Tristhet

      Люди имеют такое дурацкое свойство — разочаровывать. Уходят, умирают, пропадают. Покидают тебя по самым разным причинам. Иногда ты даже не знаешь их.       Взять исчезнуть. Правильно, вперёд!       Фенриз поджал губы. Неправильно это всё. Неприятно. Когда кто-то уходит — остаётся негативный осадок. Небольшой, быть может, совсем незначительный. Но он есть. Раздражал сам факт его наличия.       — Ну вы и придурки… — вздохнул Гюльве. Не было злобы, лишь снисхождение. Поубивали друг друга и ладно. Ничего страшного.       Но всё равно хотелось, порой, собеседника, родственную душу, которая послушает всё на свете, скажет: «Да ты сумасшедший! Но я тебя в этом поддерживаю! Ты реальный псих, но ты хорош в этом!», и правда не уйдёт.       Жаль, что не доходило даже до середины первого пункта. Не выгорало. Судьба индиго или же просто консервативное общество, люди, недостойные ни жизни, ни смерти, а лишь пустого существования? Непонятно.       Факт одиночества оставался фактом. Фенриз откинул голову назад, глядя в потолок. А волновало ли его это? Было ли внутри что-то гнетущее, заставляющее искать принятия, поддержки и той самой души?       — Одиночество среди… Даже единомышленников? Получается, да.       К люстре устремилась струйка сигаретного дыма.       — И в этом мире ты такая же оди…       Но не успел Нагелль договорить, как дым рассеялся, оставляя осознание бренности бытия и некого плена. Этому дурацкому дыму плевать изначально. На всё. Из какой он травы, из какой сигареты, пачки, рта. Есть и есть. Нет и нет.       Может быть какая-то сущность, для которой людская жизнь сродни мгновению существования того же дыма, думает так о человеке, на которого сейчас смотрит, но какая разница?       — Вот я — сущность. Я могу волновать тебя? — проговорил он тлеющей сигарете. — Нет. Ты ничего не сделаешь, да и не хочешь… Поэтому и мне плевать на то, что неисправимо.       Усталость внезапно свалилась на плечи. И жаль. Весь день какое-то неопределённое желание не давало покоя разуму, но теперь ничего не осталось. Стоило бы разобраться, что нужно, чего хочется. Это принесло бы хоть немного радости.       С другой стороны. Нужна ли она? И так жить можно.       Но комфорт жизни?       — Всё равно все сдохнем! — Фенриз ударил по столу. Спорить нужно было с кем-то, но не с самим собой.       Люди не берутся из воздуха, не случаются друзья просто так. Чтобы что-то было — нужно что-то делать. И это вполне ясно.       С такой мыслью Фенриз вышел на улицу, чтобы продолжить никого не искать там. Холодно, сыро, мрачно, блэк-металично. Безнадёжно. В смертной тоске было много жизни. Больше, чем в самом существовании.       — Фу.       Снова придётся излить душу бармену, пусть он всё послушает, скажет: «Ты псих!..», и отправит домой.