Он действовал наверняка

Аарон взял Квентина за руку, и они направились было к выходу, когда сзади раздалось злобное бурчание. Аарон резко обернулся. Отец брёл к ним, слегка подволакивая свою недолеченную ногу, и его зелёные глаза горели ненавистью. Он рычал буквально по-тигриному, скрючив пальцы, как когти, и медленно, но решительно пёр на Квентина, вздыбившись, будто и правда был каким-то диким зверем, а не человеком. Аарону стало очень не по себе. Отец выглядел как тот, кто готов был пойти на убийство. До сих пор он сдерживался. Даже несмотря на все слухи, которые распускала про него семья погибшей на карусели девочки, Теодор не хотел той смерти. Но сейчас он явно жаждал схватить Квентина за шею и придушить. Это было… нехорошо… Аарон вспомнил, сколько всего плохого причинил ему отец — подвал, постоянное чувство вины и неполноценности, ловля во время побегов и сильные удары по ягодицам в качестве наказания. Конечно, потом отец остывал, приходил в себя и искренне просил прощения, на что случилось, то случилось — повернуть время вспять не было реальным. Аарон сделал несколько нерешительных шагов к выходу, доверяя потной от волнения ладони Квентина. Мистер Питерсон заметил это передвижение. Он зловеще прищурился, замерев на мгновение, и это мгновение вдруг оказалось роковым. Старая развалина в виде чучела огромной металлической вороны, до сих пор мирно висевшая под потолком, вдруг заскрипела и с ужасным скрежетом упала вниз. Теодор вскрикнул, когда тяжёлая конструкция придавила его к полу. Во все стороны полетела вонючая многолетняя пыль, пахнущая кожей, пеплом и старыми тканями. Аарон прижал руку ко рту, с ужасом глядя на отца. На одно страшное мгновение ему показалось, что отца задавило насмерть. Но вскоре Теодор слабо зашевелился под контрукцией, и сердце, остановившееся было, тотчас пустилось вскачь. Мистер Питерсон помотал головой, расфокусированно огляделся. Зелёные глаза остановились на ошарашенном Квентине, съёженно смотревшем на всё происходящее и, очевидно, не понимающем, что происходило, и взгляд Теодора вспыхнул ненавистью. Она была столь ужасна, черна и осязаема, что Аарон попятился в страхе. — Не смей! Аарон! — заметив его передвижение, сипло прорычал мистер Питерсон. Он напряг плечи, приподнял чучело, но после, не удержав, вновь завалил на себя. Оно придавило его к полу, и мужчина зашипел, сцепив зубы. Аарон посмотрел на Квентина и всхлипнул. Ему очень хотелось уйти из этого места, которое навевало не самые позитивные мысли. Если бы отец позвал его, хотя бы на мгновение убрал свою маску ярости и злобы и моляще протянул руку, мальчик бы сорвался. Он бы подскочил и стал помогать ему выбраться, потому что, несмотря ни на что, отца он любил. Но его ненависть, самая настоящая и неприкрытая, окончательно убедила Аарона в том, что отец слишком закрылся в своей злобе на весь мир. Если освободить его, он снова схватит мальчика и запрёт его в каком-нибудь ужасном месте, оправдывая себя мнимым желанием защитить. Аарон устал быть пленником при явно ополоумевшем отце. Квентин, возможно, тоже имел своих тараканов, но он был добр к нему и искренне предлагал помощь. В последний раз глянув на отца, Аарон заплакал и, покачав головой, выскочил из музея. Квентин последовал за ним. На пороге он неуверенно обернулся. Облизнул сухие губы и ломким, растерянным, но одновременно решительным голосом проблеял: — Я… я вызову полицию. Пожалуйста, мистер Питерсон, продержитесь ещё немного. Они вам обязательно помогут. — Не смей трогать Аарона, тварь, — прорычал Теодор, и Квентин, чуть ровнее выпрямившись, намного холоднее ответил: — Я никогда не причиню ему боль. Теперь этот ребёнок в безопасности. И, развернувшись, он исчез в темноте выхода, не заперев дверь в музей. Теодор ещё какое-то время слышал их удаляющиеся шаги, а потом в округе наступила тишина — лишь сверчки плакали где-то в дереве да изредка ухал сонный сыч. Теодор прикрыл глаза и прикоснулся лбом к холодному деревянному полу музея. Его слегка лихорадило, а царапины на спине — там, где острые металлические вставки чучела распороли кожу — щипались. Но при всём при этом разум его был чист и необычайно работоспособен. Аарон зря назвал его сумасшедшим — ох нет, Теодор был вполне в своём уме. И это было самое страшное, ведь он вышел на финальную прямую, с которой уже не имело смысла сходить. Когда хранители леса, пользуясь связями и мистикой, принялись уничтожать его семью, мистер Питерсон поклялся отомстить им. Ему не хватало ни денег, ни могущественных покровителей, ни знаний — и его месть растянулась на годы. Хранители леса забрали его жену, его дочь, его репутацию и свободную жизнь. Остался лишь Аарон, но Теодор сам оттолкнул его — сначала чрезмерной опекой, на грани жестокости, а потом и сознательно, жертвуя всем для того, чтобы закончить начатое. И сегодня произошло то, что он кропотливо проворачивал долгое время. Из всех людей, которых Теодор знал, Квентин был лучшим кандидатом. Он, может, и казался неуклюжим, рыхлым и попросту трусливым журналистишкой, но это была лишь внешняя оболочка. На деле у Квентина было всё, о чём можно было только мечтать — стабильная работа в Городе, дом и бесконечная любовь к детям. На самолётики, раскиданные мистером Питерсоном в качестве проверки, он клюнул моментально, а с найденным Аароном вёл себя так бережно и нежно, что бедный мальчик растаял от непривычного обращения. А ещё Квентин был женат — кольцо на пальце, почти незаметный ободок телесного цвета, подтверждало найденную Теодором информацию. Его жена обожала детей, и Аарону с этими людьми будет намного лучше, чем с родным отцом, который не мог дать ему ничего. Теодор осторожно выполз из-под чучела, почти не обращая внимания на кровоточащие царапины. В душе его было пусто, а глаза слегка пекло. Он шмыгнул носом, но тотчас сердито похлопал себя по щекам. Нечего нюни пускать, ты же не тряпка! Тоска по потерянному ребёнку была объяснима, но сейчас уже не до этого. Ведь у него оставалось то самое, последнее, дело, которое он должен провернуть.

***

Хранителей оказалось не так много. Часть из них пересажали ещё в прошлый раз. Парочку выпустили, и среди них был Гордон Клив — самая мерзкая тварь, которую только могло придумать существование. Его Теодор оставил на закуску. Пока же он начал с мелких Воронов, которые зарвались, возомнив себя богами, и решили, что могут безнаказанно забирать чужие жизни. Что ж, теперь Теодор стал их антибогом. Он наметил расположение каждого и бесшумно пробрался в их дома. И, убивая, он вдруг с ужасающей ясностью осознал, что не чувствует ничего, кроме усталости.

***

Гордон Клив закрыл машину и несколько мгновений постоял неподвижно, устало моргая. Рука его, спрятавшись под одежду, касалась заряжённого пистолета. Без этой вещи он уже не ощущал себя королём положения, ведь та удача, которую они с другими Воронами получили когда-то, уже выветрилась. А «лёгкая добыча», последний Питерсон, внезапно отрастила клыки и когти. Бывший инженер действовал так стремительно и удачно, что Клив даже заподозрил, что ему таки удалось восстановить амулет. Но если это так, то хранителям леса жизнь не сулила ничего хорошего. Гордон услышал чьи-то уверенные шаги и резко обернулся. Свет фонарика вырвал из темноты судорожно моргающего сторожа. Да, после смерти Айка Гершовица парк «Золотое Яблоко» охранял всякий сброд. Постоянного сторожа было сложно найти — едва только кандидаты узнавали, чем окончил их предшественник, то сразу отказывались. Гордону это было на руку — чем меньше народа гуляло в пределах заброшенного парка атракционов, тем лучше. Хранители леса любили сновать здесь и не особо жаловали лишних свидетелей. — Стой! Кто идёт? — хрипло каркнул сторож, настороженно зыркая на него своим фонариком. Гордон с любопытством склонил голову. Да уж, в этот раз охранное предприятие постаралось — сторож хотя бы не был похож на щуплого курёнка. Высокий пожилой мужчина с проседью и с крепким и мускулистым телом. Наверное, бывший коп — какие глаза внимательные! Сразу же метнулись к тому месту, где под одеждой Клив прятал оружие. После коп поднял глаза и уставился прямо на Гордона. Глаза его были небольшие, зелёные, но очень мрачные и внимательные. Маленькие серебристые очки украшали переносицу, и от этого вид сторожа становился чуть менее формальным. Но буквально чувствовалось, что он опасный человек. Гордон мысленно вздохнул. Ну вот, ещё одного придётся скидывать в чан с мятными конфетами, предварительно перерезав горло. Вздохнув, он достал из внутреннего кармана поддельное удостоверение и помахал им перед лицом сторожа. Тот, прищурившись, вгляделся в текст и нехотя приопустил фонарик. — А, — буркнул он, — опять уполномоченные. Был уже один тут, до тебя. Прятал что-то в машинке на «Гнилом огрызке». Взгляд Клива тотчас вперился в чернеющую на фоне ночного неба карусель. Печально известный «Гнилой огрызок» — американская горка, запустившаяся лишь один раз — выглядел достаточно миролюбиво, но только издалека. Поржавевшие детали слегка поскрипывали под ветром, а машинки угрожающе подрагивали, будто так и норовили сорваться с места и понестись вперёд. Делая вид, что проверяет информацию, Клив забрался к нужной машинке и, присев на корточки, пошарил под её дном. Сзади нелюдимо сопел сторож, явно не доверявший ему. Да, не важно. Сейчас возможная находка интересовала Клива куда больше. Он тщательно проверил машинку и её окружение, но ничего не обнаружил. Видимо, туповатому сторожу показалось. Ну, или Питерсон — а кто это мог быть ещё, только он решился бы прятать что-то на «Гнилом огрызке», своём неудавшемся детище! — забрал эту вещь после, незаметно пробравшись на территорию парка. Раздосадованный, Гордон выпрямился и обернулся. — Ничего не… — начал было он, но почти сразу сильный удар заставил его замолчать. Сторож повалил его на шпалы и с явным наслаждением замахнулся снова. Клив машинально вскинул руки, защищая лицо. Кажется, это ещё сильнее раздраконило старика — оскалившись, он схватил его за запястье, дико вывернул, до хруста и самой настоящей боли, и, перевернув, вмазал лицом в шпалы. Клив забарахтался, шипя от боли — и резко замер, услышав ни с чем не сравнимый, жутко знакомый голос: — Ну вот мы и встретились, Ворон. — Ты?! — он извернул шею, пытаясь посмотреть в чужое лицо. Сторож удовлетворил его любопытство, перед этим вытащив из карманов все вещи, в том числе и пистолет, который тотчас был направлен на него. Клив встал на колени и стёр кровь, выступившую на губах. Видимо, он прикусил кожу, когда его резко ударили. — Нет, это не можешь быть ты, — прошептал он и крупно вздрогнул, округлив глаза, когда сторож рывком стащил с себя очки. Серебристое стекло полетело вниз, поблёскивая в свете луны, а полные ненависти зелёные глаза вперились в Гордона. Теодор Питерсон смотрел на него с яростью, словно дикий чёрт, готовый мучать нового грешника. — Всего-лишь очки… Теряешь сноровку, Ворон, — Теодор говорил достаточно спокойно, но Клив побледнел ещё сильнее. — Ну, и чего ты добился? — прошипел он, хватаясь за бок машинки. На шпалах было опасно, но Питерсон перегораживал единственный путь к спуску. Он явно не собирался отпускать его, и лицо Клива исказилось в ответной ненависти. Прижавшись к машинке спиной, он злобно выплюнул: — Думаешь, хозяин положения? Мои ребята быстро найдут твоего выродка, и посмотрим, как ты закаркаешь, Тедди! — Твои ребята уже никого не найдут, — почти безмятежно опроверг его Питерсон, и по спине Клива прошёлся холод. — Да и Аарона тебе не видать. Хотя… отсюда-то прекрасный вид, не находишь? Гордон сглотнул. — Ладно, чего ты хочешь? — нехотя проворчал он. — Денег? Гарантий? Я могу дать. Сделай нам одну вещь, небольшую вещь, и я позволю тебе уйти. — С чего ты взял, что мне нужно твоё разрешение? Та девочка упала из-за тебя. Всё случилось из-за тебя. — Питерсон глядел на него исподлобья, и Клив сглотнул ещё раз. — Пора отвечать за свои поступки, Ворон. Пистолет чётко навёлся на его грудь. Питерсон был бледен, но глядел решительно. И всё же Клив не верил, что тот нажмёт на курок. Каким бы агрессивным мудаком не был этот сумасшедший, он не мог не понимать, чем ему грозило убийство целого начальника программы новостей. — Неужто выстрелишь? — он прищурился. — А как же твой сын? — А что «мой сын»? — нахмурился Теодор, не спеша стрелять. — Что он скажет, когда узнает, что его отец — убийца? Каким бы я не был, на моих руках нет крови. Выстрелив, ты убьёшь невинного человека. Питерсон не двигался, явно колеблясь, и Клив, почувствовав себя чуть увереннее, мягко продолжил, медленно встав: — Давай решим всё мирно. В конце-концов, есть полиция. Ты можешь вызвать её, и она решит наши разногласия. — Питерсон взъерошился, и Гордон, осознав, хмыкнул. — А, ну да, ты же в розыске… Ну, если ты можешь доказать, что это я убил ту девочку, приказав испортить карусель, то можешь предоставить им доказательства. Будем сидеть в камере вместе. Питерсон оскалился. — Чёртов ублюдок! — выдохнул он. — Ты ж отмажешься! Думаешь, я этого не знаю? — То есть, доказательств у тебя нет? Решил заняться линчеванием? Ну-ну, главные герои так не делают. Или ты у нас антагонист? — Клив медленно придвинулся к нему, протянув руку. Опасный момент — зелёные глаза напротив ярко светились в сумраке, и Питерсон как никогда сильно напоминал огромную напряжённую псину. Одно неловкое движение — и выстрел будет неминуем. Но Клив был иррационально уверен, что тот не выстрелит. Слишком уж момент напоминал те, которые часто крутили во всех боевиках. Главный герой, движимый местью, поднимает оружие, но он слишком честно воспитан, чтобы произвести самосуд. И полиция, приезжающая позже, помогает ему совершить возмездие. Клив знал, что у Питерсона не может быть доказательств. «Гнилой огрызок» слишком авариен, чтобы починить его и доказать, что никакой технической ошибки не было с самого начала. В смерти ребёнка не был виноват инженер — лишь непогода, искусственно вызванная хранителями леса, и тот факт, что им нужна была жертва, чтобы ритуал сработал. Так что Люси И погибла не по вине Питерсона, хоть тот, очевидно, и не считал так. Теодор подавленно молчал, и Клив забрал у него пистолет. — Вот так, — он проверил пули и с удовлетворением заметил, что в магазине ещё была одна. — Вот умница. Не знаю уж, что ты там сделал с моими ребятами, но надеюсь, не убил. Тебе ж и так срок грозит немалый, за детишек похищенных. И как только докатился до жизни такой? — Твоими молитвами, — тихо огрызнулся Питерсон, и Гордон хмыкнул. — Ну что ж, как я понял, порядочность — один большой изъян. — Теперь он навёл на человека напротив оружие и с видом победителя кивнул. — Отойди с дороги, Тедди. Ты и так уже сделал достаточно. Пора позвать полицию. Но Питерсон не двинулся. — Всегда бесили главные герои, — признал он. — Но куда больше — главные злодеи. — Если что, я не буду петь или рассказывать свои планы. Обойдёшься. Да и зачем они тебе, в тюрьме или на том свете? — Вот и ответишь на этот вопрос, — пробормотал Теодор. — Слишком много болтаем. Главный герой давно бы отпустил тебя со стражами порядка. Но я… не главный герой. Вдалеке послышался звук сирен, рупорский голос — кто-то спешно настраивал громкоговоритель, направляясь к «Гнилому огрызку». Питерсон расправил плечи. Ждать сторожа было долго, но ему удалось достаточно увлечь Клива разговором, чтобы задержать на вершине атраккциона. И теперь он готов был действовать. Разумеется, он не собирался отпускать главу хранителей леса. Не для того он зачистил их всех, чтобы дать самому большому и ужасному Ворону улететь. Точнее, улететь ему он даст, но вовсе не так, как хотел бы Клив. У него были доказательства. Не своей невиновности, но это и не важно было сейчас. Главное, что все грязные делишки Клива станут известны общественности, и, вероятно, кто-то задумается — а что, если всё было не так? Гордон оскалился и, наведя пистолет ему на голову, нажал на курок. — Это будет самозащита, — выплюнул он в широко раскрытые глаза. — Как скажешь, — губами выговорил смертельно раненый Питерсон. И, не успел Клив среагировать, как он схватил его в охапку и сбросился с «Гнилого огрызка». Почти тридцать метров высоты — он действовал наверняка.