Вечерние поездки в автобусе

Вару правда любил вечерние поездки в автобусе. Ему нравились запотевшие-заледеневшие окна, огоньки домов сквозь которые уютно расплывались. Ему нравился тусклый свет автобусных ламп, которого едва хватало, чтобы увидеть собственные руки. Ему нравилось, что его голова была в эти моменты девственно пустой и чистой, а мысли лентами вились и текли. Вару правда любил вечерние поездки в автобусе, но Они слишком сильно напоминали ему о тех вещах, которые он хотел бы забыть. Зонта, в частности. То, какими тёплыми были его пальцы и как прекрасно было сплетать их и оставлять так покоиться до самой конечной. то, как робко и неуверенно он целовал его впервые, боясь спугнуть и сломать, и декабрь был, наверное, лучшим в том году. потому что близилось чёртово католическое рождество, и повсюду корица, имбирь и горячий шоколад литрами с зефиром. и Треф был податливым, сонным почти всегда, и это так било в Пиковом, что он не выдерживал. Ему казалось, он - бомба замедленного действия. потому что так любить нельзя, потому что человек не может настолько слиться с другим, потому что однажды вселенной однажды надоест этот балаган, потому что эти чувства рано или поздно их прикончат. и Вару был прав. только бомбой в итоге стал Зонтик. Его разорвало, а некоторые осколки прочно основались у Пикового Валета под рёбрами слева. кололо до сих пор, и пускай за окном - ноябрь, который присыпает снегом потихоньку, а декабрь остался два года назад, и. раны Вару, наверное, тоже должно было присыпать, но почему-то нет. Треф тогда вроде бы не выдержал, вроде бы сорвался, вроде бы испугался. и - как итог аккуратная могила на кладбище за городом, которую каждый декабрь стабильно засыпает ледяной крошкой. Вару засыпает рядом, и воспаление легких не так страшно, как метафорические рваные дыры в груди и пустота в постели.