Horrible dream

Сара привыкла к кромешной темноте. Привыкла стонать от боли. Привыкла дрожать от холода. Привыкла голодать сутками. Привыкла бояться его. Он приходил к ней в одинокую темницу каждый поздний вечер. Он зажигал своей пугающей магией свечи в канделябрах на каменных, пыльных стенах. Он материализовывал в руках, облачённых в неизменные кожаные перчатки, длинный, жёсткий кнут, и вертел его в руках, перебирал между пальцами, наклоняясь к заплаканному юному лицу и спрашивая: "Любишь?" Но каждый раз он получал отрицание в виде плевка в ухмыляющуюся физионимию, что сразу менялось на зашуганных глазах пленницы и источало лютую ярость. Каждый вечер гоблины наверху слышали громкие прикосновения кнута к избитой плоти вперемешку с рыданиями, чуть ли не лопающими барабанную перепонку. Каждый вечер слышали, как в соседней комнате бьётся изголовье кровати о стену. Каждый вечер в тряске встречали входящего в залу довольного правителя. Каждый вечер после тех злополучных тринадцати часов. Существа боялись, а она страдала и боялась. Она корчилась от мучений, доставляемым холодом, проникающим в обнажённое тело. От мучений, доставляемыми многочисленными, липкими кровоподтёками. От мучений, доставляемых осознанием стыда. От всех мучений, которые доставлял ей он. И вот снова она видит очертания до ужаса знакомой фигуры, тут же освещаемой огнём свечей. Снова видит эту лохматую причёску. Снова видит полы широкой мантии у сапог на высоком каблуке. Снова видит возбужденную от предчувствия выпуклость под тканью лосин. Снова видит, как приближаются его ноги к ней и как ненавистное лицо снова находится на расстоянии нескольких сантиметров от её. — Любишь? – произносит хриплый, низкий...

***

— Люблю! Люблю! Люблю! – закричала Сара, чувствуя, как вновь рыдания разрывают глотку, а горькие слёзы катятся по щекам. Девушка раскрывает глаза с мокрыми, пушистыми ресницами и встречается испуганным взглядом с встревоженным, в свою очередь, взглядом гостя сновидения. — Драгоценность, снова этот кошмар? – произносит с трепетной аккуратностью в голосе тот, приподнимаясь на одном локте и прижимая к голой груди свою любимую. — Да... – выдавливает из себя Сара, поджимая колени к своей груди, скрытой тканью ночной рубашки, в очередной раз позволяя себе выплакаться. Король гладит её по смоляным, мокрым от пота волосам, и, кладя голову обратно на подушку, целует в юный лоб со всей возможной нежностью. — Даже если бы ты не вернулась ко мне, я бы не позволил себе так обращаться с тобой в гневе от отказа, и ты это знаешь, сокровище, – нарушает молчание он, ещё крепче обнимая всхлипывающую Сару. — Ещё при первой нашей встрече я видел в твоих глазах глубокую влюблённость и знал, что может не сейчас, но позже ты точно останешься со мной. Успокоившаяся девушка подняла взор на мужчину и поцеловала того в тонкие губы. — Я правда люблю тебя. — Знаю, драгоценность, знаю, – улыбаясь, произносит тот, снова целуя.