раз после приступов безумия ощущать Тачихару в таком состоянии. Затем, когда Тачихара, наконец, покидает душевую, Сайгику и сам задерживается там, чтобы хоть как-то смыть с себя всю эту грязь, которую, на самом деле, невозможно смыть, как и выбраться из нее. После этого они курят одну сигарету на двоих – в состоянии Тачихары лучше обойтись парой затяжек. Их маленький ритуал завершен. Окончательно Дзёно успокаивается, прислушиваясь к тихому, более-менее выровнявшемуся дыханию Тачихары, когда тот уже крепко спит… Рука Сайгику нежно скользит по голове спящего, спускаясь ниже. Дзёно так запоминает. И словно удар тока проходит по его собственному телу, когда кончики его пальцев касаются разорванной мочки уха… серьга-гвоздик наверняка потерялась, а новый шрам не исчезнет никогда. Не обязательно видеть следы на шее – Дзено чувствует это через прикосновение. И ему больно как никогда. Все эти ужасы он делал против своей воли, а Тачихара по своей воле продолжает позволять ему подобное из раза в раз. Почему мы причиняем больше всего боли тем, кого любим?... Сколько еще? Сколько еще этой боли придется выдержать им двоим к моменту, когда остатки человеческого будут разрушены? Дзёно не хочет об этом знать. Он хочет наконец-то это прекратить. И он прекратит. До того, как запертое внутри него чудовище сломает барьер и уничтожит его разум, стерев память и все светлое, что там пока еще живо. Пусть сердце Мичизу будет разбито, но не угаснет, как все те – в отвратительном сне на заснеженном бескрайнем поле, где нет ничего живого. Где существуют только запах крови и ощущение тьмы вокруг, которая скоро накроет с головой. Настоящее проклятие – любить, убивая того, кого любишь. Кто знает, на какой период нынешняя отсрочка, которую Тачихара сумел помочь ему получить на этот раз, будучи на волосок от смерти. Этого Дзено тоже не хочет знать. Прекрасно понимая, что сегодня уже не может уснуть, привычно уходит в душевую. Какое-то время он стоит напротив зеркала, словно надеясь, что оттуда выберется монстр и утащит его в темное зазеркалье, где ему самое место. Светлые ресницы Сайгику потемнели и склеились от слёз, а где-то в груди нестерпимо жжет. Он словно надеется, что монстр отражается в зеркале, хоть сам и не способен его увидеть. Но может быть кто-то другой сможет, случайно заглянув сюда и увидев уродливое отражение чудовища по ту сторону зеркала. И возможно, этот кто-то однажды все это закончит… – Сколько еще?... – шепчет Дзёно пустоте в зазеркалье, ударив затем кулаком по зеркалу. Звон разбивающегося стекла и сотни осколков, словно тысячи крохотных ножей впились в кулак. Но ему не больно. на кровь от порезов ему плевать. Это вообще ничто в сравнении с тем, что каждый раз вынужден переживать Тачихара. И лишь одно непонятно: как он мог полюбить монстра? Да и как монстр смог полюбить – тоже неясно. Постояв так еще с минуту, Сайгику направляется в душ, где находится еще примерно полчаса. Вода успокаивает, смывая воспоминания о произошедшем… Он больше не позволит этому повториться. Обещает себе, как обещал уже из раза в раз до этого, повторяя после этот ритуал с зеркалом. Вот только зеркало каждый раз меняют на новое, а его изуродованный разум уже не изменить... Скоро утро, а пачка сигарет уже почти пуста. Но он так и не смог уснуть. Сегодня точно этому не бывать. Слишком страшно… *** Через неделю-другую будто ничего не произошло. Мичизу что-то рассказывает, смеется. Это подобно музыке, которую также хочется сохранить, как и все, что с ним связано. Они вдвоем сбегают на крышу отдаленного ангара на территории штаба. Туда обычно никто не суется, потому что ангар пустует, а вокруг все заставлено непонятно чем. Но это неважно. Это их любимое место, о котором никто не знает. – Дзёно, знаешь… я бы хотел, чтобы ты мог видеть звезды. Они… – Тачихара несколько смущается, осознавая, что сказанное было несколько нетактичным. – Ммм, какие? Я многое слышал про них… но я не помню, какие они. На самом деле, он не помнит очень многого, когда монстр пробивается через его сознание и, словно в отместку, уничтожает воспоминания. – Они… классные! Особенно если приглядываться и искать созвездия! Как будто пазл собираешь! Дзёно привычно улыбается и не отвечает. Потому что в его кошмарах нет звезд. В его этой жизни их также для него не существовало, даже когда он был зрячим. Если они и были, – он их не помнит. Может быть, потому что не для таких как он подобные прекрасные явления? Скорее всего, так и есть. В этот момент улыбка исчезает с лица Сайгику, а затем он накрывает ладонь Мичизу своей. – Тачихара-кун, обещай мне, что если это снова повторится, ты не станешь меня будить. Позволь мне закончить это, либо убей меня – ты знаешь, как это сделать. – Дзёно, я не… – Тшшш, нас могут услышать. – Дзено прерывает его и затем не дает ничего сказать, поскольку во время поцелуя как-то не до разговоров. И этот поцелуй похож на прелюдию… или на прощание? Сайгику и сам не знает. – Обещай, что закончишь это. Тачихара не знает, что ответить. Он не хочет такого обещать, потому его хватает только на короткий кивок. – Я не слышал, чтобы ты пообещал. – Обещаю… Сказать это для Мичизу равносильно подписанию смертного приговора, но спорить с Дзено он никогда бы не стал. – Вот и умница, Тачихара-кун. Я в тебе не сомневался. – пусть Дзёно и говорит это с фальшиво-веселыми нотками в голосе, на самом деле он знает, что это единственное, что освободит их двоих. Его от всего этого кошмара, Тачихару – от пыток, которые он вынужден переживать из раза в раз. И сейчас ему меньше всего хочется об этом думать. Потому что хочется запечатлеть каждый проведенный вместе момент, сберечь в памяти и не дать чудовищу, затягивающему во тьму, все это стереть. Только Дзёно знает, что это невозможно. Потому что хрупкая грань между ним и тем, что прячется во тьме, практически стерта. В этом он уже убедился, и сейчас надеется, что Мичизу снова отправят на какое-то долгосрочное задание. Подальше от него. Как же наивно надеяться на что-то подобное. Военная полиция – это лишь красивое название, под которым скрывается настоящий портал в преисподнюю. У всего есть обратная сторона, и теперь он не сомневается – все эсперы прокляты. И отдал бы многое, чтобы быть обычным человеком, просто работать в полиции, просто любить, в конце-концов… Сколько еще? Сколько еще будет таких прекрасных моментов за этот недолгий срок, пока монстр снова не вышвырнет его душу из тела? Дать ответ Сайгику не может, потому что этот процесс неконтролируем и непредсказуем… Все хорошее имеет свойство заканчиваться. И все светлое, что было, кажется, еще мгновение назад, закончилось снова. С того дня прошло немало времени. Но каждая ночь для Сайгику была на уровне пытки. Каждый раз кошмар откладывался, словно его темная сторона искала слабое место, чтобы нанести удар. Иной раз он боялся уснуть, и, порой, ограничивал себя во сне, насколько вообще мог выдержать. Успокаивало лишь то, что Тачихара был рядом, но, в то же время, пугало еще больше. Вдруг этот кошмар случится внезапно, и тогда… Но Мичизу каждый раз находил способ успокоить. Неважно, что все раны уже зажили – шрамы остались. И вскоре к ним добавятся новые. Это знали оба, и каждый был к этому готов. Потому что враг всегда старается ударить тогда, когда этого ждешь меньше всего. В этот день Теруко была особенно нервной. Сайгику уже не помнил, чем выбесил ее еще больше. Почуяв, что дело пахнет керосином, Мичизу схватил его за руку и куда-то потащил. Сбегали они как два мальчишки, прокравшихся в чужой сад за яблоками, который сторожила очень злая собака. Когда удалось оторваться, Тачихара, вместо того, чтобы вернуться окольными путями, затащил на один из складов, запер дверь и куда-то выбросил ключи. – Дзёно, тебе надо поспать. Если что, я подежурю. – и сейчас он говорил очень серьезно. – Тачихара, какого черта?! – Такого, что ты уже не спишь черт знает сколько суток. Не самая лучшая смерть, как по мне. – как будто шутит, но на самом деле говорит серьезно и искренне переживает. – К тому же, надо где-то отсидеться, пока Теруко-сан угомонится. Ты знаешь, что она часами может беситься и разносить штаб. – Вот что с тобой делать? Сам придумаешь себе наказание за то, что украл ключи от ангара, а затем похитил и запер там старшего по званию, а, Тачихара-кун? – злиться он не может. И не хочет. Все это невольно вызывает улыбку, а такая забота кажется даже трогательной. По крайней мере, он хочет сберечь в своем сердце это воспоминание, и потому со вздохом укладывается на какие-то уложенные пластами мешки, не имея понятия что в них, хоть и может определить. Тачихара укладывается рядом. Дзёно чувствует нежное прикосновение ладони к своей голове. – Пожалуйста, поспи хотя бы пару часов. Тебя уже шатает от недосыпания – я же вижу. – Ладно, уговорил. – примирительно бросает Сайгику, и затем, к неожиданности Тачихары, притягивает его к себе, а после оказывается сверху, склонившись над ним. – Ммм, и все-таки, какое бы тебе наказание придумать? – У тебя фантазия иссякла? – Тачихара смеется, отмахиваясь от красной серьги с кисточкой на конце, словно разыгравшийся кот. – Ахах, щекотно! И как тебе эта хреновина не мешает? – Мне мешает эта дурацкая форма. На тебе. Дзёно всем сердцем желает запомнить каждую минуту, сохранить этот момент как один из самых счастливых. В тот день ему было чертовски хорошо, настолько, что он на какой-то момент забыл о кошмарах и о собственном демоне. И не заметил, как очень быстро отключился. Это стало роковой ошибкой… Его вновь окружали бескрайние белые пустоши с примерзшими ко льду изуродованными телами, которые он видел уже размытыми пятнами. В этих снах он мог видеть, лишь в подсознании сохраняя память о собственной слепоте. И лучше вырвать себе глаза вовсе, сем видеть это снова. В этот раз он также упал, вдыхая ледяной воздух. Снова стоял на коленях, словно моля свою темную сторону дать еще одну отсрочку. Только демонам неведомо милосердие. Он уже ощущал его рядом. Он был его ледяной копией, созданной этим уродливым миром. А, может быть, этот самый внутренний демон и создал этот уродливый мир? Ответов у Сайгику нет. К тому же, кажется, теперь он точно в ловушке, потому что лишь на миг позволив прекрасному чувству овладеть собой, забыл об опасности, – совсем ненадолго, но теперь некуда бежать. Он был пойман. Тяжелые, покрытые инеем цепи крепко впились в его тело и пригвоздили к этому месту. – Как думаешь, оно, наверное, особенное? – голос, который Дзено слышит, – копия его собственного. В нем столько презрения и насмешки. Он проиграл самому себе… В руках его демона сердце, – такое же, как те, которые угасли позади. И он все еще слышит его мерное биение. – Не смей! – Как будто ты способен мне запретить. – он смеется, и Сайгику слышит свой собственный смех, как когда-то смеялся над теми, кого довел до помешательства или самоубийства. Всех, кто проходил через его пытки. И теперь это предстоит пройти ему самому. – Я – нет, но он… – Ты говоришь о том милашке сержанте? Ахахаха, ты так наивен, впрочем, как и он. Не забывай, ты – это я, а я – это ты. Знаешь, мне хочется услышать твой крик боли. И он будет особенным, знаешь почему? – в этот момент демон сжимает сердце в черных когтях, и оно начинает биться как будто медленнее и тише. – Заткнись! Ты просто… тебя не… – Не существует? Ты такой забавный, Сай-ги-ку. Именно я – существую. А ты скоро исчезнешь. Когда собственными руками убьешь милого маленького сержанта, которого так боишься потерять. – последнюю фразу он произносит с особым удовольствием, нарочито медленно. – Ты не можешь знать. Сам же сказал, что я – это ты, а раз я этого не знаю, откуда знать тебе?! – сейчас Дзёно хочется провести все возможные допросные экзекуции с этой тварью, вот только он словно примерз к заледеневшей земле и даже не в состоянии пошевелиться. – Потому что ты жалок. Это я давал тебе силу, а ты кормил меня тем, что я требовал. И сейчас я очень голоден. Но могу сказать тебе спасибо за подарок. Твои страдания станут прекрасным лакомством, когда ты вырвешь сердце своего любимого маленького сержанта. – Заткнись! – Он так сильно тебя любит, что готов за тебя умереть. Но ты так слаб и жалок, и ничего не сможешь сделать. Я давно раскрыл ваши планы. Хорошее вино, знаешь ли, требует выдержки. Именно так оно становится ценнее. – Ты не сделаешь этого! – Дзёно сам не верит в то, что говорит своей уродливой ледяной копии. – Правда? Давай проверим! – Сайгику не видит, но чувствует, как демон распадается на атомы и просачивается в каждую его клетку. И лишь перед тем, как тьма в этой уродливой реальности накрывает его полностью, он слышит насмешливый голос внутри собственных мыслей: – Покорми меня своей болью, Дзёно-кун! Я очень, очень голоден! Последнее, что улавливает чуткий слух Сайгику – затихающий удар сердца, которое было у демона в когтях… В этот раз он просыпается сам. Ощущения почти такие же, как и всегда, но сейчас что-то изменилось. Дзено осознает, что больше себе не принадлежит, а его тело с минуты на минуту поработит эта тварь. Естественно, Тачихара тут же просыпается, потому что за долгое время этого кошмара его сон стал, пожалуй, настолько же чутким, как и слух Сайгику. – Дзёно, ты как?! Все в порядке? Он тяжело дышит и не говорит ни слова. Ему нечего сказать, кроме того, что он проиграл. – Это опять…? Сайгику медленно поворачивается к нему, открыв невидящие глаза. Создается ощущение, что он, словно препятствуя собственной слепоте, пытается посмотреть в глаза Мичизу. – Тачихара-кун, запри меня здесь и взорви этот чертов ангар. Это приказ. Тачихара шокирован и напуган, но он понимает, что бросаться словами и шутить таким образом Дзёно никогда бы не стал. И шутить на тему приказов – тем более. – Нет. Я тебя не оставлю… – он знает, что лжет самому себе, потому что обещания нужно выполнять, идти против приказа – предательство. Но до сих пор отказывается верить услышанному. Больше не будет отсрочек. На самом деле, их никогда и не было. Не они двое выбивали у монстра эту отсрочку, а он играл с ними, позволяя ее получить, чтобы сделать на финале боль настолько сильной и насытиться на долгое время. Мичизу это понял уже давно, но боялся высказать эту версию, в какой-то мере, не веря полностью в правоту этой чудовищной версии. Хочется выиграть еще хоть минуту, чтобы еще хоть немного побыть вместе. Но у него нет даже секунды. Дзёно, как и всегда, чувствует теплую ладонь Мичизу поверх своей. И как же хочется, чтобы кошмар был просто кошмаром. Но сейчас это недолгое затишье, которое в один момент может исчезнуть. – Тачихара-кун, поспеши. Убей меня, пока я еще могу… – но договорить он не может, ощущая, что его тело – больше не его, а демон уже захватил мысли и мерзко смеется в его голове. – Я скучал, Тачихара-кун! Прежнего Дзёно больше нет. Тачихара его не ощущает в этом жутком существе, что сейчас напротив него, глядя в светящиеся алые глаза отвратительного чудовища. По всему телу проходит дрожь – противными колкими мурашками. Все совсем не так, как было по привычному сценарию, но он ждал этого. Когда очень сильно любишь, начинаешь чувствовать на каком-то ином уровне, что именно может произойти. Может быть, ему подсказало сердце, когда он привел Дзёно сюда, но он уже догадывался по виду Сайгику, измученному недосыпанием, что тянуть больше нельзя. Мичизу вновь применяет способность, пытаясь отбиться всем металлическим, что могло быть притянуто и направлено прямым ударом в безобразное существо, которое еще с минуту назад было тем, кого он так сильно продолжал любить. – Ты ведь тоже соскучился по нашим играм? Тачихара старается не слушать противный смех демона за спиной и поскорее добежать до выхода. Очень вовремя попадаются на глаза какие-то металлические пласты, которые Тачихара отправляет один за другим прямиком во врага. Вот только они проходят сквозь него и с грохотом врезаются в противоположную стену, оставляя на ней вмятины и поднимая клубы пыли после падения. Куда зашвырнул ключи, он уже не помнит, и потому успевает незаметно бросить зажженную зажигалку, которую забрал в качестве трофея после победы над Смертью Небожителей и прежним командиром, в последний момент открыть ворота ангара способностью и выскользнуть. Насколько он помнил, в этом ангаре хранится порох. Долго держать ворота способностью он не сможет, поскольку с минуты на минуту склад взлетит на воздух, и до этого надо успеть в укрытие. Но этого должно хватить, чтобы все здесь сгорело к чертям. Не факт, что он сам выживет, но, по крайней мере, окинув периметр, находит несколько мест, которые можно использовать как укрытие, пусть и такое себе. – Очень зря ты его недооценивал. – Сайгику во тьме, и собственное тело не ощущает, но есть хотя бы возможность поиздеваться напоследок, пусть и в собственных мыслях, которые напоминают теперь что-то вроде телепатии. – Ты прекрасно его поднатаскал, поздравляю. И знаешь, я даже готов дать вам еще одну встречу. Так и быть, устрою прощальный подарок. – это было последним, что Дзёно успел услышать перед тем, как тьма полностью заковала его. Взрыва не произошло. Неужели зажигалка подвела, или… Что произошло, Тачихара по началу не понял. Выглядело все так, словно время откатилось назад – к моменту, когда он еще вместе с Дзёно находился в ангаре, понимая, что кошмар пришел снова, и теперь уже не отпустит. Мичизу прекрасно помнил свои действия, и сейчас силился понять, какого черта он снова в ангаре, словно начал игру с точки сохранения. – Тачихара-кун, ты меня удивил. – кажется, Дзёно все тот же. Но что-то не так. А еще он помнит, что ангар должен был сгореть, поскольку зажигалка упала ровно на мешки с порохом. Что вообще происходит? Его вырубило взрывом и сейчас он в отключке и видит кошмар, завязанный на последних событиях?! По началу Мичизу не понимает ровным счетом ничего, и лишь затем, когда чувствует крепкую хватку на своем запястье, пазл складывается. В этот раз совсем нет времени, и Дзёно уже не может себя контролировать. От него настоящего теперь не осталось ничего. Крик срывается сам собой, когда Тачихара ощущает хруст собственных костей и следующий за этим перелом лучезапястного сустава. Боль разливается по телу, словно он горит заживо. – Мне нравится, как он страдает. Это так… прекрасно. Действительно, стоило ожиданий, не так ли? – Ты… – Не переживай, у тебя еще будет право слова. Когда я захочу. Демон не дает ответить, и Сайгику снова проваливается во тьму. – Теперь нам никто не помешает, – говоря это, монстр облизывается. Почти как и всегда. Теперь уже это полностью нечто другое, у которого от Дзёно только внешний облик. Сломанная рука чудовищно болит, но сейчас Мичизу не до этого. Надо бежать и снова поджечь чертов ангар, чтобы уж наверняка. Непонятно только, каким образом способность Дзёно вдруг начала отматывать время. Это вообще за гранью. Теперь все идет наперекосяк, словно его прокляли. Тачихара падает, споткнувшись обо что-то и начинает отползать к стене, незаметно применяя способность и не сводя глаз с монстра. Одной рукой сделать что-то сложно, и металлические пласты тут не помогут. К тому же, теперь он их и не поднимет. Но армейский нож – другое дело… – Тебе, наверное, интересно, что произошло, не так ли? – демон медленно шагает к нему. – Ну давай уж, раскрывай карты. Или ты только трепаться и кривляться способен? – хмыкает Мичизу, подгадывая момент и незаметно подтаскивая зажигалку и нагревая лезвия ножа. Хуже уже не будет, но зато это хоть какой-то шанс. Скрипнув зубами от боли и делая вид, что случайно сделал опору на искалеченную конечность, он продолжает следить и одновременно отвлекать внимание монстра на себя. – Как грубо, – монстр усмехается. – Понимаешь ли, когда однажды это тело пронзил “Лик дождя”, в крови сохранились его мельчайшие частицы, что способствовало улучшению и дало мне возможность пробудиться. Ты ведь знаешь, что меч твоего прежнего командира задолго до того, как попал к нему, использовался в качестве ритуального? – Если ты о том, что продолжишь отматывать все, как тебе вздумается, я буду придумывать новые способы от тебя избавиться. – по лицу Мичизу скользнула та ехидная улыбка, которую видели только члены “Черного ящера” во время боя, ну и Хироцу, когда Тачихара над ним подтрунивал. – Пытаешься меня запугать? Ты такой забав… Враг ослабил бдительность и открылся. Сделав подсечку, Мичизу сумел сбить его с ног, а затем, с помощью оставшихся сил, которых хватило на использование способности, пробил руку Дзёно ножом, пригвоздив к полу. – Какого… – Что, не нравится? Думаешь, в военную полицию и Портовую мафию набирают идиотов? – А ты не из робких. Разумное решение. – Сайгику, вернее тот, кто занял его место, попытался выдернуть нож, но Тачихара лишь глубже вогнал его, продолжая управлять предметом. Раскаленное лезвие сделало свое дело, загнав этим в ловушку. – Спасибо за комплимент. Это тебе за Дзёно! – он ударил ногой по рукояти ножа, тем самым, приколотив руку врага намертво к полу. – Кстати, времени у меня достаточно, да и металла тут – тоже. – после этого такой же нож с помощью способности сворованный у Дзёно и точно так же нагретый докрасна, прибивает вторую руку монстра. – Интересно, если тебе голову снести, ты сумеешь все отменить? Частицы – не целиковый меч, и вряд ли способны предотвратить что-то масштабное. Зажигалку ты потушил, чем и отменил последний исход. Вот только башку обратно не приставишь. Хотя, знаешь, у меня есть идея получше. – после этих слов Мичизу подцепляет с помощью способности каким-то обломком мешки с порохом и укладывает их вплотную вокруг того, кто еще недавно был его сослуживцем. – Думаешь, я не смогу обратить это и не перемещу тебя на мое место? – Думаю, ты меня уже запарил. – Тачихара быстро один за другим вскрывает оставшиеся мешки и сосредоточенно наблюдает, как монстра засыпает порох. – Порох в сочетании с пылью горит особенно красиво. – Мичизу улыбается, уже не обращая внимания на то, что эмоции в какой-то мере взяли верх. В его руке возникает зажигалка, и после щелчка весело вспыхивает пламя, которое отражается в блестящих от слёз янтарных глазах. – Тебе правда хватит смелости заживо сжечь того, кого ты так любишь? Мичизу больше не собирается отвечать, поднося зажигалку к дорожке пороха, ведущей к импровизированному пороховому гробу, где сейчас лежит обездвиженный монстр. Осталось немного. К сожалению, в этой битве не обойтись без жертв. – Тачихара-кун… что здесь… – лишь после Сайгику в полной мере ощущает боль от раскаленных ножей, которыми насквозь пробиты обе его руки и не сдерживает крик. Мичизу за долю секунды успевает убрать зажигалку. Перед ним снова Дзёно, – прежний. Которого он едва не убил сейчас. Его внешность снова изменилась. Нет ни оскала, ни жутких светящихся алых глаз. Монстр убрался. Видимо, понял, что для него это провал. Значит, есть способ его убрать полностью. Вот только над этим Тачихара уже решает подумать позже. – Дзёно! Подожди, я сейчас тебя освобожу! Прости за это, но у меня не было выбора. Мичизу не верится, что он смог победить. Еще больше не верится в то, что он снова вернул Дзёно из той тьмы. Хочется кричать от ощущения какой-то эйфории, а потом просто напиться на радостях и наконец-то спокойно спать. – Как видишь, я обещал тебе подарок, и я выполнил свое обещание. Но теперь я просто умираю от голода. Не забывай об этом. – Я найду способ от тебя избавиться до того, как ты снова вздумаешь выпереться, уж будь уверен. – Сколько еще ты готов пытаться противостоять мне, Дзёно-кун? Знаешь, это так интересно – смотреть, как ты скоро исчезнешь. Ты ведь даже не знаешь, когда это произойдет. Скоро увидимся. Передавай привет маленькому сержанту. Это последнее, что Сайгику слышит перед тем, как больше не чувствует монстра. Он снова вернулся в реальность. Нет ни цепей, ни ледяной мертвой пустыни, ни затягивающей тьмы. Правда, обе руки повреждены, но это ерунда. Слишком малая плата. Пока что… Мичизу вытаскивает нож, периодами шипя от боли в искалеченной руке. Он уже плохо помнит, как они покидают развороченный ангар. В штабе он молчит. Дзёно говорит вместо него. Он толком не соображает, что и кто говорит конкретно ему, лишь вяло кивает, ощущая дикую усталость во всем теле. Душевая, медблок… после боя всегда так. И лишь когда штаб затихает, он и Сайгику снова вместе. Мичизу, насколько возможно, чтобы не задеть травмированную руку, прижался к нему, чувствуя, наконец, ровное биение чужого сердца. Это так успокаивает, что он начинает понемногу дремать. Но ему все равно неспокойно, и не отпускает то самое чувство, будто он что-то упустил. Что-то настолько важное, но сейчас не получается это понять. Он слишком устал… – Тачихара-кун, почему ты не убил меня? – Дзёно в такие моменты не может долго молчать. Но сколько же боли в его голосе. – Ты не выполнил приказ. Если так подумать, у них лишь сейчас выпала возможность побыть вместе и поговорить, потому что после никто не знает, сколько Дзёно придется провести в исследовательском блоке. – Потому что сумел тебя вернуть. У нас есть время попробовать снова избавить тебя от этой твари. – Знаешь, за что я по-настоящему тебя люблю? Чертовски приятно это слышать, особенно после победы. – Мм? – Тачихара уже понемногу начинает засыпать. – За твою наивность и доверчивость, Тачихара-кун… Эти слова заставляют подорваться, сонливость мгновенно исчезает. Но уже слишком поздно. Все, что успевает заметить Тачихара – словно по щелчку переключателя глаза Сайгику снова приобретают алый оттенок, а улыбка из такой родной сменяется зловещим оскалом… – Я же обещал, что скоро увидимся. Не забыл передать привет? Дзёно не может ответить. Его тело теперь больше не его. Теперь уже навсегда. И сковывающее его сознание цепи – тоже навечно с ним… *** Тэтчо слегка вздрагивает, когда штаб оглашает короткий вой предупреждающей сирены. Но он давно привык. – Сколько еще? – Теруко морщится, бросая раздраженный взгляд на часы и засекая время. – Не знаю. Еще минимум неделю, или две. Может, и больше. – Уж поскорее бы. – Оокура тяжело вздыхает и отворачивается. Он ставит пустую чашку и неспешно направляется туда, откуда после воя сирены слышится жуткий крик, словно в одной из допросных сейчас кого-то пытают самыми изощренными способами, продлевая близкое к агонии состояние, и затем, не давая умереть, возвращают обратно. Шаги Суэхиро отдаются гулким эхом и исчезают среди чудовищных криков, которые становятся слышны отчетливее, а на стенах по обе стороны появляются постеры с предупреждением, что впереди закрытая зона высокого уровня опасности. Здесь пусты все камеры, кроме одной. Чтобы войти, нужен особый пропуск. Останавливаясь возле той самой камеры, Тэтчо равнодушно смотрит на того, кто еще недавно, казалось, был одним из них. Дзёно лежит на полу в позе эмбриона. От него прежнего уже мало что осталось. Его форму сменила тюремная роба, а худые, как у жертвы концлагеря руки сковывают наручники из особого сплава, который блокирует способность. Даже под этой робой видны просвечивающие ребра. Черты лица, пока еще знакомые, искажены гримасой, будто сейчас с Сайгику кожу заживо снимают. Все, что осталось от прежнего Дзёно Сайгику – привычно закрытые глаза и знакомая длинная серьга с кисточкой. В остальном это облик чего-то умирающего, в котором постепенно исчезает человеческое. В такие моменты Тэтчо думает о том, что однажды и его способность может сыграть с ним злую шутку. Вполне возможно, что это может произойти не только с ним, но и с Теруко, а затем и с другими эсперами. Именно поэтому Дзёно оставили в живых и теперь исследуют возможности блокировки способности до того, как она захватит власть над своим хозяином. Но уже очевидно, что в случае с Сайгику процесс необратим. Внутри этой уродливой оболочки что угодно, но не прежний сослуживец, которого Суэхиро все еще помнил именно тем, кем тот был до этого. Но еще ярче Тэтчо запомнилась та роковая ночь. И до сих пор, продолжая хранить мнимое спокойствие, он никак не может забыть похожую на бойню комнату. Он никогда не забудет ту чудовищную картину, которая предстала перед ним, а в тот момент и вовсе хотелось выколоть себе глаза, чтобы этого не видеть. Первое, на что упал взгляд – изуродованное тело Тачихары с разорванной грудной клеткой. Дзёно был там же – с головы до ног в крови, издающий эти чудовищные крики, изредка прерываемые всхлипами, словно он начинал задыхаться и пытался вдохнуть. Кажется, он вообще не обращал внимание на то, что вокруг уже была толпа военных, направивших на него оружие, продолжая орать и корчиться на полу, и сжимая в руке вырванное сердце Тачихары. Помнится,Теруко от вида всего этого даже стошнило, хотя, казалось, ее за годы службы ничем не удивить. Впрочем, сам Тэтчо тоже был на грани, чтобы не повторить тот же маневр. Он сам себе удивлялся, что выдержал такое зрелище стоически. Когда Дзёно забирали, он даже не сопротивлялся, словно его разум вообще отсутствовал. Сколько прошло времени с тех пор? Суэхиро потерял счет. Но теперь это было неважно. Уже слишком поздно, и все, что он может сделать – это закончить страдания Сайгику, или же продлить их еще на какое-то время, вколов ему лошадиную дозу снотворного и вновь уйдя отсюда, как и много раз до этого. Это входило в обязанности каждого, кому выпадало дежурство здесь. Чаще всего Тэтчо вызывался добровольно, отмазывая новичков, которые от одних только услышанных в этих стенах криков готовы были обмочить штаны. Заметив, что Дзёно успокаивается, Тэтчо слегка постучал катаной по решетке. Сайгику резко, насколько в его состоянии возможно, оборачивается. Его глаза прежние – подернутые пленкой катаракты. Кажется даже, будто он пробудился от сна и стал тем, кем когда-то был. С трудом вставая и пошатываясь, он медленно подходит к решетке, хватаясь, затем, за нее руками, и принюхиваясь, как голодный бродячий пёс. – Ты… – Разочарован? – бросает Тэтчо, на всякий случай отходя на шаг. Понятно, что у камеры надежная защита, но инстинкт самосохранения никто не отменял. Суэхиро нутром чувствует, что лучше не подходить слишком близко. – Так часто приходишь… скучаешь? – на изможденном лице появляется знакомая улыбка, которая с лица Дзёно прежде редко исчезала. Но сейчас она столь же редко появляется. В какой-то момент Тэтчо кажется, что Дзёно все еще можно спасти, вернуть в нормальное состояние и вытащить из этой клетки. Но здравый смысл словно отрезвляющий удар, говорит об обратном, напоминая о том, как расплатился за это, поддавшись наваждению, Тачихара. – Сколько еще? Он каждый раз задает этот вопрос, прекрасно зная на него ответ. И в этот раз Суэхиро молча прицеливается, собираясь поскорее усыпить Дзёно транквилизатором. К сожалению, с ним теперь приходится обходиться как с агрессивным диким животным. Для своей же и общей безопасности. Перед тем, как дротик с транквилизатором достигает цели, Тэтчо замечает проблеск, который заставляет собственное сердце едва ли не остановиться. Пусть он не умеет читать по губам, но прекрасно может понять, что Сайгику пытается сказать. Тот – настоящий, которого уже невозможно вернуть. – Пожалуйста… останови… это… Цель достигнута. Дзёно молча сползает по решетке, и теперь выглядит даже расслаблено. Но это опять на какой-то срок, который толком невозможно высчитать. Тэтчо не помнит, сколько раз он уже вот так приходит сюда с того самого дня. Остается нажать на одну из кнопок, чтобы сюда спустился персонал, и Сайгику снова забрали в лабораторию. Сколько еще? Сколько еще раз ему придется видеть это? Сколько самому придется переживать тот момент из раза в раз и видеть Дзёно таким? И сколько еще он будет верить иллюзиям, позволяя держать Сайгику здесь в качестве лабораторной крысы? Он сам себе мысленно задает эти вопросы из раза в раз. И каждый раз молча уходит, не в силах решиться на то, чтобы услышать собственные на них ответы. Но больше у него нет сил убегать, да и убегать он больше не собирается. Ни от своих неразделенных и так до конца и не угасших чувств, ни от собственного решения, которое он давно уже принял. Замок на решетке с писком и следующим затем щелчком открывается, следом исчезает барьер, после чего приятный женский голос оповещает, что доступ открыт. Тэтчо проходит в камеру и присаживается рядом с Сайгику, который теперь снова заперт в собственном сознании. До неизвестно какого периода. – Сколько еще? – он сам не знает, для чего повторяет этот вопрос, проводя ладонью по отросшим серебристо-белым волосам. Помнится, в прошлом Дзёно терпеть мог, когда Тэтчо к нему прикасался, и начинал орать что-то там про грязные руки… Сейчас это такая мелочь, которая превратилась в воспоминание, как и многое другое. И как же хотелось бы сейчас, чтобы он проснулся прежним, и снова начал орать про то, сколь Суэхиро отвратителен, да хоть про грязные руки или там ужасный вкус. Но этого никогда уже не будет. Но позволить этому всему продолжаться дальше он тоже не может. – Теперь всё. Всё закончилось. – шепотом срывается с губ Суэхиро, когда он слышит хруст шейных позвонков делая то, что давно уже было нужно сделать. – Теперь тебе не больно, ведь так? Он даже не запирает камеру. Просто молча уходит, проверив спрятанную в кармане кителя визитную карточку Вооруженного детективного агентства. Больше не будет вопросов без ответов. Настала пора отпустить и начать новый путь. Теруко все поняла сразу, но даже не задает вопросов, просто глядя ему вслед. Возможно, и она больше здесь не задержится. Дзёно улавливает, что ледяные цепи, державшие его взаперти, рассыпаются, а затем он одним ударом разбивает свою безобразную ледяную копию, и она разлетается вдребезги. Осточертевший пейзаж идет трещинами, словно разбитое зеркало. Осколки уродливой реальности со звоном падают вниз. Пусть он и не видит, но ощущает, как меняется пейзаж вокруг, и как он сам понемногу согревается. – Сколько еще тебя ждать? – слышит он такой родной голос рядом и затем крепко сжимает теплую ладонь Тачихары, чтобы теперь уже точно не потерять друг друга ни в той реальности, ни в этой, ни в какой-либо еще. – Теперь всё…