зеркало, асфальт.
лучше лечь на дно.
что со мной не так?
и что тебе с того?
***
— наркотики — зло.
мы — не то, что мы едим, не то, что мы знаем или делаем. мы — простое местоимение.
— а что тогда добро, алён?
кирилл чувствует себя одной большой буквой, самой первой в алфавите, самой часто употребляемой в словах. звонкое а-а-а, троекратное «ура». кирилл растворяется вместе с последней гранулой. кирилл сгорает вместе с натурой и надеждой; растет с грибами, у них один мицелий, одна цель, одна корневая система. кирилл в бреду. то-о-онет.— смотря с чьей точки зрения, брат. это смотря как посмотреть.
алёна докуривает до фильтра и бросает в старую пепельницу из кокосовой корки. у неё же нет другого названия? в целом, келгеру, похуй. он не знает, о каком добре хочет сказать пивчик, но он точно знает, что сам для себя он — не добродетель. потому что добродетель будет хавать бады с утра, прописанные врачом. добродетель будет хотя бы ходить к этим врачам; лечить зубы; бросать курить. хотя, он, в отличие от кирилла, курит только сигареты. но у него и депрессия не какая-то особенно затянувшаяся, — обычная, русская, которая уже впиталась в темперамент и стала частью личности. алёна смотрит, как кирилл нюхает дорожку, и ничуть не препятствует. а кпд от этого? у него на сердце зажившая тату: «все и так всё понимают.» и кирилл, наверное, понимает. он же продает, ну почти. он же видел, ну наверняка. дорогого гламурного кирюшу приходится доставать то с притона, то с депрессивного периода. дружить с наркоманами — себе дороже. но леша оправдывается, что после рехаба его лучший друг относительный наркоман. раз в три месяца — уже благо. так и быть, компромисс со смертью.— ну, что для тебя добро?
— ну.. добро это любовь. добро это щеночка покормить, там.. помочь кому-то — добро. выслушать чужую точку зрения.
алёна поджигает вторую. кирилл шмыгает и запрокидывает кислотную голову. буквально кислотную, волосы в вырвиглазно-зеленый окрашены. яркое пятно посреди бесконечности старых квартир, неестественно веселая фотокарточка в луже рвоты. счастливое лицо и белозубая улыбка (спасибо дорогим врачам), а за ней — глупые поступки.— а эвтаназия для больного ребенка — добро? а аборт? а дать деньги бомжу на похмелиться? а убить себя ради страховки для жены и детей — добро, леш?
— это тоже добро, но относительное и субъективное. и вот.. в таком добре, типа, понимаешь.. минусов больше, да.
— но это же добро, брат, да?
— как для кого.
— потому что добро относительно.
— а я тебе о чем, чувак.
алёна убирает волосы с лица пивчика, целуя его в лоб, и умиротворенно крестит.— это чтобы если ты передознулся, ты попал в рай.
— с божьей помощью.
никого не жалко, никому не жалко. родина, поэма о родине.***
леша — поэма о диксоне, откуда он. короткая справка — поселок на севере россии, чье население стремительно падает. национальное достояние, так сказать. триста человек населения на данный момент, тоскливо, но факт. тоскливо — очередное имя алёны. он весь из себя диксон, северный нелюбитель жизни, северный романтик, безлюдный, непонятный, но со своим особым безмолвным заботливым жестом на каждого долгожданного гостя в маленьком промозглом мире. леша — россия. леша — не москва. леша — не кирилл. далеко не кирилл. даже не похож. он привязан к этому манипулятивному уебку с момента, как он дал за него нихуевый выкуп в ментовке. так и не смог понять этот шаг, потому что пивчик в его глазах никогда не был добрым и милым парнем, готовым на широкие жесты. скорее он был хитрым и юрким, подлым и убедительным. именно поэтому леша ждет подставы с его стороны, вот-вот кинут. уже как три года вот-вот кинут. кирилл — отдача от выстрела. ожидаемо, но ты, долбоеб необразованный, так и не смог выучить. каждый раз думаешь, что будет по-другому, вот-вот справлюсь, в этот раз точно учту и среагирую. да нет, нихуя. кирилл южный до мозга костей, темпераментный, резкий, и не затыкается ни на минуту. сломанное радио, переключающееся с волны на волну без какой-либо логической последовательности. его настоящее — ожидаемо. настоящее леши — почему так?***
— нет, блять, кир, стой, не закрывай глаза.
вонючая пена струится по щеке. слипшиеся волосы колышутся от сквозняка разбитых окон, по телу электрические импульсы боли и судорог, кирилл смотрит картинки, страшные картинки. ком безумия застрял в горле, затем обволакивает легкие, затем наживую режет живот, вынимая все внутренности, и тогда, всё что есть — обшарпанный потолок и страх-страх-страх. троекратное «ура». алёна тревожится и дрожит, так по-черному, где-то на периферии он уже заказывает гроб и выбирает венок. а конкретно здесь он колит налоксон. очередной передоз, если честно — один на двоих.— да ладно, леша, в рехаб на следующей неделе, леша, отвечаю, леша.. блять, придурок, сука! кто тебе верит, гнида, блять!
леша кривляет и всхлипывает. очередное доказательство слов о том, что если что-то хочешь сделать — делай сам. глаза чернеют, глоток воздуха, плевок пеной. нельзя звонить скорой, нельзя, нужно самому. нельзя подставить друга. лучше он умрет здесь, чем в тюрьме. здесь его хотя бы рады видеть.***
— как себя чувствуешь?
— фух, блять.
— этого достаточно.
пивчик получает хлесткий подзатыльник и сам себе обещает — в понедельник брошу. какое по счету обещание?***
кусок штукатурки падает прямо на макушку, сквозняк ощущается настолько привычно, что даже окно закрывать не хочется. уебищный матрас греет, но чисто потому что не на полу. икеевский стакан, купленный до времен так называемого занавеса, глоток воды, она чистая, немного нагретая (мама, до того как ушла от папы, говорила, что так нужно и так полезно. мама говорила, что нельзя принимать наркотики) — только она греет московской осенью. из потолка торчит провод и одна единственная лампа, обычно к вечеру она совсем не освещает, поэтому приходится обходиться гирляндой на обшарпанной стене, где больше холодного бетона, нежели обоев. в разбитом электрическом чайнике закипает отчаяние. но несмотря на всю безнадегу, здесь не хватает только леши и пары таблеток, ещё один раз, последний раз, последний-последний. не хватает алёны, чтобы упросить его обдолбаться с собой, чтобы с ним смеяться, хохотать до упаду, может быть блевать, может быть смотреть фильмы, обнявшись, может быть резать друг другу вены и доставать осколки прошлого, так беспощадно колющие изнутри. зализывать друг другу раны и долбиться в десна. но кирилл не думает, что дождется взаимности. леша не то чтобы правильный, скорее рациональный и взрослый. у них такая маленькая разница в возрасте, но такая большая разница образа мышления. посмотреть издалека, так леша — давно бросивший героиновый наркоман, сорокалетний рабочий, счастливый трезвости и новому дню. заботливый добродетель, воспитывающий детей; а кирилл — пятнадцатилетний долбоеб, сующий в свой организм всё, что туда входит, ещё не понявший ценности здоровья. безбашенный любитель рейвов и всего, что подпольно. на деле — ревущие двадцать два и двадцать три, и сплошной горький опыт. так вот, алёна. не хватает пятна его лица, не хватает ям его скул на лице, не хватает его живых рук, не хватает его, чтобы он лег рядом и пообещал сделать ремонт и никогда никуда не пропадать, поцеловал в лоб и перекрестил. пиздец не то, что его ломает, и не то, что потолок давно пора поменять. не то, что ему бы физраствор пустить по вене, и вывести всю вонючую кровь. пиздец то, что он такой никому кроме леши не нужен. а нужен ли леше? вот это пиздец. руки ноют от недостатка чужих рук. кирилл чувствует себя последней буквой в алфавите, слишком мягкой и уязвимой; и звонкой, как скрежет стекла: я-я-я, грустное «нихуя». кирилл из-под обломков ломок поднимается зажатым и едва живым солдатом, алёнино имя повторяя на каждом выдохе. он листает тг, в надежде найти проблеск их «мы». но мы — простое местоимение.леша, придт пожалуйста
лнш
лешаа
леш мне тебя не хватает
пойдем погуляем
ого весеннее обострение дэ? думал ты уже сдох там и не напишешь торчина бляяЯя келгер шутит и едко прикалывается, не намеренно строит равнодушного, это просто в его беспощадной природе, надуманное безразличие, внешняя корка льда, покрывающая с ног до головы. а внутри — духовный армагедон. внутри горят шахты, внутри метеоритный дождь, когда пивчику плохо.ахаха лол да причем лсенью
бля че братну октябрь
чувак, апрель у тебя психоз что лм? в умопомрачительном смраде трипов, наркотической яви, ажиотаже, перепутать временна года, чисто по сырости и по холоду, чисто по тому, что ничего не меняется. но кирилл обещает и свято верит, что что-то поменяется. плавает в критической массе обмана, ища маленькое теплое течение, которое сможет привести его домой. к маме. к леше. лишь бы не тюрьма и не могила. они встречаются в три, на пересечении двух улиц, на качелях, где виделись когда-то, когда кириллу было восемнадцать.— я теперь понимаю, как ты мог убить человека. мне щас вообще похуй, что у кого и как. а я тогда ахуел, вообще не выкупал, как ты это сделал, реально.
— ну, типа того.. только я это делал на трезвую.
— а кого ты уб-..
— а почему ты меня тогда достал вообще? как ты вообще узнал про меня? мы же даже, бля, знакомы не были, ты меня впервые в жизни видел.
оба пытаются протолкнуть то, что важнее, но леша подминает про себя, и проталкивает каплю сильнее. на лице немое «я никому ничего не скажу». закрыться в скорлупе, упороться недоверием, нажраться своей неправдой.— да там вообще тайны никакой, чувак.. у меня батя в ментовке работает, рассказал. я напиздел, что ты мой кореш, и достал тебя.
— нет, я спрашиваю, зачем? у тебя бабки лишние?
— прикол у меня тогда такой был. интересно было.
и по движению полузажатых сожранных губ, видно, что недоговаривает, уводит глаза. что-то не рассказывает. почему? а нехуй лезть в голову наркомана. поэтому алёна такой ответ принял за истину, поверил на слово. оба недоговаривают, но надо просто обоюдно сделать вид, что сказанное с обеих сторон — правда. потому что истинной правды, как и справедливости, не существует. лучше гулять по москве, полезнее. так называемый свежий воздух, в котором уже давно ни свежести, ни воздуха не осталось. дальше улыбаться, дальше курить сигареты, дальше тянуть беседы. тянуть трезвость. ловить надежду, падающую на голову, её остатки, как пыль из коробки с новогодними игрушками. кирилл, когда трезвый, такой классный, такой умный, такой уравновешенный и одновременно бешеный, такой заметный, такой замечательный. и всё сразу так просто. всегда бы ловить его таким живым, говорить ни о чем, покупать дешевые сырки, чай в кофейнях на вокзале, есть булочки из магнита; разрезать воздух тряпочными кедами, бегать вдоль многоэтажек, смотреть на последнюю истому солнца. очень по-подростковому, если честно. но когда вы бедные — это нормально. леше хочется пивчика обратно в рехаб, чтобы его там лелеяли и веселили, кормили макаронами с сыром и полезными таблетками. ему хочется реально сделать ему ремонт, или хотя бы на месяц перевезти к себе и следить за каждым шагом. а ещё, ловить и считать каждую новую улыбку. посадить на антидепрессанты и пихать их в горло, поглубже, чтобы тот корючился и отбивался, чтобы аж запищал и испустил дух, но принимал. чтобы лечился. леше хочется кирилла. пивчику хочется вернуть клочок жизни. показать, что счастье есть за пределами панельки, за пределами бесчисленных трипов. показать неописуемые закаты и рассветы, ледяное море, лазурный океан. по-крайней мере трезвые объятия. и в моменты, когда он может выцепить его из ревматического ада, он пытается выдать всё, что есть. как цыганки надевают всевозможные украшения на каждый выход «в люди», так и леша. отдает всю стипендию (всего себя, без остатка, до последнего клочка кожи, до последней капли крови), платит за всё, обнимает, толкается, носится с ним. всё, что угодно, лишь бы показать, что жизнь — вот она, у тебя в руках, всё ещё твоя. ты её уже терял, пожалуйста, не потеряй опять. давай она будет у тебя пришита к резинке на куртке, чтобы ты опять не уронил в снег.алёне так не хватает кирилла.
алёна затащит к себе домой, опять пить чай. есть сладкое, нормальную еду, греться на диване за просмотром второсортного сериала. разливает кипяток по кружкам и разбавляет холодной для кирилла, потому что знает, что он пьет только так, ему так нравится. он знает про кирюшу, кажется, абсолютно всё. он знает, что с кирюшей он однажды разъебется, разобьет голову в мясо, сломает ноги, руки и нос, но всё равно будет улыбаться. инфантильный идиот. даже закат с неприлично красными оттенками кажется в разы более настоящим, не картонным, не просто фотообоями посреди хрущевки. келгер смотрит то на закат, то на кирилла. на кирилла больше.— пожалуйста, перестань юзать. я тебя просил миллион раз, попрошу ещё раз, чувак, пожалуйста. давай я тебя в рехаб отвезу?
— чтобы я опять как в обезьяннике лежал? да ну нахуй, леш, я брошу и так.
***
— ну что, сука ты, теперь поедешь?
кирилл протирает вязкую липкую пену и щупает ранку от укола налоксона. поедет. куда он денется, бля.***
— бросишь? да ну? сколько раз ты обещал бросить?
— я брошу, алён, не еби мозги, ты как телка реально.
— тогда я заберу у тебя весь стафф, что остался. успокойся, не кричи, кир.
— да почему я должен не кричать? я че, бля, больной? не строй из меня инвалида, леша, со мной всё в порядке.
— ты скоро станешь им, если продолжишь долбить.
просить, сдыхая от напряжения – и вряд ли что-нибудь получать.
— у меня всегда будет стафф, который я раскидываю. даже если ты выбросишь мой.
— я лично сдам тебя твоей крыше, брат, серьезно. если ты будешь брать из чужого клада, тебе пизда.
леша не предлагает свалить, он не настолько диктатор. знает, что кириллу нужно платить за обучение. что кириллу надо как-то жить. в первую очередь, с такой работы просто так не уходят. с наркоманами надо медленно и постепенно. нет, с ними вообще никак не надо. особенно с такими как кирилл. нельзя с его прозрачными глазами, с его убитыми краской и веществами волосами. нельзя с его выпадающими зубами, половину из которых он заменил за огромные бабки в стоматологиях. пивчик — нельзя. а я всё равно буду.— ты не будешь забирать стафф. ну.. или дай упороться последний раз. просто последний раз, окей? у меня небольшая доза с собой, хорошо, алён?
теперь он так сладко лепечет, резко перейдя с грубого тона, как будто пожар накрыли одеялом. главное, чтобы накрыли плотно, и оно тоже не загорелось.— и потом я тебе всё принесу, окей?
леша слушает и смотрит, слушает и смотрит. теперь просто смотрит. ему тяжело верить пивчику, и он знает, что самая-самая долгожданная последняя доза никогда не бывает последней. выстрелы обязательно прогремят ещё, если ружье в руках психопата выстрелило единожды, значит вся жизнь будет одной сплошной перестрелкой. только вопрос с какими промежутками. но леша хочет поверить. ещё разок. ещё одна доза любви (лю-боли), ещё одна доза доверия. такой хороший день, так ведь? кирилл же замотивирован хотя бы, верно?ха-ха.
инфантильные идиоты в стране других инфантильных идиотов.
пе-ре-доз.
и только всхлипы среди белого шума.***
— и ты поедешь сейчас. твоя блядская последняя, сука, могла быть последним, что ты в своей жизни увидел!
— ты мне не мамка, чтобы меня отчитывать, долбоеб ты!
— я тебе щас жизнь спас, идиот. хватит меня хуесосить.
— да я тебя не просил меня спасать.
крик перешел на шепот. пивчика мутит, вертит, шатает, хуярит. голова вот-вот взорвется, и оттого он зажимает челюсть так, что зубы вот-вот треснут. держит слезы от того, как хуярит. от того, как заебала эта бесконечная карусель, этот бесконечный рейс в никуда.— леш, прости.
леша, лешенька, алексей, родненький, милый, не бросай меня. я не хочу, чтобы опять было больно. я так скучаю, леша, останься со мной ещё на часик, останься на ночь, спи на новом белье, я потрачу все деньги на тебя, убей хоть всех-всех-всех в этом гребаном городе, я дам за тебя выкуп. только не бросай. человек всегда остается в том возрасте, в котором стал зависим. пивчику вечные шестнадцать. каждый год, снова шестнадцать. с мимическими морщинками и ранами жизни, с новой искренностью, с новой явью.— сегодня уезжаешь.
***
— это чтобы если ты передознулся, ты попал в рай.
— с божьей помощью.
никого не жалко, никому не жалко. родина, поэма о родине.нет.
может и жалко. может и страшно. даже россии страшно, даже келгер иногда кричит, даже безмолвие может выть. кирилл вытирает порошок из-под носа и втирает в десна, ловя чужие пустые глаза. у леши они самые красивые, но самые грустные последние пару лет.— да ну, лешенька, я же дозирую, ну.
— да я вспоминаю, типа.. твои прошлые передозы.
нихуя не прошлые передозы. он вспоминает, как кирилл в первые полгода после рехаба был живее всех живых. как он даже не прикасался к выпивке, даже к травке, что уж говорить о солях и колесах. что потом сломалось? когда всё снова пошло не так? куда делась реинкарнация? пивчик точно воскреснет на рассвете? внутри алёну неприятно покалывает, что-то стучит в правом ухе.— нееет, больше передозов не будет, лешенька, алёночка, серьезно. ты не веришь мне? я же сказал, что брошу, я бросил.
пивчик держит его за плечи.— если ты был алкоголиком и бросил, ты же можешь выпивать по праздникам, да? а ты знаешь, выпивка мне неинтересна, и я не алкоголик. слышишь, леша? ты же слушаешь меня?
— да, да, родной, слушаю тебя.
— ты — настоящее добро, алёночка, понимаешь?
черные зрачки постепенно сжирают лазурь глаз, и леша смотрит на это таймлапсом. а потом снова и снова проигрывать это воспоминание и винить-винить-винить себя. но потом алёна переключается на голос. на убаюкивающий и хриплый, бархатный, шелковистый голос, как кошачьи хвосты и лапки, как хлопковая простынь.— сделаешь чай, алёночка?
но алёна не отвечает. расправляет руки и ими же вжимает пивчика в себя. как будто пытается сожрать всем телом, как будто впитывает — будь со мной всегда, не отпускай, кирюша, ты самый лучший из всех, кого я знаю. ты же самый умный из всех, кого я знаю. я всё тебе расскажу и покажу, только не уходи, не исчезай. я покажу тебе север, юг, твое я разлетится по всей россии крышесносным градом.— ха-хааа, да ты чего..
кирилла ласкают ангелы и трип соскальзывает на голодную голову, обволакивает, остается налетом на языке и щелкающей челюсти.— на самом деле — любой человек способен на убийство. вопрос в том, как ты будешь с этим жить.
— и как тебе живется с этим?
— с убийством — так себе. с тем, что за это посадили моего друга — вообще ужасно.
— прозвучит идиотски, но.. у тебя есть я? это так себе успокоение, полагаю? сильно эгоистично?
— да на самом деле.. кроме тебя мне нихуя и не надо, знаешь, кир. я вообще не знаю, что я в тебе такого нашел, но мне с тобой хорошо. и я хочу, чтобы тебе было хорошо. очень хочу делать тебе добро. объективное добро, понимаешь, брат?
кирюша, мне так грустно, что я оставил столько позади ради тебя. кирюша, прости, это созависимость. кирюша, я тебя люблю, я не хочу слезать с иглы. я не хочу выключать игру.— я тоже хочу делать тебе добро, алёночка. я бы всю химию бросил, лишь бы ты улыбался, честно.. просто..
и кирилл ищет оправдания, так старательно собирает каждую буковку в слова, но не одного полного предложения не получается, ничего не выходит, в голове туман, в голове психоделический рок из шестидесятых вместо привычных рейвовых басов, это немного странно, но не так сильно смущает, как то, насколько горячо алёна дышит в макушку. это тепло расходится по телу сверху вниз, и бумерангом обратно, в чужие сухие губы. в умопомрачительном смраде трипов, наркотической яви, ажиотаже, я всё ещё проснусь, задышу, и полюблю тебя. я буду пить воду и любить тебя, заправлять кровать и любить тебя, идти в вуз, и любить тебя уже там. по пути в чистилище, моя любовь не угаснет.— прости, алён. сделаешь чай? сладкий чай, пожалуйста.
— мгм.
леша уходит, оставляя в этой же комнате все рассуждения о правильном и неправильном. стоит проявить стоицизм, всё же в порядке? всё должно быть в порядке, и этот шум в ушах не должен так пугать. и его доверие к наркоману не должно пугать. он жив сегодня, был жив вчера, и будет жив завтра. к тому же, он знает что делать в случае передоза, у него есть все препараты. аптечка на месте. даже у кирилла в квартире она на месте, а они сейчас именно там. только чай будет найти проблематично, он ещё не успел разложить всё после ремонта на кухне, так что придется порыться в коробках, пока кипит чайник. минута, две, три, пять. нашел, порядок. ведь несколько минуток не могут быть решающими, да? сладости на красивых тарелочках, он старается задержаться на кухне подольше, задержать дыхание под водой, как будто он зайдет в комнату и утонет. всё потому что он давно признал и понимает, насколько ему отвратительно сидеть с пивчиком во время очередных трипов. как будто он напрягается всем телом сразу, и каждое хихиканье отдается в голове шумом поезда, проезжающего по твоей черепной коробке. приятнее даже отхода, ломки, похуй. потому что это тернистый путь к спасению. в то время как его кайфы — быстрый спуск в ад. и леше по-русски тоскливо, что он добровольно отправляет его по этой дорожке. толкает на велосипеде прямо в обрыв. оставь мысли, он будет в порядке. он взрослый человек, он умный, он умнее, чем кажется. он бросит. келгер выдыхает бесшумно, как будто весь мир одновременно отключили. берет поднос и несет в комнату, вдыхает, и весь мир реально ставится на ноль, всё замирает, и кружки в воздухе замирают, а потом падают без дребезга. и кипяток на ноги не больно. больно по-другому. из-под кожи кирилла исходит ослепляющий свет, кирилл вздымается в воздух и слышимость нулевая. кирилл лежит в собственной рвоте, оставившей на диване разносортные желчные пятна; изо рта валит пена, опять. хрипы и судороги, давящие на все органы сразу. такое чувство, что сейчас все его артерии разом полопаются, и, бам, он падает на пол. белая футболка измазана остатками обеда и пылью с пола, весь мир одновременно сошел с ума, весь порос плесенью и мхами. леша бежит за аптечкой. и такое впечатление, что засовывает в неё руку по локоть. такое ощущение, что он по макушку в зыбучих песках. нет, блять, в черной дыре, в точке невозврата. кирюша, подожди, две минутки, я тебя достану, поживи ещё немножко, подержись на этой стороне, не уходи на дно реки. рука целиком утопает в аптечке, леша её потрошит, сбрасывая баночки и блистеры на пол, одни разбиваются, другие громыхают. псы достают шершавые языки и лижут алёне челку. солнце разрывает небосвод. самолет падает в воду и никто из пассажиров не выживает. в мире новая эпидемия, неподвластная вакцинам и лечению. экологическая катастрофа. пятнадцатая мировая война. атомный гриб восходит над горизонтом вместо луны.пустая ампула препарата.
леша бросается обратно в комнату, больно падает на колени, поднимая голову кирилла. заболевший и измученный, в умопомрачительном смраде трипов, наркотической яви, ажиотаже, только доживи пару минуток, останься здесь. леша себя винит. это всё ты-ты-ты, и твой позор разлетится по всей россии крышесносным градом. мы — простое местоимение, но хочется произнести его ещё хоть раз.— кирюша, пожалуйста, мальчик мой, я тебя так люблю, кирилл, две минутки, я вызову скорую, подожди, кир.
лепечет, держа на руках его саморазрушение в человеческой форме. костер для его детей. окончание его жизни. предвестник его личного апокалипсиса, таймер его бомбы. келгер вызывает скорую навзрыд, закуривает от слова совсем. теперь ждать. время останавливается, он считает минуты и секунды, трогает пульс, холодная шея и кожа синюшная, как у утопленника. глаза закатываются периодически. больно-больно-больно. кирилл себя вообще больше ничем не чувствует.— кирилл, подожди, ладно? не закрывай глаза только, только не засыпай.
я виноват, я это допустил, я это сделал. это моими руками. это уничтожение, это страх, это смерть по-московски, любимое блюдо, жри и наслаждайся. глотай, визжи, вырывайся. ты отдал за это свои года. что посеешь, то и пожнешь. держит на руках, на них течет пена, он поднимает его голову, было бы отвратительно, если бы он просто подавился рвотой или проглотил язык. леше мерзко от собственного бездействия, разум скулит от бессилия. леше мерзко от того, как слезы падают прямо на чужие щеки. мерзко не от бардака, не от телесных жидкостей на полу, не от подергиваний, и даже не от ноющих ожогов на ноге или разбитых чашек и разлитого кипятка у входа в комнату. кожа, убитая черными точками и прыщами. сухие волосы, синяки под глазами, скулы от нездоровой худобы, больничная роба, погребальный венок. шторм на море обещался сойти к понедельнику. в итоге затопило побережье.в 17:25 констатируют смерть.
именно тогда по ощущению каждая клеточка тела леши методично сгнивает в агонии. именно когда его лучшего друга заворачивают в черный пакет и закрывают застежку. хочется ещё раз посмотреть в его глаза. мертвый приятель, слишком рано. он показал ему неописуемые закаты и рассветы, ледяное море, лазурный океан. но так и не смог вылечить. потому что леша не психиатр и не хирург, потому что леша не врач. потому что леша инфантильный придурок. потому что у леши сердце слишком наивное и доброе. почему я сделал это? почему он ушел? почему он оставил меня? почему всё так? почему плохая концовка, почему я допустил это? как он мог? как я мог? собирает по крупицам воспоминания, обещая никогда не забыть его голос и его лицо. по лицу эпилептически скользит мигание огней сирены. приоткрытый рот почти не глотает воздух. один передоз на двоих, одна смерть на двоих. кирюша, я убил человека второй раз, и мне так тяжело жить с этим.мне видится, что я — лесной пожар.