Дело Крампуса

В Луизиане не бывает настоящей зимы. Раст Коул давным-давно не был на родной Аляске, но всё равно бесснежный декабрь и погода, при которой достаточно накинуть лёгкий плащ, казались чем-то противоестественным. Впрочем, от расследования его не отвлёк бы и кровавый дождь. Правда, они с Марти приехали на место происшествия полуофициально. Тут не произошло никакого убийства, но шеф настоятельно посоветовал им присоединиться к выехавшим на вызов полицейским, потому что на первый взгляд дело могло иметь отношение к каким-то безумным культам. Раст тотчас же встал в охотничью стойку, будто ищейка. Сейчас он заканчивал заполнять очередную страницу гроссбуха. Дело оказалось совсем не по их профилю, хоть и странным. Поздним вечером 5 декабря двадцатилетнюю Милли Вормшоу схватили на улице и затащили в пустующий гараж, когда она сдуру решила сократить дорогу через полузаброшенный бывший таксопарк. Внутри её привязали за руки к какой-то потолочной перекладине, срезали с неё одежду и отхлестали по ягодицам и бёдрам. Рыдания девушки привлекли внимание только утром, когда за машиной пришёл один из водителей, арендующий гаражи у города, в собственность которого земля таксопарка перешла в счет долга по налогам. Он-то и вызвал полицию. Зад Молли был багровым, но перманентных повреждений атака не должна была оставить, как заверили увезшие её на всякий случай в больницу на осмотр врачи. Описать нападающего она не смогла – он схватил её сзади и всё время держался вне поля зрения. Раст захлопнул гроссбух, спрятал его под мышку и извлёк из кармана мятую пачку сигарет. — Зря катались, - констатировал Марти, глядя, как напарник закуривает. – Только утренний кофе пропустили. Ты как насчёт заехать в кофейню по пути? Я угощаю. — Знаешь, как называют в Германии ночь с 5 на 6 декабря? – вместо ответа произнёс Раст, глядя на серые тучи, сквозь которые проглядывало не в меру усердное луизианское солнце. – Ночь Крампуса. — Кого? – спросил Марти, направляясь к машине. Он знал, что пожалеет об этом вопросе, но за время совместной работы так и не смог отучиться реагировать на дикие загоны Коула. Да и как этому научишься, если до того всю жизнь разговаривал с нормальными людьми? — Крампуса. Мы в Америке не особо задумываемся, что Санта-Клаус – вообще-то не просто забавный толстяк из торгового центра, а христианский святой, правда? – задумчиво произнёс Раст и затоптал бычок, прежде чем сесть в машину. – Епископ Мир Ликийских. В Европе об этом помнят лучше. И святого сопровождает дьявол. С козлиными рогами и копытами, шерстяной и страшный. Пока святой Николай одаривает хороших детишек, он наказывает плохих. Книга Откровений в миниатюре. Ахура-Мазда и Ангра-Майнью для самых маленьких. Марти застонал и поддал газу, почти нарушая скоростной режим. Ему определённо требовался крепкий кофе, горький, как настроение Раста Коула. Голова у Марти уже начинала пухнуть. — Ради бога, Раст, ты можешь хоть раз не нести свою херню? Какой-то извращенец напал на девушку. Хорошо хоть не изнасиловал – наверное, импотент, раз ему нужна эта хренова порка, чтоб завестись. Тут нет никакого подтекста, никаких твоих богов и философий! — Крампус всегда носит с собой розги, чтоб пороть непослушных детей, – задумчиво произнёс Раст, то ли отвечая напарнику, то ли говоря с самим собой. – Порка розгами в ночь Крампуса – по-твоему, это похоже на совпадение? Ты, может, пропустил, Марти, но эта Вормшоу есть в полицейской картотеке. Приводы за хулиганство и мелкий вандализм. Иначе говоря, она в списке непослушных. Марти только издал более громкий стон в ответ. — Меня по-настоящему беспокоит другое, – продолжил Коул тише, на сей раз уж точно обращаясь к себе. Он мял в пальцах сигарету, нетерпеливо ожидая, когда Марти остановится, и можно будет выйти и закурить. – Иногда Крампус уносит плохих детей в своем мешке. Чтоб съесть их или отправить прямо в ад. Лишь бы это дело не оказалось в итоге в нашей юрисдикции…

***

Розги свистят в воздухе. За свистом следует громкий вопль. Справедливость. Воздаяние. Тонкие прутья глубоко впиваются в выпуклые полушария, бледная кожа расцвечивается алыми полосами. Зад вертится и трясётся, но от справедливого возмездия не уйти. Свист. Вопль. Свист. Вопль. Алые штрихи сливаются в сплошную красноту.

***

Через несколько дней у реки нашли привязанную к поваленному бревну Мишель Делякур, ранее условно осуждённую за мелкую кражу. Её ягодицы и бёдра приобрели вишнёвый оттенок, молодая женщина охрипла от криков. Описать нападавшего она тоже не смогла – ночь была безлунной, а девушка слишком испугалась, чтоб запомнить хоть какие-то полезные подробности. Вызывать Коула и Харта на этот раз не стали, но Раст всё равно ознакомился с материалами. Марти не стал ему мешать: читал напарник быстро, а выбить что-то у него из головы не удалось бы и отбойным молотком. — Эта Делякур не смогла ничего внятного сказать о внешности преступника, но запомнила, что от него пахло козлом. Это характерный запах, раз почуяв, не перепутаешь. А у неё родители – фермеры, – задумчиво сообщил Раст, заполняя гроссбух. — Ты опять?! Если там пахло козлом, так пусть поищут этого фетишиста на фермах. Демонов не бывает, Раст, – медленно, будто он общался с Мэйси, проговорил Марти. – Как вообще ты можешь не верить в Господа Бога, но верить в какого-то рождественского чёрта?! — Я не сказал, что верю в Крампуса, – отрешённо проговорил Коул и закрыл книгу. На фоне льющегося в окно дневного света он казался чёрным пятном, и на секунду Марти сделалось от этого зрелища не по себе. – Но что, если преступник верит? Если чего-то не существует, это не значит, что оно не способно причинить вред. И пример Господа Бога это прекрасно доказывает.

***

У извращенца появились ещё две жертвы, и его уже все в полицейском управлении неофициально называли Крампусом. Марти понятия не имел, как это произошло: большинство коллег избегали общения со странноватым Коулом, да и сам он не спешил делиться своими философскими рассуждениями со всеми подряд. Дело не двигалось. Ни одна из жертв не могла описать преступника, свидетелей не было, на камеры он не попадал. Полиция проверила подпольные бордели, опросила ранее осужденных по «сексуальным» статьям и пациентов с эротическими маниями, но подозреваемого так и не появилось. Одну пострадавшую лишили водительских прав за пьяное вождение, а потом снова поймали за рулём под мухой. Другая по полицейским базам не проходила, но возглавляла региональное подразделение франшизы по распространению БАДов и косметики; формально её деятельность закона не нарушала, но фактически сводилась к продажам втридорога пустышек. Некоторые полицейские в курилках говорили, что от маньяка пользы больше, чем вреда. Марти стал замечать, что Раст составляет «коллажи» из фотографий ягодиц жертв, европейских рождественских открыток и ксерокопий каких-то гравюр с демонами. Он ничего не говорил – формально это дело им никто не поручал, на работе Коула его интерес не влиял, так пусть исследует на здоровье. Был бы Марти его девушкой – волновался бы, чтоб эти красные задницы чего-то в Расте не пробудили, а так…

***

Воздаяние. Исправление. Пышные холмы плоти уже утратили снежную белизну и налились закатным багрянцем, но тонкий гибкий прут продолжает свою работу. Его следы набухают, как пробегающие по деревьям трещины в лютый мороз, которого в Луизине не бывает. Прут чертит на пылающих ягодицах, как коньки детей на сковавшем реку льду. Как нерадивый ученик выписывает упражнения в тетради. Раз за разом, пока урок не запомнится накрепко. Две пары глаз испуганно следят за мерным движением длинной розги.

***

Ранним утром 24 декабря в доме Хартов раздался телефонный звонок. Марти, который планировал в этот день прийти на работу попозже и использовать предпраздничный день, чтоб сходить в магазин до рождественского ажиотажа, поднял трубку с тяжелым чувством. И не ошибся. — Марти, новое нападение Крампуса! Полицию вызвали, когда он ещё был в доме, – раздался возбужденный голос. — Раст, твою мать! Это не наше расследование… – прорычал Марти. — Выезжай немедленно, диктую адрес… – продолжил Коул, как будто не слыша его. Надиктовал и бросил трубку. Харт чуть не сломал телефонную трубку, но вместо этого по неясной ему самому причине пошёл объяснять жене, что поездку за продуктами к праздничному столу придётся отложить. Полчаса спустя он стоял около невзрачного дома с грязными окнами и неопрятным, заросшим газоном перед ним. Раст уже был тут и активно переговаривался с одним из прибывших полицейских. Он кивнул Марти, сделал пару пометок в гроссбухе и пошёл к напарнику, прикуривая новую сигарету от догорающей до фильтра. — Жертву уже увезли. Соседи услышали вопли и вызвали полицию… правда, не сразу, – начал он без приветствий. – В ближайшем участке этот адрес неплохо знают. Говорят, мать-одиночка обращалась с детьми довольно жёстко. Уж не знаю, куда смотрела служба опеки… Впрочем, слишком хорошо знаю, по правде говоря. Короче, поначалу соседи решили, что орут дети. Марти сжал челюсти почти до хруста. По правде сказать, это предисловие не прибавило ему служебного рвения. Чем искать таинственного извращенца, он предпочел бы лично добавить мамаше по заднице. — Жертву уже увезли, – как будто прочёл его мысли Раст. – Когда прибыли полицейские, нападающего в доме не было, хотя всё указывает, что он сбежал буквально за минуту до того. Район обыскивают, но… А вот что гораздо интереснее, на сей раз есть свидетели. — Ты ради этого меня выдернул? – раздражённо переспросил Харт. – Даже если бы мы вели это дело, со свидетелями его и местные копы смогут раскрутить. — Не уверен, – коротко бросил Раст уже на ходу. Марти сплюнул и поплелся за ним. А потом понял, о чём говорил напарник. Свидетелями оказались два ребёнка – девочка лет четырёх и мальчишка не старше семи. Грязные, недокормленные и очень испуганные. На руке у девочки Марти заметил синяки, будто кто-то очень сильно схватил её за плечо. Хорошо, что их мать уже увезли, подумал он, ведь пистолет-то тут, в кобуре, только потянись. Вместо этого он подошёл к девочке и присел перед ней. Она съёжилась и подтянула ноги к груди. В сердце Марти больно кольнуло, но он улыбнулся и протянул открытую ладонь – так, чтоб малышка сама решила, хочет ли её коснуться. — Привет. Меня зовут Марти, а тебя? – девочка ответила только прежним затравленным взглядом. – У меня дочка, твоя ровесница. Её зовут Мэйси. Она любит клубничную жвачку. Думаю, у меня завалялась такая в куртке. Тебе нравится жвачка? …Когда малышка Энни, которой нравятся панды и «Улица Сезам», дожевывала вторую пластинку жвачки, Раст отошёл от её брата и кивнул напарнику. Марти попрощался с девочкой, нежно ей улыбнулся и пошёл за Коулом. Мысленно он перенёсся в послепраздничные дни, когда непременно поговорит и с полицейским с этого участка, и со службой опеки, и убедится, что Энни и её брата ожидает будущее получше, чем до этого Рождества. — Узнал что-нибудь? – спросил он Раста. Сам Марти даже не пытался расспрашивать девочку, чтоб не травмировать её ещё больше. В любом случае словесный портрет по рассказу четырёхлетнего ребёнка, к тому же явно развитого меньше сверстников при таком-то воспитании, следствию ничем не помог бы. — Мальчик не смог внятно описать нападавшего. Но попытался нарисовать, – бросил Раст, на ходу открывая свою бухгалтерскую книгу. На Марти посмотрел набросанный неровными штрихами, так знакомыми ему по рисункам собственных дочерей, особенно возбудимой Одри, чёрный силуэт. Помимо длинного прута в руке у него были рога полумесяцем и злобный оскал. — Чёрт тебя дери, Раст! – простонал Марти, которого вновь охватило раздражение. Узнать про этих детей было важнее, чем ехать за ветчиной, это да, но Коулу обязательно примешивать к всему свои мистические бредни? — Верно. Чёрт, дери… – пробормотал Раст, приседая над полумёртвым газоном. «Белое Рождество» со снегом в Луизиане почти невиданно, а вот дождик накануне прошёл. Детектив коснулся выемки во влажной земле, похожей на след раздвоенного копыта.

***

После Рождества нападения прекратились. «Крампуса» так и не нашли, и висяк отправился в архив. Энни и Джима Бэйли отправили в семью временных опекунов, пока их мать не пройдёт предписанные судом психологические тренинги и не найдёт постоянную работу. В новом доме Энни не расставалась с плюшевой пандой, которую на следующий день после Рождества привёз дядя Марти.