***
Подготовления к выходу всегда был стрессовый. Казалось бы - ты прослужил театру сколько лет, сколько композиций, но каждый раз как первый. Что-то не спокойно было ему на этот раз. Уже сидя на своем месте, проверив ноты, скрипач поднимает голову к потолку. Сотни завитков разносятся по нему, играя в свою игру на выбывание - кого заметят первым - а кто будет просто фоновым элементом. « – Я слышу свою музыку, но я не слышу что она передает - думает про себя Сонхва – Скрипка - инструмент, а не эмоции, как обычно бывает. Я хочу иметь уши, которые будут слушать и пересказывать эмоции, а я буду рисовать картинки в голове» - поправляет идеально уложенные белые волосы Занавес открывается***
Флейта начинает играть первой. Прекрасное начало для композиции, тебе дают время настроится для последующих инструментов. Самое то, что нужно Хонджуну. За короткие десять секунд вступления, Сонхва смог разглядеть притягательного парня из зрительского зала. Темные очки удивили Пака, мельком он заметил, что тот сжимал что-то в своей руке, но времени на размышления дальше не было - началась партия скрипок. Такой резкий переход мелодий заставил Хонджуна вздрогнуть. Как же давно он не слышал подобного. Еще ничего не началось, но такая знакомая сердцу вещь откликнулась болью в груди. Как же он хотел рассмотреть игру пальцев, игру губ, жесты дирижера, но он не мог. Только его голова подкидывала картинок и это в который раз дало ему по больному. Каждой ночью без сна Поднимаясь со дна Кувшинки грустят Не узнает луна Как глубока глубина Кувшинки молчат Незаметно в течение вовлечены Очевидцы и пленники тайн глубины Глаза бегают по нотам, руки по смычку. Заученные движения пальцев надоедают. Эстетика скрипки была поражающей, на повал сердце, душу, мозги и все что душе угодно. Приятный голос девушки убаюкивал, картинки песчаных зверей и статуй прочно застряли в голове. Смесь ударных, духовых и смычковых давал под дых. Из глаз в глаза, из глаз в глаза Без жеста и без слова Улыбкой сфинксы незаметно Обменялись снова В пустыне оказались мы случайно Обязаны хранить чужие тайны К концу песни Хонджун сидел весь в слезах. Эти семь минут с начала представления разбудили мертвое сердце Кима, которое забыло все пути к своей прежней жизни. Трость лежала на полу, пока люди стоя хлопали, ему не нужно выражать свои овации хлопками - его эмоций достаточно.***
С того времени прошел уже год. Сонхва рассмотрел со сцены трость, заметил белые глаза смотрящие в никуда, когда тот снял очки, чтобы привести себя в порядок. С того момента началась их история. Много что не брало Пака за душу, как первые недели их знакомства. Скрипач учил Хонджуна заново видеть, а сам учился быть глазами. Они смогли повидать столько, чего не могли раньше. – Сонхва... - тихо начал брюнет – Я понимаю, что обычно этот вопрос будет звучать странно, но скажи мне как ты выглядишь? Сам не знает почему, но этот вопрос дернул за живое. На его глазах мигом образовались слезы. – Я... У меня белые крашеные волосы - не уверенно начал – У меня темные глаза. Многие говорят, что они похожи на боба шарики. У меня острый подбородок, вроде аккуратный нос и... - его аккуратно перебили касанием к щеке – Прости если внезапно, но я могу сам посмотреть? В плане пощупать, я уже вроде как научился определять формы и... – Конечно, всё что угодно. Хонджун медленно ведёт вдоль скул, переходит на нос и максимально нежно обводит глаза, в которых как на зло собралась влага. Сонхва надеялся, что они останутся незамеченными, но видя как изогнулись губы Хона - он из заметил. В тот день они много обнимались и плакали. Они давали друг другу то, в чем нуждались так долго.***
Еще спустя время, сидя на том же месте, в том же театре, Ким Хонджун - с вновь бьющимся сердцем слушал композицию. С обновленной любовью к музыке, сидел и слушал свое детище, написанное как подарок на годовщину. Пак настоял на исполнении её в театре. Тот, кто терял, будет снова любить За рассветом близится вечное лето Ночь до зари ты в душе береги свою птицу Не дай ей разбиться Делят овации на двоих. Пак Сонхва смотрит только на Хонджуна, а Ким просто улыбается. Они стали друг другом всем. Ушами и мечтами