Amissa Anima

      Призрак далёкого прошлого стоит прямо перед мной. Я не могу поверить в это и отчаянно отползаю в угол огромной, поломанной кровати в результате небольшого "боя", чуть не переваливаясь за неё, глупо бьюсь об разрушенную опору балдахина звонкой цепью. Мои руки начинают дрожать в кандалах, предательски сжимая невесомое одеяло. Сердце как после хорошей пробежки стучит в стократ быстрее, порываясь выскочить наружу и показать, сколько беспорядочных рубцов болезненно кровоточат.       Двое братьев осторожно переглядываются и смотрят на меня сочувственно, что мне ненавистно ощущать по отношению к себе. Не могу понять, как король Серата может испытывать что-то такое, если я его чуть остервенело не придушила пару мгновений назад, желая исполнить затаённую месть и теперь трусливо пячусь от той, кто была моей любимой сестрёнкой.       Взгляд Дмитрия – отца Даниила всегда отличался: никакой жалости к истории моей судьбы, а лишь холод, обитающий на вершинах высочайших гор севера. Я - объект для осуществления главной цели - выздоровление Николая как преемника на трон. Успешно провалившаяся из-за тайной ненависти, недомолвок и алчности. Весь мой напрасный труд с запахом горелой плоти до боли в висках, удерживаемых слёз и лопающихся волдырей, ноющие от любых соприкосновений, был уничтожен кинжалом между рёбер.       Впервые я готова закричать, умолять отослать этот образ из моего сознания. Мучение, которое точно не выдержу; моё заключение в темнице Ярата кажется чудесной сказкой и прекрасным концом, если бы не побежала, в надежде спастись за первым встречным. Жалкая, полумёртвая кукла, неспособная к сопротивлению, получая лишь кинжалы предательства в свою спину.       Для Даниила собственно я была чудесна, он видел во мне лишь один элемент – алый плащ да чёрные волосы(к несчастью для него, ставшие пепельно-белыми), которыми моя Богиня одаривала своих девочек. Ему нравилось, как подобранные им платья подчёркивали, кто я такая, чтобы уж точно никто не спутал.       Эти подозрительные, боязливые и брезгливые взоры преследовали по пятам во дворце Рахмановых. Сумасшедший принц с не менее безумным мертвецом. Даниилу было присуще с его юношеским максимализмом веселье, искрившееся в карих и всё же тёплых очах - остальным же страшно.       Во что превратился светлый образ моих сестёр? Во что превратились Мары – любимицы богини Зимы? В жутковатые небылицы для запугивания детей, чтобы те не вылезали в тёмное время суток и в байки для пьяных мужиков в тавернах: мы ходим зимой в ночи вокруг домов и зовём по именам, а кто откликнется на имя – умрёт. Смешно и зловеще. Мне нет дела до дурацких имён; сырая земля не желала выпускать из своего сонного царства.       Люди боялись, что я встану из двух гробов, вложенные друг в друга и над которыми хорошо постарались, чтобы не пришла за грешными душами. Знали, что дерево быстро разлагается, а потому придумали второй обить металлическими пластинами, обмотав для верности цепями. Восстану словно чума, без приглашения забирающая родных на глазах.       С горечью думаю о том, что от Морока и то меньше разбегутся в страхе, нежели от ожившей Мары. Унизительная ситуация в Аракене - тому подтверждение, когда летящие помидоры разбивались об мужское плечо, прикрывающее меня от позора. Той, кому это предназначалось и с отвратительно чавкающим звуком падали на мостовую, а брошенная горсть соли вводила в нескрываемое мной изумление.       Монстр Кукла с дефектом.       Отвратительная самой себе, потому что ничему жизнь не научила, но самое главное правило в моей голове висит жирной надписью: не доверять королевским отпрыскам и бежать от них, покуда не настанет край света и пятки не сотрутся в кровь.       На моих руках невидимые оковы, не позволяющие унестись обратно, чтобы позорно зарыться. Аарон может их на меня наложить в любой момент: он приказывает, я подчиняюсь. Всё элементарно и просто. Мне не дают право на смерть, у меня отобрали мою встречу с Богиней по ту сторону и злость начинает закипать в крови.       Личное наказание, не дающее покинуть этот мир, я осознаю, что натворила и не отрицаю причастности: поддалась импульсу, потребовав Ариана(с отвращением ставлю напротив его имени звёздочку с фамилией «Ласнецов»), обрекла смертных на вековые страдания, подставила остальных моих сестёр. Да, они пошли за мной добровольно, и изначально я планировала идти одной.       В итоге они мертвы из-за моего эгоизма, признаться честно, то я была очень воодушевлена видеть их поддержку: я сгорала внутри себя, я не уберегла младшую сестрёнку, я умерла в тот момент, когда поняла, что грудная клетка Анны не вздымается. Старшие защищают младших до последнего, но, что сделала я?       Н и ч е г о       От груза вины не отделаться никогда, что, лёжа в могиле, что, бродя по бренной земле. Бессонные ночи с кошмарами, а иногда с давящей пустотой и железным привкусом во рту. Мне не снилась моя смерть, но всегда являлась сестрёнка, какой я её помнила: мягкие и миловидные черты лица, длинные, чёрные как вороново крыло волосы, слегка вьющимися концами.       Во взгляде переливается летняя ночь со всеми присущими оттенками синевы и светящимися звёздами как бриллианты в самой ценной короне(будь оно всё проклято самой Тенью), малиновые губы, касающиеся моей обкусанной морозом щеки, лишь бы вывести меня из душевного равновесия – только Анна знала, как я не могла терпеть поцелуи.       В один миг мои воспоминания искажаются: иллюзорный запах и вкус металла почти доводят до головокружительной тошноты, а красные разводы играючи мелькают на лежачем теле сестрёнки. Мне мерещится, что в мои пальцы впиталась её кровь, которую не отскоблить ничем. Вечное напоминание, следующее по пятам везде.       Если бы выдался шанс вернуться в прошлое...       Былые времена кажутся раем, насыщенные битвами с утопленницами, упырями, бесами и попутной дополнительной нечистью. Многие считали, что быть Марой – благословение для девочки: сама Богиня избрала для этой цели, храм с прислужницами, подношения, которые приносят тогда, когда сама смерть переходит за порог человеческий.       Но я не радовалась «подарку» судьбы, хоть наша жизнь и на треть больше, чем у людей, но прожить бы её, не угодив в болото или оставив после себя только ошмётки. Можно ли длинную жизнь считать даром, когда одна из сестёр на наших глазах уходит под землю навсегда, уши до сих пор слышат умоляющий крик о запоздавшей помощи, ладони не отмыты от засохших багряных корок, а насмехающийся зов ведёт к новой ничего неподозревающей девочке?       Как объяснить родителям, что ей недозволенно отныне видеться с семьёй? Все их планы рушатся как карточный домик: никакого удачного замужества, никаких детей/внуков и прочих радостей. И только два развития событий у их дочери – быстрая смерть от изголодавшейся нечисти или долгая жизнь, наполненная смертями уже других, будь то Мары или смертные. И за свои ошибки приходится расплачиваться старшим: коротенький алый плащ и недлинные(по сравнению с наставницами) чёрные волосы – порочные символы, въевшиеся в зрачки глаз.       Смотря на Киру, я поражалась её стойкости духа за столько лет. Сохранила бы я рассудок, если бы отчаяние, сожаление и печаль царствовали в моей душе? Так ещё и беззаботно бегало бы на территории храма, не догадываясь, что случилось с предшественницей. Это была бы уже не я, а оболочка оставшейся меня – это я знала точно.       Я словно ступаю по лезвию ножа – один неверный шаг и упаду с обрыва. Через толстые стенки барьера доносятся звуки, и я понимаю, что меня зовут и что-то говорили до этого, пока провалилась в бездну, привлекательно шепчущую уйти с ней в темноту.       ― Агата, ― первый голос обеспокоенно с женским обаянием(который мне тягостно слышать) пробивается сквозь внутренний мрак.       ― Агата… ― второй голос такой чистый и по-наивному слабо стучит в закрытую дверь разума.       ― Агата! ― третий голос я узнаю, если даже маска Морока исказит до неузнаваемости. В нём смешаны сразу несколько эмоций: тревога, раскаяние, безысходность.       Серебряная, знакомая ниточка тянется ко мне, и я хватаюсь как утопающий за спасительный круг, возникший посреди бескрайнего океана из ниоткуда. Я не хочу пропасть, растворившись в волнах, и, превращаясь в жемчужную пену, покуда тело перестанет быть ограничивающей оболочкой, не хочу утонуть в неизведанной пучине, не хочу уйти, не отомстив.       Нет, всё должно быть не так.       Прошу, помоги мне.       Избавь от мучений.       В этот раз я не сопротивляюсь давлению этой причудливой нити. Несмотря на то, что в моей памяти ещё свеж тот момент, когда ярость хлестала в венах, придавая мне небывалую энергию. Моя попытка задушить Морока не увенчалась успехом, хватило лишь одного поднятия его руки.       Я рухнула лицом в снег под чарами, неспособная пошевелиться, так как была скручена незримыми для всех путами. Они мучительно окутали меня, вызывая желание содрать кожу(с моим-то обездвиженным состоянием). Боль сравнимая с миллионом шипов, вонзившиеся одновременно. Внушение не подействовало на меня как блаженная эйфория.       Сейчас всё иначе, линия - не моя личная цепь. Она меняет очертания на не приласканного зверька, аккуратно пробирающийся через блокаду из непроходимых зарослей, молчаливо прося, следовать за ним. Присмотревшись, мне мерещится, что это маленький шакал сотканный из клубящихся теней.       Возникшее пространство резко сдвигает на меня свои стены, пытаюсь дышать, но воздух покидает мои лёгкие порывисто. Вытягиваю предупредительно ладонь вперёд, ограждаясь от всех присутствующих в комнате, вторая же согнута в кулак, ногти впиваются в слегка синеватую кожу, оставляя кровяные следы в виде полумесяца.       Ты принёс мне ожившую вновь боль.       Ты заставил меня бояться, напоминая об ошибке.       Что со мной? Что ты наделал, Александр…       Закрываю глаза, открываю и снова закрываю – пытаюсь прогнать виденье, которое насылает Аарон при помощи созданной между нами связи, побери его сама Морана!       Хотя могу ли я называть его Аароном? Был ли он со мной самим собой, хоть раз ощутил ли, что моё повышенное сердцебиение лишь в его присутствие невозможно утихомирить? Наши(мои) поцелуи были для него отвратительны до тошноты или же, целовав ожившую Мару ощущал себя победителем? Насколько его раздражало разыгрывать из себя заботливого? Я убедилась уже на границе, как меня ловко обвели вокруг пальца и чувствую, что авторитет Мары канул в небытие.       Как можно ценить восстанавливаемое? Об этом наверняка думало каждое сословие: от богатых до нищих, но они просчитались. Да, Мар всегда было семеро и умирая, каждая понимала, что её место займёт другая и дальше продолжит защищать от нечисти любой край, пытаясь предотвратить реки зловонной крови и истошных криков - особенно в слабозащищённых, хлипких поселениях. Прочёсывать леса вдоль и поперёк по очередной просьбе за очередное подношение. Чего опасаться, когда это вечный, замкнутый круг.       Б ы л       Я осмеливаюсь взглянуть: Северин стоит с растерянным выражением лица, он недовольно морщит лоб, тонкие брови приподняты, а взгляд выискивает что-то в Александре. Или же это скрытая мольба, обращённая к старшему брату? Мне сложно принять его как эмпатичного человека, я видела в Данииле мальчишку(возраст даёт о себе знать) с мечтательным блеском, но этот блеск в одночасье превратился в сдавливающую клетку, внутри которой древняя зверушка на привязи. Моё недоверие оправдано.       Сестрёнка беспокойно мнётся на месте, нервно оббегая, из под пышных ресниц своими ультрамариновыми глазами с вкраплениями белоснежных, таинственных созвездий(сама ночь покажется блеклой) по сотому кругу меня. Из нас обеих непонятно, кто больше похож на загнанный в ловушку скот, осматривающие своего поработителя и страшащиеся вызвать недовольство.       Ладони сложены на животе чудесного бело-золотого платья, о котором она мечтала, будучи моложе, с витиеватыми узорами сделанные из переливающихся, драгоценных и неизвестных мне камней цвета янтаря. Достойное самой королевы, будь моя воля я бы преклонила перед ней все земли, если бы это помогло бы её вернуть.       Ради неё полководцы бы предавали своих правителей, а правители свою страну. Эта красота настолько неземная, что на её фоне я смотрюсь выцветшим пятном. Мой страх улетучивается, но на его место приходит необузданный гнев: как он посмел навеять мне образ, который она никогда не познала? Зачем Александр затронул гнойную рану? Решил посмеяться, что так и не смогла стать счастливой с его же гнусным предком?       Я отдала бы всё, чтобы златовласый принц на белом коне ожил из любовных романов, горячо любимые Анной в унылые вечера. Построила бы воздушный замок, которому точно завидовал любой государь и отправила бы всех в ад, посягнувшие на их государыню.       ― Ты — чудовище! — чуть ли не выплёвываю с бурлящим под кожей ядом эти слова в сторону человека, забравший моё сердце, душу и тело(хоть и не в приятном смысле, но он буквально меня контролирует).       Каменное лицо Александра трещит по швам, щёки покрываются стыдливым румянцем, уголки рта опускаются, а подборок и губы плотно сжаты, будто он порывается ответить, но сдерживается. Тени пляшут в изумрудных радужках похожие на мрачный, вечерний лес. Я настолько люблю зелёный цвет, насколько и ненавижу с недавних пор. От его неотрывного взора съёживаюсь, противоречиво замечая, что раньше только и желала, чтобы мельком одобряюще на меня взглянул.       — Агата... — нежно окликает Анна со скопившимися слезами, словно моё имя имеет другое значение, обозначающее что-то хорошее. ― Александр не соврал, он действительно меня воскресил.       Она порывается подойти ближе ко мне, придерживая подол платья, уходящий в пол, но мой раскатистый крик предотвращает попытку, заставляя подпрыгнуть напряжённого Северина:       ― Нет! Не трогай меня, я не выдержу это вновь.       Я готова выть будто раненный зверь, бьющийся в предсмертной агонии. Я ошиблась, я не способна выдержать напор жалкой иллюзии. Реалистичность убивает во мне оставшиеся силы для борьбы: я ищу изъяны, нахожу и всё равно, почему-то мой мозг воспринимает её живой.       Я веду себя очень по-детски: скрючиваюсь, подгибая неприкрытые колени к груди, утыкаюсь в них своим лицом, а пальцами надавливаю на уши, череп скоро треснет от воздействия на него. Ощущаю неприятную заложенность и как обострились звуки - стук металлической цепи и дыхания звучат во много раз громче.       ― Выйдите! ― чересчур приглушённо слышится командный и потрясённый голос Аарона.       Выйдите...Ещё немного и меня будет не собрать по кровоточащим кусочкам, разбитые вдребезги всеми случившимися событиями. Ад обрёл внешность, и он сокрыт в чёрно-золотой маске в форме шакала с бездонными провалами вместо глаз, полностью скрывающая лицо носителя и, наполовину утопая в тени накинутого капюшона.       Неужели я мертва? Я дождалась своей очереди? Почему я так долго не видела ничего. А может мне так кажется и время в подземном мире тянется иначе? Моя Богиня раздумывала над подходящим наказанием? И вот оно воплотилось: я влюбилась в Морока(что неестественно в самой сути природы), я познала коварство, я увидела чудо, соткавшее мне наимилейшую Анну, но недостижимую, потому что её тело сгнило, как и моё. Иначе и быть не может...       Я чувствую с каким мощным раздражением, отражается от стен вспыхнувшая ссора(что-то там про моё нестабильное состояние и неподготовленный сюрприз), но забиваюсь плотнее в своём непробиваемом коконе, боясь поверить во что-либо. Жду того момента, когда тишина презираемая мной в темнице станет другом, а не врагом подталкивающий на ступень безумия.       Хлопок двери столь оглушительный, что непроизвольно передёргиваюсь, сочувствуя тем, кто будет её чинить. Угол постели прогибается под чужим весом, я торопливо оглядываясь, вылезая из "панциря". Александр облокотился на краешек, соблюдая приемлемую дистанцию. Он пристально меня рассматривает, а я в ответ его. Не могу скрыть, что до сих пор тянусь к нему.       С нескрываемым злорадством, осматриваю царапину над мужской бровью(надо было сильнее бить). Правда, мои познания в качестве лекаря сразу усмиряют мой пыл: не хотелось бы, чтобы он умер от заражения, так что пусть сам ищет проклятый чистотел, высушивает листья и перемалывает в мелкий порошок. Ну и пусть ему другая женщина прикладывает к ране. Вот так вот!       Невольно хмыкаю, коря себя за глупость. Мой ум меня не слушает или же наоборот, ведь выглядит всё так, что я заострила внимание на верхних, расстёгнутых пуговицах чёрной рубашки. Лукавая улыбка расцветает у парня, а я угрожающе шиплю, прерывая любые доводы.       Перед собой оправдываюсь, что сам же говорил, что Мары непрактичны, нося красное, а вот на чёрном грязь не так заметна. В копилку нелюбимых цветов добавляется ещё и этот цвет, и я имею комбо, которое сидит рядом со мной. Выцарапать бы зелёные глаза и выдрать тёмные волосы, не забыв разорвать противную рубашку.       Покой неторопливо заполняет каждую мою частичку. Секунды тянутся как капельки росы, которые сливаются в единую лужу - минуты. Главный вопрос запоздало приходит мне на ум, случайно озвучиваю его вслух:       — Зачем ты меня перенёс в комнату, если проще было снова запереть в камере для послушания?       — Ты - не пленница, — кратко отрезает мужчина.       Неловкость грузом давит на мои плечи. Аарон не скрывает разочарования от выданной мной мысли. Всё в нём так и говорит: "Ты действительно думаешь, что я настолько последняя сволочь?"       Да.       Нет.       — Ты - редкостная скотина, если бьёшь исподтишка в самое уязвимое место врага, — для заглушения совести отчеканиваю надменным тоном.       — Я услышал от тебя достаточно на сегодня прозвищ описывающих меня, но ни одно из них не оправдается. Ты сама задала вопрос, так задумайся ещё: я бы перенёс своего врага в комнату?       Я ничего не отвечаю, так как это может оказаться хитрой уловкой, чтобы добиться моей покорности. Специально разглядываю обломанные ногти, отгоняя образ крови застрявшей под ними. Хотя...я посмешила и оскорбление всё же слетает с моих слегка синеватых губ:       — Пошёл ты! Не думаю, что все твои друзья оказываются прикованы к койке, — в доказательство нарочито долго покачивая кандалами и остатками цепи, безжалостно вырванная мной из закрепления.       Я ожидала, что увижу признаки недовольства, но раздаётся заливистый, короткий смешок, отзывающийся по натянутым струнам. Он отражается как эхо в моей голове, как музыка, которую я хочу сохранить и проигрывать в угодное мне время. Досадно обнаруживаю, что это навевает мне и те моменты, когда я ещё не догадывалась, кто скрыт под маской.       — Я уж боялся, что удар вдруг изменил твою личность, но нет! И знаешь ли, не все мои друзья порываются задушить младшего брата. Такая возможность дана лишь мне, когда он задумывает совершить глупость.       Я замечаю, как оттаивает его взгляд при упоминание короля. Весенняя зелень распугивает скопившийся лесной мрак. Удерживаюсь, чтобы не приблизиться, поддавшись очарованию. Интересно, сколько людей его видело таким безмятежным?       Суровая реальность возвращает меня в действительность, приглушая весь тот свет, струящийся из мужчины, и я с не меньшей строгостью отчитываю:       — Твой младший брат жив, а моя младшая сестра - нет. И мне плевать кому, что дано, — удерживаю оборону из токсичных слов до конца, не волнуясь за последствия. — И ты воспользовался этой возможностью, прекрасно зная, что моей сестры нет и это окончательно сведёт меня с ума.       — Я не могу тебе внушить того, кого я не видел. Ну же, маленькая, поверь, — Александр говорит это успокаивающе и от "маленькая" сердце делает кульбит. — Мне пришлось их обоих выгнать из комнаты, они не слушали моих предупреждений, что ты воспримешь появление Анны намного тяжелее.       — Как я вообще должна реагировать на твою правду? Радоваться, смеяться, плакать?       — Это уже тебе решать, можешь разнести всю комнату, если тебе станет легче, — со всей серьёзностью предлагает мужчина.       — Если ты не заметил, то я это и делала, — глупо отшучиваюсь, понимая, что доля истины витает в его речи.       Сестрёнка была другой - такой, какой её не видела даже я: более повзрослевшая, приобретя женскую утончённость вместо детской миловидности, с подрезанной длиной волос, прямой осанкой, которую она не любила держать. Диковинный аромат спелой вишни, сменивший приторную грушу. Кусочек пазла потихоньку встаёт на нужное место, это не было непонятным мне прозвищем, а прямой подсказкой.       — Маленькая, маленькая, маленькая... — бурчу себе под нос, как заклинание.       Вместо облегчения на меня надвигается настоящая паника сильнее предшествующей. Катаклизм просыпается из глубоких недр, обволакивая своими паучьими лапками, и, замуровывая в непробиваемый склеп мук. Безжалостный тайфун вырывает меня с корнями из привычного блуждания в лабиринте мыслей, а землетрясение создаёт про́пасть - пасть дремлющего зверя, учуявший слабость духа. Миллион звуков, разъедающие мозг, оборачиваются в тишину. Я на грани всего и ничего одновременно.       Как мне с ней вести себя спустя столько лет разлуки? Помнит ли меня? Что она пережила, пока меня не было? Смогла ли спастись от опасности без меня? Винит ли меня в смерти сестёр? Видит ли во мне опору после того, как я оттолкнула?       Всё отходит на второй план, когда Аарон осторожно придвигается ко мне, не торопясь, чтобы я видела его появление в моём защитном пространстве. Я остаюсь в скрученной позе, поэтому ему приходится залезть на кровать и остановиться перед мной на коленях. Даже так он остаётся выше меня, и я механически задираю голову.       Наши лбы сталкиваются друг с другом, мозолистая ладонь аккуратно поглаживает мои серебристо-белые волосы, не высказывая отвращения. Всматриваюсь в ярчайшие оттенки: радужка плавно переходит от травянистого к нефритовому, а окольцовывает её малахитовый узкий лимб. В такой непосредственной близости вижу своё смутное отражение.       — Вдох-выдох, давай же. Ты сможешь, маленькая Мара.       Я не выдерживаю ласковости, цепляясь за рубашку и утыкаюсь в неё. Кандалы с цепью валяются на полу и ума не приложу, когда мужчина успел их снять. Это опрометчивый шаг с его стороны, но я проникаюсь доверием. Позволяю себя приобнять, прижимаясь дрожащим комком.       Меня окружает аромат терпкой саливьи(или же шалфей по-простому, но смотреть на изумлённые лица - забавно), умиротворяющей мяты и стойкой, хвойной древесины. Короткие поцелуи сыплются на макушку, довольно урчу, пытаясь заглушить этот непривычный звук в ткани. До чего же легко и спокойно...       — Чем скорее ты оклемаешься, тем быстрее перейдём к приятной части, — горячий шёпот обжигает ухо, и я радуюсь, что он не видит мой густо-растущий румянец.       — А ты по всему видимому в этом мастер? — беззлобно язвлю, но слабо стукаю по изогнутой спине. Для профилактики.       — В той палатке ты могла бы убедиться самостоятельно.       — Это когда мой кулак встретился с твоим лицом? — подмечаю я, стараясь заглушить жар, распространяющийся со скоростью света от невольных воспоминаний.       — Почти встретился, — досадливо цокает Александр. Расстроенный не то попыткой нападения, не то не случившимся. — Впервые женщина сначала целует, а потом бьёт.       — Ты мог и проще сказать, что скучаешь по побоям.       — Определённо мне их не хватало, какая ты догадливая! — весело парирует Аарон, посылая вибрации смеха.       — Рада стараться, — произношу с напускным безразличием.       Негативные мысли отступают, меня не смущает, что непозволительно долго нахожусь в крепких объятиях, точнее это я чуть ли не до хруста сжимаю грудную клетку мужчины, пока он выводит пальцами замысловатый узор по линии моего позвоночника. Я искренне благодарна, что во время панических атак или самобичевания со мной рядом всегда Александр: умело переключает моё внимание, разговаривая о всяком, не давит расспросами, но возвращается к потаённым страхам потом, чтобы найти способ изгнать их.       Импульсивно отодвигаюсь, дабы прикоснуться кончиком носа к его, мимолётное тепло вызывает дорожки мурашек. Прикрываю глаза, вслушиваюсь в учащённые вдохи, удовлетворённо провожу большим пальцем по гладкой щеке и отодвигаю прядь тёмных волос, затмевающая весь ненасытный взор. Впитываю вдобавок рванные выдохи. Всё хорошее кончается, когда до меня доходит трезвое осознание, что Анна ждёт, пока я приду в себя.       — До сих пор болит? — встревоженно вопрошает Аарон, видя перемену моего настроения.       — Что...? — я кручусь в водовороте чувств, не сразу понимая, что он имеет в виду.       Тянусь к затылку и удивлённо охаю, не нащупывая шишку. Она должна была появиться, учитывая как легко, я от удара свалилась в обморок. Проверяю несколько раз для уверенности.       — Только не говори, что стражник был внушён, чтобы я отступила от твоего брата?       — Почему я до этого не додумался? — с притворным злодейством раздумывает мужчина, качая головой. — Мои способности, если ты не забыла, как и управляют тобой, так и исцеляют, но я и не виню всё же двухсотлетняя старуха и провалы в памяти - естественное дело.       — Тебе не хватает ещё одной ссадины, но симметричною той, которую я тебе сделала, мальчик.       — Ты нарушила свою же тактику - сначала целовать, а потом бить. Получается, что у меня теперь должник.       — Думаю, что этот долг сможешь мне списать, — изворотливо колеблюсь.       — Непривлекательное предложение, в котором я ни капли не заинтересован.       — Мог просто сказать "нет".       — Исходя из твоей тяги, делать всё по-своему, то очень сомневаюсь, что моё "нет" тебя остановит, — устало резюмирует Александр.       В примирительном жесте совсем легонько пересохшими губами, прикасаюсь к ранке, переставшая обильно кровоточить. Это выглядит ребячеством, но у меня не было серьёзных отношений и готовности к ним. Аарон, на моё счастье, не выглядит унылым, а бодро ухмыляется, не требуя большего. Толкаю несильно в бок, чтобы не расслаблялся. Я ему ещё устрою "сладкую" жизнь!       — Ай-яй-яй, снова посягательство на меня, но без оплаты. Как же тяжело с тобой, — паясничает мужчина, но быстро меняет тон, напоминающий, что со мной старший принц. — Я так понимаю, что ты готова к разговору? Если да, то избавишь Анну от ужасной участи стоять под дверью. Уверен, ей не терпится на меня ещё раз накричать.       — Я её охотно поддержу, — невинно хихикаю, представляя эту предстоящую сцену. — Я готова.       Не верится, что это происходит наяву, спустя мгновение живая Анна влетает как вихрь, бедные петли скрипят(во второй раз переживаю за дверь), Северин покорным щеночком следует за ней. Я рада, что Александр к тому времени успел усесться в бархатное кресло, не создавая конфуз, что он делал в постели, потому что объясняться мне удаётся плохо.       Что ж...это будет весело.