Devil on my shoulder

Это мир, где души связаны. Мир с отсутствием выбора. Мир, где даже Смерть не в силах что-то изменить. Револьвер на тыльной стороне ладони горит огнём. Тод ненавидит эту отметку, дерет кожу, скрывает ее за длинными плотными перчатками. Он не оставляет ни одного куска тела оголенным. Никто никогда не будет вершить его судьбу, это он управляет судьбами других. Поэтому, когда приходит срок маленькой Элизабет, он говорит Вселенной «нет». Он сделает ей подарок, он даст ей фору в пару лет. Пусть девочка надышится жизнью, она ей слишком идет. Наивная. Тод понимает ее как никто другой. Они читают стихи, гуляют, ездят верхом. Элизабет искренне верит, что ей удалось урвать в этой жизни все. Ее родственная душа — сама Смерть. Это кажется чем-то загадочным, но не пугающим. Тод ведь хороший, он не причинит ей вреда. Девушка всегда была уверена, что ее судьба окажется каким-нибудь поэтом или писателем. Мужчина мягко ведет рукой по перу на ее предплечье. Молча улыбается и многозначительно отводит глаза на просьбу снять перчатки. Элизабет не настаивает, она ему беспрекословно доверяет. Возможно, она всегда неправильно интерпретировала этот знак. Подделать метки невозможно, но и найти недостающую частичку души близко к этому понятию. Лишь единицы обретают счастье. А есть те, кому ещё хуже — они находят друг друга, но слишком поздно. Бывают те, кто друг друга ненавидят, те, кто уже устроил свою жизнь и не собирается ее менять. Люди давно позабыли понятия родственных душ. Когда Элизабет узнает о предстоящем браке, то даже не удивляется. Стоило ожидать чего-то подобного. Но сам император — это что-то немыслимое… Можно объяснить всем, что ты уже обрела счастье, но как сделать это, если твой суженый не совсем человек? -Покажи метку, мы сможем доказать, что моя родственная душа уже найдена, -Элизабет до последнего надеется остановить этот брак. Сердце отбивает бешеный ритм, Тод нужен ей сейчас как никогда. Кажется, пришло ее время. Мужчину впервые объял ужас. Что будет, если она действительно найдет того, кто ей предназначен? Тогда для Смерти места не останется. Прости дорогая, пора умирать. Элизабет вглядывается в его нечитаемое лицо, ожидая ответа. Руки сковывает дрожь, а к глазам подступают слезы. Нет, она никогда не плачет. Эмоция быстро сменяется, и огонь охватывает тело и разум, заставляя срываться на крик: -Ты врал мне? Все это время? -По сути, я ничего не говорил, -Тод не может смотреть девушке в глаза, ее слишком много. Глядит отовсюду, давит, душит. -Ты знал, что я тебе верила, -столкновение ладони с чужим лицом отдается неприятным звуком. Мужчина не дает ей убрать руку, хватает в районе никогда ничем не сокрытой метки — Элизабет гордилась ей. -Разве тебе не нравилось наше общение? К чему такой подход? Зачем тебе родственная душа, если тебе уже хорошо, -Смерть и правда никогда не понимал подобной логики, это раздражало его. -Ты никогда не поймёшь, у тебя нет души, -слова отдаются болью в очень даже существующем сердце. Хватка ослабевает, позволяя девушке вырваться и все же уйти. В комнате не остается ничего живого. В душе Смерти не остается ничего. *** Тод зовёт ее каждый раз, он не дает ей покоя, терпит крики и каждый раз возвращается. Рано или поздно она выберет его. Другого исхода не будет, Смерть вершит судьбу самостоятельно. Элизабет мечтает о покое, об освобождении. Она держит сына на руках, кладя руку ему на сердце. Револьвер, слишком большой для для детского тела, заставляет содрогнуться. -Может, им суждено встретиться на войне, -муж склонен верить в лучшее. Он с улыбкой и толикой гордости любуется знаком новоиспеченного кронпринца. -Не думаю, что ему повезет найти родственную душу, -Элизабет давно отчаялась. Но все равно продолжает верить в судьбу. Стихи вселяют надежды, истории о тех, кто был счастлив вместе с тем, кто был ему предопределен. -Его душа уже отписана империи, -Франц Иосиф смеется, вызывая у женщины отвращение. Империя не стоила ни одной вложенной в нее души. Она должна была рухнуть. *** Содранная кожа больно саднит, но удовлетворение пересиливает любые ощущения. Метка, когда-то покрывавшая руку исчезла. Счастье заполняет разум, распространяется по всему телу. Лезвие дрожит в руке, а Тод старается не замечать появившееся чувство опустошенности, которое теперь беспрерывно следует за ним. Головные боли, необоснованная тревога и тошнота — человеческая часть захватывает разум. Смерть не остановится ни перед чем. Темная комната кажется слишком большой для маленького ребенка. Тод никогда не понимал подобных решений. Желания знакомиться с маленьким кронпринцем не было, но он может оказаться полезен в будущем. Тихие всхлипы — единственный звук, заполняющий пространство. Он совсем не похож на мать. Слишком податливый, слишком доверчивый. -Кто ты? -Я друг, -Тод улыбается и Рудольф верит. Рудольф верит, потому что боль под сердцем впервые за много лет пропадает. Потому что незнакомый мужчина кажется надежным. Его хочется обнять и не отпускать, ведь стоит ему отдалиться и боль возвращается. Кронпринц уже и не знал жизни без нее. Тод не привык к подобному вниманию, к такой открытости. Вскинув брови, он лишь аккуратно отдаляет наследника от себя: -Побереги всю нежность для своей родственной души, думаю, она не будет против, -насмешка должна умерить пыл эрцгерцога, но его глаза лишь загораются в темноте: -У меня нет метки, -радостно сообщает он, возвращая руки на плечи Смерти. Тот может лишь смириться, отвечая на объятия впервые за долгое время не дрогнувшими руками: -Разве могут быть люди без метки? -Я рад, что у меня ее нет. Я могу выбирать сам, — Рудольф слишком быстро осмелел, но он не волновался по этому поводу. Мужчина был первым человеком во дворце, кто позволил себя обнять. Это было что-то вроде неисполнимой мечты, которая наконец сбылась. Мальчик сжал руки сильнее, будь Тод живым — давно бы ощутил нехватку воздуха. Но сейчас он чувствовал себя очень даже комфортно. Даже голова не болела. Неизвестно, сколько они провели в таком положении, но спустя время мужчина заметил, что хватка слабеет. Он хотел было уложить Рудольфа, но тот вновь вцепился в него всеми конечностями, капризно спрашивая: -Ты не уйдёшь? -Нет. Можешь не пытаться изображать из себя клеща, -Тод почти бесшумно рассмеялся, не желая нарушать покой мальчика. -Я никогда не видел клещей, -кронпринца очевидно не на шутку озадачил данный вопрос. -Не думаю, что это большое упущение, -Смерть не стал уходить. Охранять покой его высочества не казалось чем-то сложным, даже доставляло удовольствие. Тод не знал, с чем это связано, возможно, сын Элизабет был воспринят им как ее продолжение. Даже мысль об его отце не вызвала отвращения. А возможно, подкупало отсутствие метки. Мужчина никогда не слышал о чем-то подобном. Он даже завидовал, но эта зависть не разливалась ядом по телу. Это чувство можно было скорее сравнить с радостью за другого. Сама Смерть желает хорошего человеку? Немыслимо. По-видимому, Рудольф был сбоем в матрице, так что не стоило удивляться подобным ощущениям. Уже утром, кронприц понял, что шрам на груди болел не так сильно, как раньше. *** Тод всегда держал свое слово, он действительно приходил по первому зову. Иногда это раздражало. Рудольф был на редкость капризным ребенком. Мужчина старался убеждать себя, что это все во имя благого дела. Моментами даже было весело. Несмотря на частые жалобы, мальчик оказывался на редкость интересным собеседником. Тод забывал о том, что тому и десяти нет. Кронпринц был его личной панацеей. Голова, по крайней мере, действительно проходила. Когда придя на очередной зов, Смерть не обнаружил ничего, что могло нести угрозу для жизни наследника, то лишь тяжело вздохнул. Рудольф, кажется, и не заметил его появления, он давно перестал реагировать на что-то подобное. «Никакого инстинкта самосохранения», -пронеслось в голове мужчины, прежде чем он увидел, чем так увлечён юный принц. Огромный белоснежный кот грелся в лучах солнца неподалеку от них. -Тод! -тихое шипение лишь подтвердило самые глубокие опасения Смерти. Ребенок буквально накинулся на него, хватая за рукав и утягивая за собой вниз. От жертвы их отделяла пара кустарников, которая при всем своём цветении не могла скрыть притаившиеся фигуры. Мужчина мог лишь аккуратно пытаться освободить свою руку из чужой хватки и не производить лишнего шума. Спустя пару секунд наблюдения Рудольф все же уверенно произнёс: -Я хочу кота. По-видимому, мальчика не устроили вопросительно вскинутые в ответ брови. А что Тод мог сделать? Животные боялись его, постоянно избегая. Когда-то давно он одаривал Элизабет красивыми речами, что готов исполнить любое ее желание, будь то даже звезда с небосвода. И в теории, если бы она попросила, то Смерть мог бы попытаться. Но поймать кота… Задача действительно непосильная, тем более, если вспомнить о вечно сопровождающем его треморе. Тод окинул руки печальным взглядом, но не увидел уже ставшей привычной дрожи. Неужели прошло? Он не успел об этом подумать, услышав со стороны тихие всхлипы кронпринца. Опять. Мужчина часто наблюдал за ним, он знал, что Рудольф не плакал, когда его били, не плакал, когда его ругали или наказывали, не плакал, даже когда очень хотелось. Но в присутствии Тода слезы юного эрцгерцога текли сами собой. Что до его друга, то он считал это отдельным видом пытки. Его Величество Смерть не любит прикосновения, нежность, романтику, а ещё он не может устоять перед детскими слезами. Кот явно не был рад его приближению. А Тод, наверное, впервые в жизни так паниковал. Ещё ни один его контакт с животными не закончился чем-то хорошим. Кажется, Элизабет ещё давно старалась приучить его к лошадям, но те пугались лишь от одного его вида. Эта тварь была чуть смелее, раз ещё не смела двинуться с места. Мужчина преодолел половину пути. Отлично. Что дальше? Никто не готовил его к такому. Одно дело забирать жизни, другое — контактировать с представителями животного мира. Рудольф за его спиной даже как-то притих. Может стоит дать коту уйти, а его простят лишь за попытку? Что ж, нет, этот ребенок всегда получает, что хочет. -Хватай его, -шепот из-за кустов лишь добавляет напряжение. Животное во все глаза пялится на надвигающуюся тень, ничего не предпринимая. Один рывок, и пути назад не будет. Тод не успевает моргнуть, как кот срывается с места. Отчаяние уже почти заполнило его, когда он обернулся. Сообщить кронпринцу о неудаче — сообщить императору о проигрыше в войне. Но то, что он видит окончательно ввергает его в шок. Животное, возможно, немного нервно, но сидело на руках у Рудольфа. Когти впивались в чуть больше нужного размера военный мундир, а на лице мальчика играла победная улыбка. Тод не мог злиться. Не получалось. -Ты ему понравился, -эрцгерцог явно упивался достигнутой целью, гладя кота по загривку, -я пытался поймать его несколько часов. -Столько свободного времени, -мужчина лишь усмехнулся в ответ, зная расписание Рудольфа наизусть. -Я ушел с тренировки, -ни капли стыда в ответе. Ему явно недоставало воспитания. -Влетит потом, опять будешь плакать, -Тод хотел упрекнуть его, подобные манипуляции должны стать незаконны. Рудольф пожал плечами в ответ. Влетит ему и так — повод всегда найдется, так почему же он должен всех слушаться? Он был готов повиноваться лишь тем, кого любит. А в его маленьком мире таких набиралось пока только двое. Но и им знать об этом было необязательно. -Погладь его, -кажется, это приказ, и его ослушаться нельзя. Тода веселила эта манера. Ещё никто никогда не пытался ему указывать. Кот лишь дернулся, когда мужчина к нему приблизился. Тоже больно смелый. -Перчатки сними, неудобно же, -Рудольф видит, что друг напрягается, но не понимает причины. Впрочем, это длится недолго. Спустя пару секунд Тод действительно снимаем перчатки и твердой ведет рукой по белой шерсти. Животное не будет долго сидеть ну руках, им придется скоро расстаться. О том, сколько мальчику дозволено, Смерть подумает потом. *** Эпизод с перчатками не выходит из головы, Тод и сам не знает, что это было. Минутный порыв, желание порадовать без корыстных мотивов. Такого не было никогда. Рудольф даже не рассматривал чужие руки, ему было абсолютно плевать, что скрывалось под тканью. Возможно, он ещё многого не понимал, но это же и доставляло так много проблем. Он начинал занимать слишком много места в жизни Тода. Проще об этом не думать. Время расставит все на свои места. Рудольф уже достаёт мужчине до носа, а капризы не уменьшаются. Разве что становятся не такими явными. -И что опять? -Тод уже не удивляется, видя уткнувшегося лицом в колени юношу. Тот лишь тяжко вздыхает в ответ, отворачиваясь ещё больше. Смерть привык к чужим замашкам, он знает, как к тому подступиться. Никто никогда не был готов терпеть нытье от кронпринца — эта мысль заставляла мужчину нервно содрогнуться. Чем он отличался от других детей? Почему он не заслуживал родительской ласки? Тод понимал, что никогда бы не стал терпеть детские слезы. Но Рудольф уже давно не ребенок. Рудольф, к большому страху Смерти, стал частью его жизни. Пара минут молчания, и вот, он уже сам выдает, что его беспокоит: -Они все смеются надо мной, -юноша злобно утирает нос рукой, -над тем, как я танцую. Тод заливисто смеется в ответ, заставляя кронпринца лишь больше хмуриться. Мужчина иногда наблюдал за безнадежными попытками преподавателей научить Рудольфа танцевать. Эти дамы из высшего общества, которые никогда не думали о других. Ничего не объясняя, они заставляли мальчика бессмысленно крутиться по комнате, сетуя на отдавленные ноги. Годы шли, а кронпринц так и не мог понять принципа движения — каждый бал становился для него пыткой. Тод уже знает к нему подход. Рудольф любит касания. Иногда Смерти казалось, что тот был одержим этим. Юноша не сопротивляется, когда друг поднимает его на ноги, вынуждая заключить себя в объятия. Лицо заливает краска, а под место под сердцем начинает гореть. -На сегодня я твоя партнерша, -Тод лишь усмехается, видя недоумение на лице эрцгерцога. Смерть не будет его жалеть, хотел танцевать — научится. Руки Рудольфа предательски ослабевают. Мужчину практически невозможно ассоциировать с утонченными леди. Он все ещё был выше него и явно сильнее. Опустив голову, юноша нервно смял ткань чужого пиджака. -Веди, -приказал Тод, отступая назад, -вперед, в сторону, назад. Раньше мужчина часто посещал балы. Не то чтобы ему нравилось, но ради встречи с императрицей он был готов пойти на все. Украсть один танец, лелея надежды, что тот может стать последним. Адреналин в крови зашкаливал, заставляя метку пульсирующе болеть. А потом от этого пришлось отказаться. Когда Тод первый раз запутался в ногах, то казалось, что мир рухнул. Он не имеет права на ошибку. Он не может от этого отказаться. Но пришлось. Смерть сам обрек себя на вечные муки, отказавшись от дара судьбы. Он бросил ей вызов, а теперь пожинает плоды. Спустя пару минут и десяток тяжких вздохов Рудольф все же смог поймать ритм. И мужчина забылся. Мысль о том, что он ещё ни разу не оступился билась где-то на подкорке. Возможно, дело было в том, что Тод занимал ведомую позицию, полностью отдавая власть кронпринцу. Этот танец нельзя было сравнить с их Элизабет войнами. Они боролись за власть, насмехались, издевались и ненавидели. Ни один из них даже не допускал мысли о том, чтобы уступить другому. Рудольф желал бы быть ведомым. Он легко мог подчиняться, на него можно было надавить и вывести на эмоции. Но Тод не делал ничего из этого. Вместо этого он открывал душу, мгновенно становясь уязвимым. Он вручал себя молодому эрцгерцогу без тени страха. Смерть ещё возьмет с него плату за свою доброту и терпение. Отзвуки музыки из бального зала слышны повсюду, но они давно уже сбились с ритма. Тод останавливается, лишь когда чувствует тяжесть в ногах. Отказ от метки заставил его человеческую часть несколько возрасти, что доставило ещё больше проблем. Он тоже нуждался в отдыхе. Рудольф, не ожидавший прекращения движения, может только упасть ему на грудь. -У тебя есть сердце, -Биение идет в такт звучащему вальсу, вызывая на лице юноши странную улыбку. -А ты думал, что я бесчувственный? -Тод вскидывает бровь, одаривая кронпринца вызывающим взглядом. Тот, пользуясь возможностью, не выпускает собеседника из объятий, несмотря на остановку. -Просто никогда об этом не думал, -Рудольф радуется чему-то своему, пока мужчина пытается скинуть его с себя. -Оно и видно, что ты не думаешь, -Смерть исчерпала свой запас нежных чувств на сегодняшний день. Хотя, о каких чувствах может идти речь? Это все должно закончиться его игрой. Эрцгерцог лишь морщится на подобное заявление, самостоятельно отталкивая Тода от себя. Он никогда не будет воспринимать его серьезно. Яд обиды и злобы различается по венам. Извечная боль возвращается, несмотря на чужое присутствие. А ведь все было так хорошо. *** Болезнь уносит все больше жизней. Смерть не может выделить свободной минуты. Чем больше душ на его счету — тем более он ощущает усталость. Тод никогда не испытывал нужды в еде, но сейчас ноющее чувство в желудке заставляет его найти ближайшее заведение. Кажется, что голод поглотит его полностью. Уличный холод теперь становится обжигающим, вынуждая мужчину кутаться в меховое пальто. Слишком непривычно, слишком по-человечески. И есть ещё кое-что. Это чувство Тод знал и раньше, но никогда не думал испытать вновь. Желание быть с кем-то, просто говорить, чувствовать присутствие человека рядом. В этот момент Смерть не думает об Элизабет. Смерть умирает, он не покажет ей свою уязвимость, ни за что. Но у него не так много людей, к которым можно пойти. В комнату Рудольфа не проникает ни капли света, вынуждая Тода привыкать к темноте. Он чувствует присутствие ещё одного человека. Это кажется странным, ведь кронпринц обычно скуп на приятные разговоры. -На твоем месте я бы его ненавидела. Просто взять и отказаться от своей родственной души — где это видано, -голос Элизабет, словно удары, разносится по комнате. Мужчина отступает дальше в темноту, оставаясь незамеченным. Глаза уже привыкли, и силуэт Рудольфа становится еле заметен за грудой подушек. Тоже свалился из-за бушующего вируса? О какой родственной душе идет речь? Насколько Тоду было известно, метки у кронпринца не было. Они никогда не обсуждали эту тему, ставя на нее табу. Каждый знал об отношении другого к вопросы связанных судеб. Что же теперь? -Я уважаю чужой выбор, тем более, если это выбор моей родственной души, -голос юноши звучит хрипло и устало, но в тоже время дает понять, что вопрос не требует обсуждения. Но Элизабет остановить невозможно: -Я знала, что все так закончится, как только увидела этот проклятый револьвер. Тода пробирает дрожь, а дыхание учащается. Количество вопросов лишь увеличивается, а ответы на них отсутствуют. Он видит, что Рудольф только ещё больше хмурится в ответ, вынуждая мать уйти. Мужчина не знает, хочет ли он получить ответы, слишком большое количество чувств снедали его изнутри. Смерть выступает из тьмы, являя себя кронпринцу. Рудольф выглядит слишком уж бледным и истощенным. Он больше не раздражен, но и не рад встрече. Что ж, когда это все должно было подойти к концу. -Ты все слышал? Я могу повторить, я уважаю любой твой выбор, так что все нормально, -юноша заходится в непрерывном приступе кашля. Несмотря на это, лицо его постепенно обретает цвет. -Как ты понял? -вопрос, который волнует Тода больше остальных. Желудок сжимается. Он уже испытывал подобное когда-то. Когда все плохо закончилось. -С тобой было не так плохо, -Рудольф усмехается, но мужчине совсем не смешно. Он понятия не имел, что он мог сделать. Когда Тод уничтожал свою метку, то не думал, что будет с его родственной душой. Он часто плевал на людей, да что уж там, он забирал их жизни. Умрет — какая разница. Но когда речь шла о Рудольфе, вся ситуация начинала представать в несколько ином свете. Кронпринц всегда был изнеженным в его глазах, но в тоже время обделенным вниманием. Целью Тода было втереться в доверие и облегчить его взросление до определенного момента, юноша просто не мог постоянно страдать ещё и из-за него. Тод должен был спасать, а не топить. Внезапно пазл сложился. Все стало на места. Смерть считал кронпринца своим спасением от головной боли, даже несмотря на его нестерпимый характер, но если все дело было лишь в метках… Насколько сильной была боль, что Рудольф так явно чувствовал ее облегчения? Насколько сильной была боль, что из-за отсутствия друга он не мог встать с постели? Что будет, если Тод умрет? Его величество Смерть всегда убеждал себя, что кронпринц лишь пешка в его игре, но сейчас отрицать было бесполезно — он явно вырос в статусе. Кронпринц перестал быть посторонним. Тод планировал его смерть в будущем — надеялся, что материнское сердце долго не выдержит, и Элизабет последует за сыном. Да и Рудольф своими действиями сам сведет себя в могилу. Ситуация располагала — грех ей не воспользоваться. Стоит ли извиниться? Тод никогда не делал этого ранее, но… Рудольф перехватывает его правую руку и по телу будто пробегает заряд тока. -Ты же знаешь, что я всегда хотел выбрать сам. Я благодарен тебе за такую возможность, -Эрцгерцог дарует ему больно уж добродушную улыбку, а Тод лишь ненавидит его за это. Руку хочется вырвать, но Рудольф отпускает первым — он привык, что его друг не жалует прикосновения. Кажется, Смерти никогда не разгадать его. Кронпринц не жаловался, когда с ним плохо обращались, не плакал, когда испытывал неистовые боли, но закатывал истерики, как только Тод покидал его. Кого он хочет себе выбрать, если не его? Тод лишь ненавидит его, но не может покинуть. Жгучая злость сжирает изнутри, а за ней следует очередной приступ усталости. Он давно не спал, все никак не привыкнет, что нужно это делать. -Я останусь, -говорит Тод, опускаясь в кресло напротив кровати. Рудольф всматривается в чужое лицо, ища ответы на лишь Богу известные вопросы. Мужчина теряется и радуется, что их окутывает ночной мрак. Лицо предательски горит и он с опозданием добавляет, -Сегодня. Тод не видит, что лицо Рудольфа принимает серьезное выражение, как только он сомкнул глаза. Кронпринц знает, что Смерти отдых не нужен, но его друг так измотан в последнее время. Что-то менялось, и это что-то ему совсем не нравилось. *** Тод приходит к нему каждый день — хотя бы на минуту. Незримо следует повсюду — знает, что Рудольф отчитает его за подобную самодеятельность. -Сколько можно повторять, что ты не должен этого делать? Я прожил с этой болью много лет, она не смертельна. -Кто сказал, что я делаю это для тебя? Каждый их день состоял из сотни споров и перепалок, но ни один не смел отступать. -Я уважаю… -Перестань. Рудольфу было непривычно жить без уже постоянной боли. Оказалось, что буквы могут не расплываться, а вещи не выпадать из рук. Но и привязывать Тода к себе насильно он не хотел. Хотя были и плюсы в его частых визитах. Кронпринц мог наблюдать, а видел он всегда хорошо. Когда, смирившись с тем, что в покое его не оставят, он позволил Смерти следовать за собой, не скрываясь, то сделал несколько интересных выводов. Тод мог есть и делал это, чуть ли не чаще самого Рудольфа. Они делили каждый прием пищи, чего ранее не было никогда. А ещё Тод спал. Не просто делал вид, как когда-то, а действительно спал, иногда морщась от холода, исходящего из открытых окон. Кронпринц видел, что Смерть угасает, Рудольф видел, что ему страшно. Да что там, его самого иногда пробирала дрожь от неизвестности, но спросить — не значит получить ответ. Наследник престола выжидал подходящего момента, понятия не имея, сколько времени у них ещё осталось. Вопрос решился сам собой, ведь спрашивать не пришлось. В один день, Тод рассказал сам. -Я больше не могу управлять тенями, -смирение в голосе граничило с отчаянием. Рудольф не отвечает, он дает мужчине свободу, разрешая продолжить, -я теряю силы. С каждым днем все больше. -И чем это закончится? -юноша переходит на шепот, будто если скажет громче — сломает все. -Я не знаю, -Тод выдавливает из себя небрежную улыбку, -Почему ты продолжаешь уничтожать себя вашими планами? Рудольф лишь закатывает глаза в ответ на замечания. Он никогда не скрывал их намерения от Тода — все равно узнает. -Разве это не входит в твои планы? -кронпринц ехидно ухмыляется, ожидая реакции. Он не боится Смерти, он боится лишь за Смерть. -Почему ты все ещё следуешь моим планам, если знаешь о них? -мужчина давно отказался от идеи попытаться разгадать Рудольфа — невозможно. -Понимаешь ли, твои планы входят в мои планы, -юноша гордится своими разработками в попытках свержения монархии. Сомнения в успехе есть всегда, но он точно уверен, что не откажется от попыток. Правда, смысла во всем этом не будет, если кронпринц останется один. Рудольф всегда жил для других. Сначала для империи, позже — для народа. Но кажется, что нотка эгоизма перекроет все, если Тод умрет. Души у Рудольфа больше не будет. У них ещё есть время. *** Тод знал, что его поцелуи становятся последними для людей. Но мысль, что один из них может стать последним для него, действительно пугала. Рудольф следовал своим планам активнее обычного, будто чувствуя приближение смерти. Когда Тод приходит в очередной раз, кронпринц понимает, что это больше не привычная дружеская встреча. Мужчина бледнее обычного, не смеет смотреть в глаза — слишком смешанные чувства от момента. А Рудольф не может сдержать улыбки. Он давно смирился, он примет от Тода все. Эрцгерцог сам загнал себя в угол, от императора бежать можно, но от Смерти не укрыться. Тод чувствует усталость как никогда раньше. Усталость и вину. Вину за то, кто он есть. Почему именно ему нужно забирать жизни? Видеть в глазах людей страх, наблюдать предсмертные агонии. Но Рудольф не боится. -Это ведь сработает и без оружия? -юноша задумчиво осматривает револьвер в своих руках, подставляя его под лучи солнца, проникающие в окно. -В теории — да, -Тод выжидает. Им некуда спешить. Это их последняя встреча, почему бы не насладиться ею? -Ты неуверен? -усмешка Рудольфа заставляет Тода вздрогнуть. Ситуация, где смеяться нельзя, но кронпринц делает это со всей искренностью, -Я проведу последний миг со своей родственной душой, разве не романтично? -Отвратительно, -настроение у Тода падает окончательно. Что ж, по крайней мере, ему самому недолго осталось. Вопрос, который столько дней вертелся на языке, наконец срывается, -и кого бы ты выбрал? Если бы был жив, разумеется. Рудольф замолкает, не выпуская оружие из рук. Воздух пропитан напряжением, которое никак не может найти выход. -Ты иногда так глуп, -револьвер находит свою цель — кронпринц приставляет его к чужому виску. Тоду, кажется, все равно. Юноша лишь тяжело выдыхает, не замечая реакции на свои действия, -в любом случае, с меткой или без, я бы выбрал тебя. Смерть не может больше ждать, ему достаточно слов. Это будет хорошая точка, отличный конец. Тод накрывает чужие губы своими, готовый в любой момент поймать ослабевшее тело. Но Рудольф не падает замертво. Лишь отвечает с ещё большей силой. -Больно ты очеловечился, — замечание звучит несколько не к месту, но Тоду наплевать. Юноша ещё может говорить, а значит мужчина окончательно потерял свои силы. Но он тоже все ещё здесь. Есть ли у них шанс?.. Рудольф не дает ему опомниться, быстро закидывая вещи в дорожную сумку, -Раз уж я теперь не кронпринц, а ты, кажется, больше не Смерть, то лучше побыстрее отсюда убраться. *** Воздух в Будапеште отличается от Венского. Несколько холоднее и жестче, но в тоже время он наполнен свободой. Хотя Тод не привык дышать, в целом. Ощущать себя человеком странно. Хотя принятие Рудольфа в свою жизнь принесло некоторую пользу. По крайней мере, его слабость постепенно начала сходить на нет. Бывший кронпринц в свое время перестал страдать от извечных болей даже на расстоянии. Судьба вновь их переиграла. -Почему мы ещё здесь? Разве не стоило бы уехать куда-нибудь подальше? -Тод заходит в кабинет Рудольфа, вынуждая того оторваться от кипы бумаг. -Самое лучшее укрытие — это у отца под носом. Пара месяцев и мы, возможно, сможем вернуться домой. Император зол, но отходчив, -юноша откидывается на спинку стула, окидывая собеседница внимательным взглядом, -Я отправил матушке письмо, она будет говорить с ним. -Ты отказываешься от своих планов? -Ни в коем случае, -Рудольф устало прикрывает глаза. В прошлый раз у них ничего не получилось, но, может, если они попытаются снова… -Империя падет и без тебя. Может быть, пришло время для спокойной жизни? -Тод мгновенно возникает за его спиной, запуская руки в чужие волосы. Он больше не носит перчатки — нет смысла. Ощущать все вокруг без препятствия ткани непривычно, но за последний месяц ему пришлось многое изменить. Например, запомнить, что люди входят через дверь. Пара ссадин на лбу, и урок усвоен. Шрам на тыльной стороне ладони не дает забыть. Тод ненавидит метки, но каждый раз, видя такой же на груди Рудольфа, он чувствует, как сердце сжимают стальные тиски. -Ты не сможешь уговорить меня все бросить, -юноша хмурится, но от прикосновений не уходит. -Я не предлагаю все бросить, я предлагаю передать это доверенным людям, -Тод спускается к вискам. Рудольф не хочет думать о том, что они могли бы жить спокойно. Без всей этой беготни и укрытий, дворцовых коридоров и интриг. Просто жить, как люди. Его друг пробыл Смертью слишком много лет, он сеял сомнения в чужие мысли, искушал невинных — тяжело не поддаться на его уговоры. Тяжело не прислушаться, когда он советует. Тод не знает, что творится в голове юноши, размышляя о своем. Ему приходится переступить через себя, чтобы все же тихо добавить, -Ты уже чуть не умер. Руки предательски дрогнули. Заметит или нет? Наступила очередь Тода быть капризным ребенком. Впрочем, Рудольф никогда не мог ему отказать.