Нет света в непроглядной тьме

Отшатываюсь от Шольц и поднимаю с пола одежду, тут же натягивая на себя трусы и штаны. Держу в трясущихся руках футболку и только смотрю на нее, поджимая губы. — Долго будешь стоять? — Раздается строгий голос Шольц и я поднимаю глаза на нее. — Уже вечер, через полчаса ужин, а там уже и до отбоя недалеко. Не отнимай ни свое время, ни мое. — Строго отчеканивает директриса и подходит к столу, извлекая из его ящика пачку сигарет и зажигалку в виде колоды карт. Никогда такую не видела, но она даже показалась мне достаточно красивой и интересной. В этот раз она достала парламент, хотя в той комнате курила какие-то другие сигареты, которые доставала из кармана. — Мне больно будет, если надену футболку. — Говорю себе под нос и касаюсь спины, тут же вздрагивая от боли. — Это меня должно волновать? — Она наигранно удивляется и ухмыляется, вставляя в рот сигарету и поджигая ее. — Ты взрослая девочка, пошла в медкабинет, попросила бинты. Хотя это, конечно, не желательно. — Только всхлипываю и сквозь слезы и боль натягиваю футболку, чувствуя, как она тут же прилипла к коже. — Такая смелая была когда бежать решилась в четвертый раз. — Она усмехается и выпускает изо рта дым. — А сейчас где эта смелость? — Она просто издевается и провоцирует меня на конфликт, но нет уж, я не поведусь на это, мне хватило. Надеваю обувь и подхожу к двери, тут же опуская ручку. — Стоять. — Слышу ее грозный голос и вздрагиваю. — А спросить у меня разрешение выйти? И попрощаться? — Поджимаю губы и опускаю взгляд. Как же она меня раздражает. Сначала выгоняла, а теперь что-то еще требует. — Аделаида Юрьевна, могу я уйти? — Она манит меня к себе двумя пальцами и я подхожу к ней на негнущихся ногах. Что она снова хочет? Женщина хватает меня за челюсть и тут же впивается в губы, от чего я буквально впадаю в ступор. Ее зубы смыкаются на моей губе и я вскрикиваю от боли, чувствуя, что она походу прокусила мне ее до крови. Еще раз укусив меня, Шольц наконец-то отлипает и я замечаю на ее бардовых губах явные смазанные следы крови. В ужасе смотрю на неё, расширив глаза, и не знаю идти мне или стоять дальше. Во рту горький привкус табака и крови, а она усмехается, глядя на мою реакцию. — Моя девочка, вот теперь можешь идти. — Все еще стою, во первых, в шоке от ее обращения, а во вторых, просто боясь, что если что-то неправильно сделаю, она меня ударит, но тут же Шольц подталкивает меня к выходу. — Нина, если продолжишь тут стоять, как вкопанная, то останешься у меня в кабинете на подольше, будешь без ужина и я с удовольствием накажу тебя еще раз и может не просто изобью. — Как-то загадочно протягивает она и я вся сжимаюсь. — И еще. — Она как-то странно на меня смотрит. — Если все же пойдешь в медкаб, то скажи Анне Николаевне, что зашивать твои шрамы я запретила. Ты должна прочувствовать всю тяжесть этого наказания за свой поступок, поняла? — Только киваю и еще раз всхлипываю. — Узнаю, что ослушалась, тебе не поздоровится. — Она на секунду задумывается. — Рот зашью. Такими же нитками, что она тебе спину. Тут же нервно мотаю головой и подбегаю к двери, буквально вылетая из ее кабинета. Спина болит, боль во рту тоже просто ужасная и думать ни о чем другом я не могу. Не знаю почему, но ноги сами принесли меня к дверям медкабинета. — Здравствуйте, Анна Николаевна. — Захожу, даже не постучав и вижу врача, сидящую на стуле и что-то смотрящую в телефоне. Говорить тяжело, но хоть вата во рту не мешалась. — Стучать не учили? — Видно, что она какая-то недовольная, видимо я ее отвлекла от чего-то важного. — Пономарева, что тебе? — Надо же, еще и помнит мою фамилию. — У меня тут проблема такая. — Поджимаю губы и поворачиваясь к ней спиной, задираю футболку. — Боже мой! — Вскрикивает врач и тут же встает со своего места и подходит ко мне. — Нина, за что тебя так? — Я уже привыкла, что тут никто не удивляется побоям. Это для всех норма. Ее интересует только как я провинилась. — За побег. — На глаза снова наворачиваются слезы и я вспоминаю то, как директриса била меня. — Вы можете обработать пожалуйста? Мне очень больно. — Чувствую ее пальцы на своей спине и как она трогает места, рядом с ужасными ранами лопнувшей кожи. — Нина, это тебя Аделаида Юрьевна наказала что ли? — Поворачиваюсь к ней лицом и только киваю, проглатывая слезы. — Ясно. Сейчас заклею тебе спину и наложу повязку. Поставлю укол обезболивающего и будешь пока спать только на животе. Прохожу в ее кабинет дальше и сажусь на кушетку, снимая верх полностью, морщась при этом от боли. Вижу, как Анна Николаевна берет бинты, перекись и какую-то мазь. — Ложись на живот. — Говорит она и я тут же ложусь так, как она сказала, закрывая глаза. — Такое красивое тело изуродовали. — Как-то с сочувствием сказала она и я ощутила ее прикосновение и тут же холод намоченной ваты. — Ты же сбежала недавно, да? — Только киваю и стискиваю зубы, когда она начинает смазывать раны. — И зачем такая красивая девочка сбежать пытается? Ты же знаешь, что тебя накажут потом? — Зачем она сделала акцент на том, что я красивая? — Тут зашивать надо. — Говорит врач и я тут же поднимаю голову. — Нет. — Снова шиплю от боли и чуть не плачу. — Не переживай. Это не страшно. — Как-то успокаивающе говорит она и я чувствую ее руку на своих ягодицах. Она мягко сжимает и поглаживает пальцами. — Или Аделаида Юрьевна запретила? — То есть она часто запрещает оказывать помощь. — Да… — Положение ее руки меня как-то сильно напрягало. — Может вы уже наклеите, а то мне еще уроки делать. — Ее рука тут же перемещается мне на спину и она проводит пальцами в неизувеченных местах. — Да, нужно подождать пока мазь впитается и тогда наложу повязку. — Что мешает мази впитываться без бинтов, но спорить не буду. — А ты у нас, Нина, еще невинная? — Говорит Анна Николаевна и я бледнею. — В каком смысле? — Прекрасно понимаю что она имеет ввиду, но просто может она поймет, что я не хочу об этом разговаривать. — Ты девственница? — А она вообще границы личного пространства знает? Будто в подтверждение тому, что не знает, ее рука снова ложится мне на ягодицы и сжимает. — Вам какая разница? — Чувствую, как ее рука проникает под штаны и останавливается рядом с резинкой трусов. — И что вы себе позволяете, Анна Николаевна? — Пытаюсь встать с этой кушетки, но женщина тут же подминает меня под себя, наваливаясь чуть ли не всем телом. — Тише, Ниночка, тише, я не желаю тебе зла. — Чувствую ее губы на своей спине и вздрагиваю. — Тебе пришлось нелегко, я понимаю. — Она снова целует меня в спину и ее рука проникает под резинку трусов. — Я могу защитить тебя от будущих наказаний от рук Аделаиды Юрьевны, если ты отдашься мне. Станешь моей девочкой. — Отвалите от меня! — Кричу и чувствую, как она гладит меня рукой по ягодице, а второй рукой удерживает на месте. — Анна Николаевна, я сейчас закричу. — Не знаю какого эффекта я добьюсь, но чем-то же мне угрожать надо? — Крики тут привычное дело. Если мы сейчас с тобой затихнем и прислушаемся, то явно что-то да услышим, поэтому никого не удивишь. — Чувствую ее палец и она входит мне в зад кончиком, от чего я вздрагиваю и даже замираю на секунду. — Пойми, тебе все равно придется кому-то отдаться, вопрос только времени. — Сглатываю и Анна Николаевна видимо увидев, что я замялась, тут же ослабляет хватку, вытаскивает палец из моей задницы и поддев руку мне под живот, тут же сама садится на кушетку и укладывает меня животом себе на колени. — Эй! — Ерзаю и пытаюсь спрыгнуть, но она только смеется и удерживает меня за талию, явно стараясь не касаться израненных мест на спине. — Хватит меня пугать! Не буду я никому отдаваться. — Ну-ну. — Протягивает врач и снова залезает мне под трусы. — Неужели ты не замечала какие-нибуть знаки внимания со стороны воспитателей, сотрудников? — Только верчу головой и прикусываю губу, когда палец этой сволочи входит в меня по самую костяшку. — Уберите палец! — Кричу и снова предпринимаю попытку слезть с ее колен и на этот раз удачную. Я просто падаю со стуком на пол и стону от болезненного приземления на бок. — Не собираюсь я не с кем спать, ясно? И с вами точно. Вы вообще старая извращенка. — Во первых, не такая уж и старая. — Говорит Анна Николаевна и улыбается. — А во вторых, у тебя нет выбора. Скорее всего кто-то тебя уже заприметил. Например я. — Сглатываю и встаю с пола, потирая ушибленное место. — Ну и в третьих, если ты не отдашься самостоятельно, то тебя возьмут силой. Это тоже считается, поэтому помни, что этим любят пользоваться многие сотрудники тут. — Значит эти люди неадекватные. — Констатирую факт и поджимаю губы, вздергивая голову. — Ваше дело было помочь мне. — Врач встает с кушетки и я вижу рядом с ней широкие ленты пластырей, какую-то мазь и вату. — Я и хочу помочь. — Говорит Анна Николаевна и я только закатываю глаза. — Просто ты еще не понимаешь кто тебя может приметить. А когда поймешь, будет уже поздно. — Только зло смотрю на нее и в мыслях перебираю всех сотрудников и тут же меня пронзает дрожь, вспомнив поцелуй Шольц. — Хорошо. А что мешает приметить меня одному человеку, а иметь другому, а? — Сама не понимаю толком что говорю, но если уж она вышла со мной на такие откровения, то пусть все карты открывает. — Девственность. — Она хлопает по кушетке, явно показывая лечь мне назад. — Ложись и расскажу. — Стискиваю зубы и ложусь обратно, тут же чувствуя ее руки. — Твою невинность можно забрать. — Шиплю от боли, когда она начинает накладывать мне пластыри. — И тот, кто это сделает, того человека ты и будешь. И только он имеет право иметь тебя, как ты выразилась. — А это как-то по другому называется? — Ты красивая девочка. Еще и мой типаж. — Она снова накладывает еще один лоскут пластыря, а я кусаю пальцы. — Но что бы ты знала, мой вкус совпадает еще с кое-каким человеком и я даже боюсь, что она тебя заприметила. Ты хилая. Не выдержишь. — Это она о ком? — Поэтому советую отдаться мне, Ниночка. — Какой-то у нее слишком ласковый голос. Просто лежу и ничего не говорю, ожидая, когда она наконец-то заклеит мне спину. — Вы все? — Говорю, как только ее действия прекратились. — Почти. — Говорит врач и я чувствую ее пальцы опять проникают мне под нижнее белье и тут же входят в зад. — А-а! — Я закричала больше от неожиданности, чем от боли, или чего бы то не было другого. — Вы адекватная? Не собираюсь я вам отдаваться! Я никому не собираюсь! — Пытаюсь выбраться из-под нее, но ничего не выходит. — Анна Николаевна, отвалите! — Ниночка, тише, не надо кричать. — Дергаюсь сильнее, а она начинает пальцами меня иметь, входя по самые костяшки и вытаскивая обратно. — Понимаешь в чем дело, я могла бы сейчас просто взять тебя силой, но не хочу. Я хочу что бы ты сама отдалась мне. — Ее пальцы интенсивно двигаются во мне, а я лежу, стиснув зубы. — Больно. — Поджимаю губы и чувствую, как ее пальцы погружаются в меня. — И почему вы сейчас вдруг решили меня в это посвятить? Еще и поиметь? — Вскрикиваю от еще одного толчка, а она и не думает останавливаться. — Тебе же шестнадцать. С прошедшим, кстати. — Зло стискиваю зубы и чуть не прикусываю язык. — Со мной тебе будет хорошо. Я и приласкаю, и помогу, если что. — О чем она? — Не нуждаюсь в чьей-то помощи или поддержке. Отвалите. И выньте пальцы! — Подумай хорошо. Я имею медицинское образование. — Вскрикиваю еще раз и чувствую, что она растягивает меня, раскрывая пальцы внутри. — Я знаю как сделать тебе приятно. — Снова с усилием вырываюсь, но она держит крепко. — И не напрягайся, я же не зашивала, поэтому кровь может пойти снова. — Пугаюсь этого и даже замираю, пока она двигает пальцами. — Ниночка — Как же бесит ее обращение. — Так что? — Идите нахрен. Вот что. — Проговариваю сквозь зубы и тут же чувствую, как пальцы выходят из меня. — Не буду с вами спать, вы мне вообще противны. — Как хочешь. — И тут же меня скидывают с кушетки так, что я чуть не падаю на живот. — Только потом на плачь и не проси взять тебя. — Да никогда такого не будет! — Буквально вспыляю и смотрю на нее. Врач просто складывает руки в замок и смотрит на меня. — Сука старая. — Свободна. — Говорит она и кивает на дверь. — Ага, спасибо за разрешение. — просто киплю от гнева и вылетаю в коридор. — Извращенка! — Хлопаю дверью и стою в коридоре, пытаясь понять что мне делать. Разворачиваюсь и иду на выход из корпуса. Надо дойти до комнаты и найти Катю. Что с ней сделали? Ее явно директриса не наказывала, значит она попала под руку воспитателям. Высекли? Вздрагиваю от прохладного ветра, выйдя на улицу и вздыхаю свежий воздух. Я ужасно зла на эту стерву. И на Шольц. Что бы они обе горели в аду. Быстро поднимаюсь по ступенькам и захожу в корпус с комнатами. Я жила в трехместной комнате с Катей и Полиной. Если с Катей мы были ровесницами, а точнее я была старше ее на три дня, то с Полей у нас была весомая разница. Два с половиной года. Она училась в восьмом классе, а мы в десятом. Что интересно, так то, что обычно, селили по комнатам почти одногодок, но Полю почему-то определили к нам. Сначала мы были настроены враждебно, так как прожив несколько лет только вдвоем, принимать какую-то левую девчонку, еще и ту, что была младше нас, мы совсем не хотели. Но Поля оказалась достаточно смышленой и тихой, хлопот не доставляла, да и помогала часто. Однажды даже взяла вину на себя, что бы я не получила наказание. Мы иногда помогали ей с уроками, объясняя тему, а она любила писать истории и потом вечером нам их читать. Не знаю, если ли у нее талант к писательству, но определенно слушать ее было интересно. Захожу в комнату, тут же закрывая за собой дверь и вижу Катю, лежащую на кровати. По-моему, она спала, поэтому тихо прохожу в комнату и сажусь на кровать, стараясь что бы она не скрипнула. Тут же по привычке хочу лечь на спину, но осекаюсь и повернувшись, ложусь на живот, тяжело вздыхая. — Нина? — Раздается голос моей подруги и я поворачиваю голову, смотря на ее заплаканное лицо. — Слава Богу, что это ты. — Она тут же скидывает одеяло с себя и садится на край кровати, свесив ноги. — Где ты была? — Начинает она сразу допрос и я только вздыхаю. — Сначала в карцере, потом у директрисы, а сейчас от врача вернулась. — Рассказываю как провела время и выжидающе смотрю на Катю. — А ты? — Я… — Она как-то бледнеет и кусает себя за губы. — В комнате для наказаний. — Сочувствующе киваю и она продолжает. — Меня высекли. — Она сглатывает и я понимаю, что что-то явно не так. Хоть Катя и не привыкла к наказаниям, но так обычно не реагировала. — А тебя наказали? — Да. — Киваю и тоже сажусь, все-таки разговаривать лежа было неудобно. — Директриса. — Вижу, как Катя поднимает брови. — Она избила меня кнутом и кое-что еще сделала. — Сглатываю и нащупываю языком дырку, где раньше был зуб. — Тебя тоже?! — Катя тут же закрывает лицо руками и начинает громко плакать, да так неожиданно это было, что я вздрогнула. Вскакиваю с кровати и подлетаю к ней, обнимая. Кате тоже удалили зуб? Сомневаюсь, что она про это. — Расскажи что случилось. — Пытаюсь заглянуть в ее лицо, но она не дает, закрывая его руками. — Катя? Я помогу. — Не знаю почему так сказала, просто хотелось ее как-то успокоить, но она только больше начала плакать. — Это было так больно и мерзко. — Пока все сходиться и с моим зубом. — Понимаешь, я после розг и сопротивляться толком не могла. А она заломила руки за спину и животом на стол. — Она снова всхлипывает и громко плачет. — Еще сказала, что я теперь ее. Это было ужасно. — Пытаюсь понять о чем она говорит и сажусь рядом на кровати. — Кто? — Может так хоть пойму что случилось. — Кирова. — Это была фамилии одной из воспитательниц. Я с ней особо не контактировала, да и не хотела бы. Неприятная женщина. — А тебя директриса? — Сглатываю и походу наконец-то понимаю о чем она говорит. — Тебя Кирова изнасиловала? — Даже бледнею, вспоминая, что произошло между мной и врачом, а так же поцелуй Шольц. — Да. — Голос ее дрожит и руки тоже трясутся. — Она просто засунула в меня свои пальцы, а потом двигала ими, причиняя мне боль. Ты бы знала как я плакала и кричала. — А где это произошло? — Если она говорит, что ее высекли, то явно сделали это в комнате для наказаний. — Там же, где она меня и высекла. Ты же знаешь. Там стол еще стоит. И вот на этом столе… — Она всхлипывает и падает головой на колени. — Нина, я хочу умереть. — Ты чего? — Впадаю в ступор от ее последнего предложения. — Какой умереть? Тебе еще жить и жить. Послушай, жизнь не заканчивается на изнасиловали. Все будет хорошо. Осталось немного. Два года и мы на свободе. В новую жизнь. — Улыбаюсь, но она не поднимает головы. — Катя, послушай, сейчас ничего не изменить. И ты не одна. Я тоже попала в такую ужасную ситуацию, но держусь же. — По факту, Анна Николаевна меня правда изнасиловала, только в зад. — Мы вместе. И всегда будем друг за друга, помнишь нашу клятву? — Я не могу, Нина. — Слышу ее сдавленный голос. — Представь сколько судеб было сломано этими воспитателями? — И врачом, и директрисой. — Но я уверена, что они не сдались. И мы… — Да мне плевать на других! — Вскрикивает вдруг она. — Оставь меня в покое, пожалуйста. Мне надо побыть в тишине. — Поджимаю губы и отхожу от нее, все еще ошарашенная. Наверное, мне правда стоило замолчать и морально не убивать ее дальше. Со мной не произошло то же, что и с ней, я не могу ее судить, но так же я не была и далека от того что бы это произошло. И почему именно сегодня? Что за день такой? Нужна им моя девственность. Посмотрите на это. Она мне самой нравится. Отдавать ее кому-то не планировала. И если судить по тому, что рассказала мне врач, то теперь Катя принадлежит Карине Игоревне Кировой. И все из-за того, что она была девственницей. Смотрю на сжавшуюся на кровати Катю и вздыхаю. Она даже не поинтересовалась что произошло со мной, просто излила душу про свое изнасилование. Не то, что бы я хотела этим поделиться, просто было даже немного обидно от этого. Внезапно в голову приходит идея и я спрыгиваю с кровати. — Кстати. Ты не знаешь где Поля? — Катя не отвечает и я только вздыхаю. — Извини. Я просто хотела узнать придет ли она в скором времени или нет? — Опять молчание и я, закатив глаза, выхожу из комнаты, закрывая дверь. Иду по направлению к туалетам, а в голове только спутанные мысли. Девственность им моя нужна? Щас, размечтались. Не буду я не под кем лежать. Не стану ни чьей подстилкой. Судьба дала мне второй шанс, предупредив изнасилованием подруги и рассказом врача. Я должна этим воспользоваться. Залетаю в кабинку и сажусь на унитаз, закрывая крышку. Снимаю джинсы полностью вместе с трусами и кладу на бачок, что бы они не мешали и не испачкались. Носки решила оставить, все равно пол холодный, да и кроссовки лучше оставить. Раздвигаю ноги и холодными руками провожу по промежности. Сердце бешено колотится и мне страшно это делать. Расслабится не получается, но смазка начинает выделяться при интенсивных действиях. Собираю ее всю на пальцах и приближаюсь ко входу во влагалище. Убираю руку и прикусываю губы, тут же морщась от болевых ощущений. Страшно. Очень страшно. Снова прикладываю руку и замечаю, что смазка начинает высыхать. Массирую клитор и откидываюсь, пытаясь расслабится, но почему-то ничего не выходит. Мысли о предстоящем не дают мне успокоится. Если сделать все правильно, то боли быть не должно. Но как правильно? Я никогда не задумывалась об этом. Может с Шольц или врачом будет лучше? Они явно опытнее. Но нет. Я не достанусь ни одной из них. Я своя девочка. Как бы это странно не звучало. Сжимаю губы и закрываю глаза. Надо попытаться расслабится. Тем, что я напряжена, я себе лучше не сделаю. Конечно, лучше было бы если бы лишал меня кто-то другой. Та же Катя, например. Я бы ей доверилась. Но сейчас она точно не в состоянии, да и вряд ли поддержала бы мою идею. Вхожу кончиком пальца во влагалище и вздрагиваю. Неприятное чувство. Да я даже тампонами не пользуюсь, а тут надо ввести в себя… сколько пальцев? Два? Один? Добавляю второй палец и пробую войти кончиками. Из-за неприятных ощущений, сразу отодвигаюсь, как будто пытаясь убежать от того, что причиняет мне боль. Надо выдохнуть и резко войти. Или лучше медленно? Наверное, медленно будет хуже, еще растягивать боль я не собираюсь. Вроде мазохисткой я никогда себя не считала. — А я говорила, что тебе не надо было с ней начинать отношения. — Слышу голос какой-то девочки, заходящей в туалет и топот ног. — Я не знала, что все так выйдет. — Отвечает ей какой-то обиженный голос и тут же слышу, как хлопает дверца соседней кабинки. Убираю руку от промежности и закатываю глаза. — Мы на ужин идем? — Конечно. И уже даже опаздываем. — Я так-то тоже, хотя есть не хочется от слова совсем. Катя тоже вряд ли пошла есть. — Дай мне в туалет сходить и пойдем. — Быстрее бы они уже свалили. — А ты с ней трахалась? — Мои глаза расширяются и я даже опираюсь о стену кабинки. Неплохие разговорчики. — Ну, конечно. — Это она про кого вообще? — Главное, чтоб моя не узнала, иначе будет мне полный пиздец. Ты ж ее знаешь. — Слышу, как они обе смеются и стараюсь вести себя максимально тихо. — Кстати, ты так и не рассказала как она. Все-таки интересно. — Мне теперь тоже. — Ну, если не считать то, что она наказывает за опоздания и то, что она любит в зад, то в принципе, нормальная. — Это они про кого-то из воспитателей говорят что ли? Они с ними добровольно в постель ложатся? — И еще она любит какие-то таблетки давать перед сексом, но я не знаю что это. — Аккуратней была бы. Еще наркоту подсунет. У нее явно она может быть. — Почему я столько нахожусь в это месте, а ощущение, что только попала? Столько нового узнать из одного диалога. — Не знаю. — И такой спокойный голос, как будто все, о чем они говорят — норма. — Ты все, нет? — Слышу смыв и тут же кто-то выходит из кабинки. — Пойдем уже. Руки там помоешь. Эти двое уходят и я вздыхаю. Может для кого-то тут это норма, но точно не для меня. Я не готова с кем-то тут спать. С кем-то из взрослых женщин. Тут и молодых-то не было, только тридцатилетние и старше. И ведь до сегодняшнего дня ко мне никто так открыто не лез и не приставал. Может у них есть график какой-нибуть? К кому приставать, а к кому нет. И кого насиловать, а кого нет. Я, конечно, видела, что некоторые девочки обнимают воспитателей, но никогда не думала, что там могут быть не просто дружеские объятия. Попала я сюда в тринадцать с половиной вместе с Катей. Нас переводили в другой детский дом, так как прошлый, в который я попала в три года, почему-то закрылся. Я так и не знаю почему. Перед прошлым директором мы буквально стояли на коленях что бы нас не разделяли и спустя два дня он сказал, что мы отправимся в детский дом «Girl's Town Home». Один из лучших по дисциплине и один из немногих сиротских домов только для девочек. От сюда меня уже не брали ни разу, хотя я иногда видела предполагаемых приемных родителей. Интересно было еще то, что прямо маленьких детей тут не было, только лет десяти минимум. Выдыхаю и закрываю глаза, снова возвращаясь к своей задаче и надавливаю на клитор одним пальцем, томно выдыхая. Расслабиться просто нереально, еще и разговор этих двух подружек засел плотно в голове. Надо попытаться не думать об этом и просто сделать так, как я планировала. Это не больно же, правда? Кате было больно потому что это Кирова специально ей так сделала. Я уверена. А я аккуратно и все будет хорошо, да и пальцы у меня явно тоньше, чем у той стервы. Смазка, которой и так до этого было немного, вся уже высохла. Наверное, полагаться только на естественную не правильно, должна быть дополнительная. Снова активно начинаю двигать пальцами и пытаюсь возбудить свое тело, что оно явно не желает. — Ладно, ни пуха, ни пера. — Проговариваю себе под нос, как бы успокаивая таким образом и закрываю глаза, приставляя два пальца ко входу во влагалище. — Все будет легко и хорошо. Никто еще не умер от этого, многим даже приятно, правда же? — Говорю в пустоту и слышу в ответ только тишину и чуть слышное эхо. Зажмуриваю глаза сильнее и раздвинув ноги шире, откидываюсь на бачок, чуть сдвинув его крышку, резко вхожу пальцами. — М-м! — Тут же выхожу из себя и зажимаю рот ладонями, сводя ноги вместе. Меня буквально пронзило болью, я даже снова села, согнувшись в три погибели. Наверное, надо было все же вводить медленно. Но откуда я могла это знать? Да и не факт, что было бы легче. Снова раздвигаю ноги и провожу рукой, чувствуя, как из меня что-то течет. Смотрю на свои пальцы и вижу кровь. Это месячные или я себя повредила? Надеюсь, что так и должно быть. На глазах даже появляются слезы, пока я отматываю туалетную бумагу и вытираю кровь, которая заляпала мне бедра и кружок унитаза. Ее не было много, но хватило для того, что бы мне стало страшно и жутко от этой картины. Низ живота ныл, а промежность болела и было ощущение, что мои пальцы все еще во мне, хотя такого быть просто не могло. Свожу ноги вместе и пытаюсь унять эту неприятную боль, которая стала стихать, но не особо быстро. Есть расхотелось совсем, зато появилось желание лечь на кровать и свернуться калачиком, зарывшись под одеяло. Тянусь к своим трусам и надеваю их, подложив кусочек туалетной бумаги на всякий случай. Я же не знаю сколько крови из меня вытечет, а пачкать постельное совсем не хочется. Дотягиваюсь до штанов и надеваю их, вздыхая от того, как тяжело даются мне эти действия. Смотрю на свои руки, на которых явно виднелись плохо протертые следы крови, и улыбаюсь. Теперь я в безопасности. Нет у меня больше девственности, а значит и нет проблем и риска, что я стану чьей-то подстилкой. Встаю с унитаза и еще раз вздохнув, открываю дверь и подхожу к раковинам, начиная мыть руки. Намыливаю и тут же смываю, параллельно смотря на себя в зеркало. Вся бледная и какая-то перепуганная, хотя внутри страха не было. Только пожимаю плечами и умываюсь прохладной водой, стараясь привести себя в чувство. Вытираюсь бумажными полотенцами и вылетаю из туалета, тут же с размаху на кого-то налетая. — А! — Вскрикиваю и чуть не падаю на пол, спиной назад. Женщина моментально хватает меня за руку и притягивает к себе, но так, что я все еще остаюсь в положении полу-падения. — Надо же, Нина, и куда это мы так бежим? — Проговаривает Шольц и ухмыляется, тут же отпуская мою руку и я со стоном падаю на задницу. — По коридорам запрещено бегать и ты это прекрасно знаешь. — Четко выговаривает она и сверлит меня своими черными глазами. — Еще одно наказание захотела видимо? — Кое-как поднимаюсь и чувствую ноющую боль внизу живота. Что Шольц вообще здесь делает так поздно и в спальном корпусе? — Я не бегала. — Осматриваю себя на наличие пыли с пола и не найдя, поднимаю взгляд на женщину. — Извините, что на вас налетела. — Хотя почему вообще я извиняюсь? Она специально меня уронила только что. — Почему не на ужине? — Начинает она сразу допрос и я поджимаю губы, стараясь придумать что-то нормальное, а не просто, что я не хочу. — Тебя за ручку водить надо? Так попроси, я приставлю к тебе воспитателя кто будет следить за тем, как ты ходишь в столовую. — Вот что она начинает? Эта женщина не умеет нормально разговаривать. — Я не хочу есть. — Мямлю себе под нос и стараюсь обойти ее. — Месячные начались, поэтому живот болит и тошнит. Вот и не пошла. — Главное, что бы она не вызвалась меня до комнаты провожать, а то еще и Кате влетит. — Живот болит, говоришь? — И поднимает одну бровь, будто у нее никогда такого не было. — Так может тебе укол обезболивающего нужен? А то какая-то бледная и глаза мокрые. Так сильно болит? — Сочувствующе она кивает и выжидающе смотрит на меня. — Не так сильно болит. Мне и таблетки будет достаточно. — В принципе, она правда мне сейчас не помешает. — Да и вообще, я сейчас уже лягу и ничего больше не надо. — Уроки сделала? — Да что ей от меня надо? Пусть уже идет туда, куда хотела. Явно же не на разговор со мной она шла. — Да. — Говорю, как можно увереннее, а сама прикидываю во сколько мне надо будет встать что бы сделать все утром. Или не спать ночью, что я вряд ли смогу в таком состоянии. — Аделаида Юрьевна, можно я пойду уже пожалуйста? — Получается как-то жалко и мне самой от себя противно. — А как же твой живот? Не пойдешь к Анне Николаевне? — Она опять наигранно удивляется и я мотаю головой. — Кстати. — Проговаривает Шольц и ухмыляется. — Ну-ка. — Она хватает меня за плечи и резко поворачивает к ней спиной, задирая футболку. — Хорошая работа, она постаралась. Не зашивала же? — Мотаю головой и она только удовлетворенно хмыкает. — Я бы проверила, отклеив пластыри, да боюсь, что орать будешь от боли, да и кровь пойдет снова. Так уж и быть, не буду тебя мучать. — Вижу, как мимо нас проходят две девочки, до этого о чем-то говорившие, но увидев меня и Шольц, резко замолчали и буквально крадясь, пошли дальше по коридору, явно в свою комнату. — Аделаида Юрьевна… — Да. Уже сорок один год, как Аделаида Юрьевна. Заладила одно и то же. — Говорит женщина спокойным голосом и ухмыляется, разворачивая меня лицом к себе. — Давай-ка, Нина, зайдем на минутку. — Женщина открывает дверь туалета и заталкивает меня внутрь, тут же прикрыв дверь за собой. — Моя девочка. — Она прижимает меня к стене и тут же властно целует в, только покрывшиеся пленочкой от ее прошлых укусов, израненные губы. — М-м-м! — Недовольно мычу и тут же чувствую, как ее зубы сомкнулись на моей нижней губе. — М-м-м! — Она настойчиво пытается проникнуть мне языком в рот и снова кусает. Открываю рот и она тут же углубляет поцелуй, а я вся дрожу и чувствую, как по щекам начинают течь слезы. — Какая же ты сладкая. — Она наконец-то разъединяет поцелуй, а я вытираю слезы рукой и всхлипываю. — Моя девочка, такая невинная и милая. — Я не ваша. — Пытаюсь отпихнуть ее от себя и тут же получаю пощечину, да такую сильную, что в ушах начинает звенеть. — Не моя? — Она поднимает бровь и вжимает меня одной рукой в стену, а коленом разводит мне ноги в сторону. — Так давай сделаем моей. — Понимаю к чему она ведет и начинаю громко плакать, стараясь кого-нибудь привлечь таким образом. — Нет! Прошу! — Кричу, когда чувствую ее руку в своих трусах. Тут же она проводит по моей промежности и я вскрикиваю от незначительной боли. Вижу, что Шольц что-то не понравилось и она тут же вытащила руку назад. — У тебя правда месячные? — Говорит она и рассматривает свои пальцы с небольшим количеством крови на них. — В целом, так даже лучше. Твоя кровь прекрасно заменит смазку. Я не из брезгливых. — Аделаида Юрьевна, пожалуйста, не надо. — Даже не знаю чего больше боюсь. Того, что она сейчас поймет, что я не девственница, или того, что просто поимеет. — У меня правда болит живот и… — А ты прокладками принципиально не пользуешься, заменяя туалетной бумагой? — Ухмыляется она и явно насмехается надо мной. — Они сейчас начались. Мне и надо в комнату что бы прокладку надеть. — Всхлипываю, а женщина снова засовывает руку мне в трусы. — Не надо! — Нина, я… — Ее прерывает звук открывающейся двери и Шольц тут же вытаскивает руку у меня из трусов, но держать не перестает. Вижу, как заходит какая-то девочка и со страхом и непониманием смотрит на нас. — Добрый вечер, Аделаида Юрьевна. — Говорит она и голос у нее такой неприятный. Прямо противный. — Вышла. — Говорит Шольц, причем достаточно спокойно, а я снова пытаюсь вырваться из ее мертвой хватки. Девочка тут же вздрагивает и буквально пулей вылетает из туалета, захлопнув дверь. — Что такое? — Она ухмыляется и вытирает рукой мои слезы. — Думала тебя кто-то спасет? Тут все подчиняются мне. — Она снова ухмыляется и я чувствую, как ее рука снова опускается на мою промежность. — Не надо плакать, я не люблю слезы и могу за них наказывать. Ты же не хочешь этого, так? — Мотаю головой и всхлипываю. — Аделаида Юрьевна… — Заикаюсь и проговариваю это сквозь слезы. — У меня правда болит живот и… и я не хочу что бы это случилось в туалете. — А я хочу. — Шипит Шольц мне в ухо и тут же кусает за мочку. — У тебя нет прав и мнения со мной. Слышишь? — Она улыбается и я утыкаюсь ей в плечо. — Ну, нет. — Она дергает плечом и моя голова ударяется о стену. — Я тебе не подушка для слез. — Начинаю плакать еще сильнее, когда чувствую ее руку в трусах и как она раздвигает мои половые губы. — Нет! Не надо. Пожалуйста. — Снова опускаю голову на ее плечо и тут же одергиваю, вспоминая прошлый раз. — Не надо. Не надо. — Не успеваю среагировать, как рука женщины перестает меня держать и хватая за шкирку, сначала притягивает к себе, а потом с размаху, бьет меня о стену, да так, что из меня весь воздух вышибает. Не успеваю прийти в себя, как она делает это снова и тут же дает пощечину. — Еще продолжишь молить о том, что бы я этого не делала? — Только всхлипываю и начинаю медленно оседать на пол. — Ты у нас на полу хочешь? Смотри, кафель холодный. — Пытаюсь подняться и Шольц хватает меня за волосы, наматывая на кулак и снова бьет о стену. В глазах на секунду темнеет, а женщина подпирает меня коленом и ее рука в очередной раз опускается ко мне в трусы. Молчу и только всхлипываю, чувствуя, как она входит в меня кончиками пальцев. Вся замираю и напрягаюсь, когда Шольц смотрит в мои глаза и поднимает голову за подбородок, впиваясь в губы. В этот же момент она входит в меня двумя пальцами и я мычу ей в губы. Боль была уже не такой сильной, как тогда, но неприятно все равно было. — Не поняла. — Она отлипает от моих губ и вытаскивает пальцы, тут же смотря на них. — Нина, ничего не хочешь мне рассказать?