В омут, да вдвоем

      Солнце нещадно пекло в самую макушку головы. К несчастью Лёвы небо даже и не думало затягиваться облаками, которых и в помине не было. А любимая игра в футбол с самого начала казалась пыткой.       Забивая мяч в ворота, Лев стряхнул отросшие волосы с глаз, взглянул вверх. Солнце все так же насмешливо пылало белым блином на голубом полотне, а ведь с полудня прошло уже много часов.       Ребята бегали вокруг, крича, пиная мяч в разные стороны, а Лёва смотрел на них, как на муравьев. Бегают, что-то делают, и их совсем не волнует происходящее вокруг. Кажется, точно солнечный удар получил. Муравьи-то плясали нечеткими пятнами, а мяч совсем не различался среди них.       Хлопов услышал совсем близкий крик. Кто-то выкрикнул его имя совсем за секунду до того, как мяч пролетел в опасной близости от его уха, да так, что тот почувствовал прохладный ветерок с громким свистом. А Лёва как стоял, так и стоит, глазами хлопает, пытается сфокусироваться хоть на чем-нибудь, кроме огромного голубого неба. — Хлопов! — один из мальчиков остановился возле него, схватил за локоть. Выглядел он бодрым, совсем не скажешь, что бегает в сорокоградусную жару. — Ты чего встал как вкопаный? Ты, если нехорошо тебе, иди в тень или медпункт, а то точно мяч в следующий раз схватишь лицом.       Лёва кивает отчужденно, медленным шагом уходит с поля. А куда идет — сам не знает. Мягкие шаги сминают под собой зеленую траву, да редкие полевые цветы. Парень заходит куда-то вглубь деревьев, точно в лес пошел, и идет, главное, не сам, будто ведет что-то.       В тени полегче становится, приятная тень на лицо падает, срывая вздох облегчения. Лес совсем сказочным кажется, словно с картинки. Редкие лучи солнца то тут, то там проскальзывают сквозь листья деревьев, словно пытаются достать Лёву. А Лёва намеренно обходит их стороной. Кожа-то совсем красной стала, совсем обожжённой.       Лес кажется совсем глубоким — свернешь не туда и все, пропал. Но вдалеке, словно ориентир, журчит вода, призывает будто. Лёва разворачивается прямо в ту сторону, шаг еще больше замедляя. Мало ли, кажется ему, а там овраг на самом деле. Но нет. Через долгих пять минут видит речку, скрытую стволами деревьев. И при виде ее у Лёвы все обрывается почему-то. Сам не знает, что такое случилось, но на речку смотрит теперь настороженно. Но холод от воды ощущается с каждым пройденным метром, поэтому, отбросив все сомнения, Хлопов ускоряется, желая уже ощутить прохладную влагу.       На берегу — песок, горячий такой, все еще не остыл с приходом тени, затягивает в себя, и Лёва перебирает ногами тяжело, смотря вниз. Мало ли, что под ноги попадется. Но фигура, попадающая в поле зрения, заставляет поднять взгляд, и Лёва застывает.       На берегу, под деревом, сидит Валерка Лагунов, черкая что-то у себя в блокноте. Он весь такой нереальный, думает Лёва почему-то. Он подходит ближе, все еще увязая в песке и не понимает, что-ж такое происходит. — Лёва? — поднимает голову Лагунов, щурясь. Тот точно стоит задом к солнцу. — Ты чего тут? А как же футбол?       Голос его почти наигранно-вопросительный, и Лёва плюхается рядом с ним, тяжело вздыхая. — Да я пока играл, солнечный удар схватил, похоже, голова гудит теперь. — А как же твое «да нормально все будет, подумаешь сорок градусов»? — смотрит на него не по-доброму, что Лёва хмурится. — Ну ладно-ладно, хватит дуться, я тебя понял, — Валера-то и не думает глаз с него сводить, в упор глядит, что Хлопов продолжает: — да прав ты был, прав, ладно?       Валера не отвечает, блокнот свой убирает на землю, колени к себе подтягивает. Руку протягивает к лицу его, волосы убирая. А когда ладонь ко лбу прислоняется, Лёва вовсе глаза закрывает. — Ладно, что с тебя, дурака, взять? — убирает руку, губы поджимает, — ты чего сюда пришел, иди к медсестре что ли. — Твой бубнеж лечит получше медсестры, Валер. — А замечая подозрительный взгляд на себе, объясняет: — Ну сам подумай, кто со мной во врача и больного играет. Ты ж всегда рвешься мне раны залечить.       Валера отводит от него все такой же подозрительный взгляд, смотрит на мягкую гладь речки. — Да вы совсем больны, Лёва Хлопов, раз к врачу без высшего ходите, — монотонный голос почти заставляет улыбку накрыть губы. — Да, вы совершенно правы, Валерий Лагунов, — кладет свою голову на плечо своего «врача», глаза прикрывает, — чем лечить посоветуете? — Подорожник приложи и черт с тобой, — Лёва не сдерживает смеха, слегка подрагивая, — можешь плюнуть для достоверности.       Хлопов совсем ярко улыбается, руку чужую берет, пальцы сплетает. — Какие интересные у вас методы, Валерий, — глаза поднимает вверх, смотрит заискивающе, — а прикладывать-то куда?       Валера же свои глаза опускает на него, смотрит оценивающе. — Да хоть куда, один фиг не поможет.       А Лёва губы дует: — Жестокий ты, Валера, — руку вырвать хочет, а не дают, — дай я в воду пойду окунусь, уж это лучше подорожника будет.       Руку все равно не отпускают, только крепче сжимают. Лёва кидает на него вопросительный взгляд, безмолвно выпытывает. А Валера смотрит упрямо. — Нельзя тебе в воду ту. — Говорит своим «ты только попробуй, я тебе устрою» голосом. И Лёва ничего не понимает. — Валер, ты чего? Жарко мне, дай искупаюсь, чего нельзя, в самом деле-то? — Лёва, встает, надеясь, что руку отпустят, да не тут-то было. — Ты чего, боишься, что уплыву от тебя? Да куда я денусь, Валер, ты ж быстрее меня плаваешь, я видел.       А Валера головой мотает, встает за ним. — Я говорю нельзя — значит нельзя, — голос такой угрожающий, что передергивает прям, а глаза будто красные совсем, и Лёва теряется, — Ты туда только со мной, понял? Только попробуй без меня. — Валер… — нервный смешок срывается с его губ, а глаза бегают туда-сюда, — Валер, ты чего?       Лагунов резко на себя тянет, в глаза смотрит жутко. Рычит почти, что Лёву трясет, будто от холода. Хотя почему будто? Ему и впрямь холодно стало, что-ж это такое? — Только попробуй! — лицо ужасно злое, а слова оглушающие, да так, что Хлопов глаза жмурит.       А когда открывает, видит желтую лампочку, свисающую с потолка.

***

      Крик Носатова заставляет вздрогнуть, а ноги, — вопреки здравому смыслу — идти. Запах крови становится ярче с каждым шагом, руки дрожат. А потом он видит распластанное на столе тело Лёвы и все будто обрывается внутри. Валентин бьется в конвульсиях рядом, еле как сдерживаемый Игорем, но он уже не слышит и не видит перед собой ничего и никого.       В голове мелькает образ Анастасийки, когда он нашел ее в кровавой луже на земле. И он просто не может принять этого. Он смотрит, смотрит и смотрит. Чувствует, как животное нутро готовится перехватить контроль. Не понимает, как так получилось, как он допустил это снова.       А потом слышит стук.       В голове нехотя двигаются шестеренки, он отчаянно пытается сложить какой-то несуществующий пазл.       Стук.       Перед глазами проскальзывает образ медсестры из больницы. Живая кровь. Он бы не среагировал на мертвую.       Стук.       Он подходит ближе, вслушиваясь. Валентин Сергеич тот час же бросается к нему с арбалетом. — Отошел от него! — целится.       Валера медленно разворачивается, глядит на него глазами красными, мигом оказывается рядом, вырывая оружие из рук.       Арбалет глухо ударяется о стену, кажется ломается.        Стук. — Все вон. — Валера рычит на них, смотря прямо на Валентина, а тот как пойманный в ловушку зверек, смотрит так испуганно. — Я не ясно выразился? — громче добавляет он, — вон!       Игорь первым подает признаки жизни, выводит Носатова за дверь. Рита же смотрит опасливо, почти загнанно, но медленно уходит.       Возвращаясь к Лёве, он слышит, как дверь в гараж закрываются. Он бегает глазами по телу парня, пытается что-то быстро придумать.        Стук.       И тут Валера будто призрака увидел — живой.       Берет руку Лёвы, аккуратно так, боясь навредить сильнее.       Отговаривает сам себя от, полезших в голову, мыслей. Ну не может же он обречь своего Лёвушку на тот кошмар? Он же не простит его.       Хотя, думает Лагунов, если ничего сейчас не сделать, прощать уже некому будет.       Он бережно переворачивает руку запястьем вверх, не мигая смотрит в раскрытые Лёвины глаза. Жало медленно выходит из его рта, впивается в руку.       Лишь бы остановиться, думает он.       Лишь бы очнулся, молится он.        Стук.       Валера хмурит брови, опускает руку, придвигаясь к шее. Жало же нехотя впивается и в нее.        Стук.       Не помогает значит, да? Валера поджимает губы, стискивая руки в кулаки, впивается короткими ногтями в тонкую кожу. — Валер… — голос Игоря говорит сам за себя, на что Валера только прикрывает глаза. — Я сказал уйти, — губы дрожат, а голос совсем ослаб.       Он все думает. Яд не помог, тогда что? Что может помочь умирающему Лёве? — Валер, кровь попробуй, — говорит так понимающе, что плакать хочется.       Лагунов резко разворачивается, смотрит во все глаза. — С ума сошел? Я же… Он же тогда… — поджимает губы, поворачиваясь обратно к бледному лицу.       А Игорь молчит, он свое сказал, не ему решение принимать. Лишь тихо уходит, смотрит перед собой так, словно совсем не здесь был.        Стук.       Такой слабый, что губы совсем уже чечетку танцуют, а глаза так горят, словно выжигают. — Да к черту, — шепчет Валера. Он кусает свое запястье, кровью наполняя свой рот. Склоняется над Хлоповым, выжидающе смотрит, будто тот скажет сейчас не делать этого.       К его губам наклоняется, как над одуванчиком, боясь сдуть мягкий шарик. Прикасается своими так нежно, все еще смотря. Кровь выливается почти мигом, а часть так и вовсе — струйкой бежит по холодной щеке. — Только попробуй, слышишь? Только попробуй уйти без меня. — Берет в руки безжизненное лицо, большим пальцем растирает красную полосу.       Смотрит, как прозрачные капли падают вниз и непонятливо глядит на них.       А стука-то теперь совсем не слышно.       Гадает, конец ли это или теперь ждать нужно. Выпускает Лёвино лицо из рук и опускается на колени под столом. Валера совсем не готов принимать такое решение судьбы. Он не хочет больше никого терять, уж точно не Лёву. Пускай сам в ад попадет, но Лёва не должен был умереть. Только не так.       А Лёва все смотрит на эту лампочку, моргает часто, ничего не понимает. Поднимается медленно, осматриваясь. — Валера? — в горле совсем сухо, что сказанное не различить даже.       Лагунов поднимается пулей, дико смотря на Лёву. Руки свои к нему тянет спустя мгновение, прижимает к груди остервенело. — Задушишь, Валер, задушишь ведь, — хлопает его слабо по руке — сил нет совсем.       Валера отпускает нехотя, теперь уже загнанно смотрит на него, и Лёва понимает. — Я умер, да? — слабый кивок и Хлопов чувствует металлический привкус во рту, все как раньше, м-да. — Что ты сделал?       Голос совсем не обвиняющий, спокойный такой, смиренный, что Валера чувствует всю вину мира на своих плечах. — Лёв… Лёва, прости. — Слёзы срываются с его глаз, словно дамба прорвалась, что Лёву дергает от такой картины. — Я не… — Валера, посмотри на меня, — он берет его лицо в руки, придвигается ближе, — давай же, смотри. — Я не хотел, чтобы ты снова был таким, — все-таки подчиняется он, поднимая взгляд. — А я не хотел, чтобы ты снова потерял кого-то, — мягко говорит он, — я все понимаю, я не злюсь. Хватит мучать себя, Валер, скажи, что ты сделал.       Лагунов прикрывает глаза, будто перед ударом, кладет свою голову на чужое плечо, обреченно шепча: — Я не знаю, — чувствует, как по волосам успокаивающе проходится рука. Он замолкает на долгие минуты, а потом продолжает, — сначала был яд, но, кажется, он не помог, а потом… потом я дал тебе свою кровь.       Лёва долго молчит, прислушиваясь к своим ощущениям, вспоминая, как было три года назад. Но те дни казались такими далекими, расплывчатыми, что точно уже ничего не скажешь. — Выходит, у нас два варианта: либо я новенький стратилат, либо твой вампир-подручный, — Лёва с чего-то веселится, отодвигаясь от Валеры. — Ну-ка, покомандуй мной.       Валера смотрит на того, как на больного, уже забыв, при каких обстоятельствах они тут оказались. — Ну и время ты нашел, Хлопов. — Да нет же, Валера, — обиженно пихает его в плечо, — нужно проверить, кто я, поэтому приказывай.       Лагунов смотрит на него. Долго смотрит, вглядывается в глубь глаз, что все еще казались живыми. — Скажи, кто с тобой это сделал.       Лёва тяжко вздыхает, накрывает чужую щеку, поглаживая. — Я б тебе и так сказал, но нет, похоже, я не твой вампир-подручный. — Выходит, моя смерть не вернет тебя к жизни, что-ж… жаль, — Валера поджимает губы, взгляд отводит в сторону. — Идиот что ли? Получишь у меня за такие мысли! Хватит нам смертей. — Глядит на него, пытается вытащить из него дурные мысли, — Кстати о них. Это отец Глеб. Он — стратилат.       Валера напрягается весь, точно готов сейчас бежать за этим упырем, чтобы руки повыдергивать. — Не сейчас, Валер, — понимает Лёва, — сейчас надо решить, что делать с моей жаждой.       И Валера думает. Можно, конечно, Игоря попросить побыть донором для еще одного кровопийцы, но он отметает эту мысль. А потом в голову приходит другая. Он снимает с себя пиджак, отодвигает рукой воротник футболки, подставляя шею. — Давай, попробуй, — понимает, что может и не сработать, но попытка не пытка так сказать.       Понимающе выжидает, давая Лёве взвесить все за и против. — Лёвушка, давай, как тогда, только до крови, — почти шепотом призывает, придвигается еще ближе.       Лёвушка слушает, повинуется под таким мягким тоном, уже даже не зная, сможет ли он жало использовать. Наклоняется прямо к белесой шее, чувствует, как нутро противится его желаниям. Кусает так, будто всегда только так и хотел, чтобы кровь видна была. Глаза прикрывает от проходящего облегчения. Крови ужасно мало, не то, что с жалом было бы, но оно угрюмо протестует. Зубами сильнее впивается, чувствуя, как дрожит тело Валеры. Слышит рваные вдохи. Руками туловище обхватывает, ближе придвигая. — Все хорошо, Лёвушка, кусай сколько хочешь, — точно глаза прикрывает, говоря это.       Лёва слушается, перемещается к другому месту, чтобы получить больше крови, кусает. Вскрикивает приглушенно, когда чужие зубы оказываются на шее.       Странная, конечно, картина, думает он. Два вампира стоят, присосавшись к друг другу, где видано-то такое?       А когда они заканчивают свою «трапезу», губами красными друг к другу тянуться, словно завороженные. Целуются медленно, тягуче, размазывая кровь друг друга по губам.       Смотрят потом долго-долго глаза в глаза. И Лёва, прочитав будто что-то перед собой, говорит: — Мы справимся с этим, Валер, мы найдем выход обязательно.       И Валера не может не верить, не после того, через что им пришлось пройти.