Теперь ничего не имело значения.
Чёрная машина неслась по бездорожью. Основная дорога была заминирована, так что пришлось добираться окольным путём. Московскому, честно говоря, было наплевать. Времени оставалось не так уж и много. До Петербурга он дотянуть не успел бы, но ему туда и не нужно. Ещё давным-давно он заручился с Сашей одним простым правилом, которое гласило, что в крайней ситуации они встречаются в их излюбленном месте. Небольшой домик около кристально чистого озера в лесах Ленинградской области. Миша и Саша нередко проводили там ленивый отдых, встречали праздники, а ещё они планировали там остаться жить, когда уже сложат свои полномочия столиц. Саша хотел бы больше заниматься любимыми хобби в виде живописи, кулинарии и простого садоводства, а Мише... Москве для счастья большего, чем Питер под боком, не нужно. Он хотел просто отдыхать, порой разгребая более не глобальные проблемы своего города. Как жаль, что до этого времени им не суждено дожить. На всей скорости Миша влетел в крутой поворот, едва удерживая машину от переворота. Москва зубы сильнее сжимал, потому что боль было невозможно стерпеть. Она разрывала изнутри. Собственный город практически полностью лежал в руинах. От многомиллионной агломерации не осталось ничего цельного. Миша не бежал с корабля, как крыса, он до последнего был со своим народом, страной, однако сейчас он хотел попасть к своей любви, к тому, кого любил по-особенному. Знакомый поворот, короткая дорога вдоль лысых ветвей тонких осин, и Московский наконец-то въехал на просторный участок. Бросая машину как попало, он буквально выпрыгнул из салона, надеясь, что Саша уже здесь. К его счастью, дверь дома открылась, и на пороге появился Питер. Потрёпанный, с красными от слёз глазами он вышел на улицу, потому что услышал шум колёс. Зажимая рот рукой, он глушил в себе крики отчаяния и радости одновременно. Срываясь с места, Саша побежал к Московскому, немного прихрамывая. Ему тоже досталось. Сейчас всем плохо. Саша пытался связаться с Константином, но всё было тщетно. Последняя новость, которую он слышал, была о том, что под Екатеринбург скинули химические бомбы, начинённые сибирской язвой и синильной кислотой. Саша не представлял, какую боль проходились испытывать его другу. Романов больше не молился с ним на встречу, знал, что они до этого момента не доживут. Саша только молился на удачливость Уралова, надеялся, что его друг смог добраться до Татищева. Да, Петербург недолюбливал Челябинск, но быть свои последние часы с любимым самое главное. Кому-то нужно было проститься, кому-то признаться. Только бы успеть. Упав в объятия, они крепко сжали одежду на спине, цепляясь друг за друга, как за спасательный круг. Москва носом в кудрявые волосы зарылся. От них всё ещё исходил приятный запах шампуня, однако въедливый запах гари его перебивал. — Миша, Миша, Мишенька, — безостановочно вторил Романов. Горючие слёзы потекли по его лицу. Он всё сильнее сжимал пиджак Московского на спине, будто боялся, что тот исчезнет из его рук. — Как же я рад тебя видеть, я думал, что больше никогда.., — язык его заплетался, слова и мысли мешались. — Т-ш-ш-ш, родной, тихо, — Миша бережно его лицо в свои руки взял, утирая большими пальцами град слёз. — Я тут, я рядом. Прошу не плачь, не нужно, — Саша головой качал, как болванчик. — Обещай мне не плакать, — Москва прекрасно понимал какой конец их скоро настигнет. Эта неизбежность душила. — Обещаю, — совсем тихо пробормотал он. Москва улыбнулся, немного склоняясь и целуя потрескавшиеся губы. Проводя по ним языком, он собрал с уголков соль слёз, а после углубив поцелуй, на долю секунды растворился в нежных чувствах. А Саша на языке почувствовал кислый металлический привкус. Такая только кровь на вкус. И Питеру больно понимать, какие страдание выносил Миша. Отстранившись от любимых губ, Московский лбом к Сашиному прижался. Он бы так оставшиеся часы бы простоял, если бы не согнулся пополам в жутком приступе кровавого кашля. Романов его всеми силами на ногах держал, не давал на землю повалиться. Московскому горло раздирало. Он словно стекло проглотил. Рёбра под тонкой кожей трещали, а лёгкие адским огнём болели. Петербург пытался его в дом затащить, но столица с места сдвинуться не могла. Спустя время его отпустило. Лицо стало бледнее, а голубые глаза померкли. Москва увядал на глазах. — Пойдём домой, Солнце, — позвал его Саша. Миша согласился обычным кивком, мелкими шагами двигаясь к входной двери. Внутри всё также уютно, хорошо, тепло душе. Московский действительно рад быть в этом доме. Романов заботливо ему принёс стакан воды, который был мгновенно осушён. — Пойдём на веранду, — прохрипел Москва. Романов ничего не ответил, только помог Московскому выйти на открытую площадку за их домом. Мишу тянуло к природе. Привычный вид знакомого места изменился. Лазурное озеро теперь шумело тёмными волнами, оно заметно обмелело. Многие деревья потеряли свою листву или просто упали на усталую землю. А небо накрыло бесконечным чёрным облаком, которое перекрывало дарующее жизнь солнце. Будто вечная ночь спустилась с небес. Было бы совсем темно, если бы на горизонте небо алым не пылало. Не небесное светило, а пожары от бомб, что дождём сыпались с самолётов. Печальная картина. Миша и Саша уселись на деревянный пол веранды, прижимаясь друг к другу. Завязался тихий разговор ни о чём. Они смотрели на умирающий вокруг них мир с порой беззаботной улыбкой, вспоминая что-то хорошее и, очевидно, смешное из их жизни. Не было смысла в печали, когда конец уже предрешён. Московский всё чаще в кашле расходился, всё хуже выглядел. Саша ничего не мог, он только кровь заботливо стирал с чужих губ, мягко улыбаясь для бодрости духа. Для Миши. — Прости, мне очень жаль, — со слабой улыбкой на бледных губах. — О чём ты? — Саша широко раскрыл глаза, не понимая контекста. — Прости, что так редко говорил тебе, — Москва положил дрожащую ладонь на его щёку. — Я люблю тебя, — он потянулся за мягким поцелуем, но не успел. Голубые глаза закрылись. Последние вздоха так и не было. Миша словно заснул крепким сном. Хрустальная слеза сорвалась с мягких ресниц, скатываясь к подбородку. Ей не дали разбиться, заботливо подцепили пальцем, убирая прочь. Саша не плакал, не кричал и не звал его. Понимал, что уже поздно. Всё кончено. Крайне нежно, словно боясь разбить тонкий хрусталь, он поцеловал Московского в едва тёплый лоб. Не прощался, успокаивал себя его, как это обычно Миша делал. Саша ещё некоторое время сидел с Москвой в обнимку. Губы его периодически сильно дрожали. Саша их до крови кусал. Несправедливо тяжело ему оставаться одному, смотреть на безмятежное лицо Миши и понимать, что его сердце больше не бьётся. Романов не знал куда ему деваться и что ему делать. Время текло медленно, каждая секунда могла нести в себе его смерть. И он молил Бога о такой возможности. Сашу на земле ничего не держало.Он только красавицу-смерть ждал с распростёртыми объятиями.
Петербург уложил Московского к себе на колени. Миша любил так лежать ленивыми вечерами. Саша тихую песню затянул, словно самая сладкая колыбельная. Перебирая золотистую шевелюру, он вспоминал их, казалось, долгую жизнь. Однако Саше мало. Его далёкие мечты о вечности вместе сократились до ничтожных часов всего в одном мгновение. Петербург о спокойствии мыслил, о времени, когда никто другой не нужен, о том, что они не нужны другим. Люди — эгоисты. Они более не нуждались в своих городах, но и пожить городам они не дали. Все они столетиями работали, трудились на благо народа, а в итоге всё зря. Нет, Романов не винил мирных, обычных людей, которые в этой беспощадной войне оказались только пешками или пушечным мясом. Он ненавидел власть, которая ослепила людей, как его когда-то давно. Серые глаза опустились на безмятежное лицо Московского. Негативные мысли тут же ушли прочь, осталась чистая и светлая память о любимом. Саша до последнего вдоха хранить её будет. Все обиды стёрлись, грани печали растаяли, стены затаённой злобы рухнули. С чистым сердцем и душой, он вспоминал самые тёплые моменты их с Мишей жизни. Первая встреча, признания в чувствах, прогулки и письма, страстные ночи в одних покоях, уютные вечера в питерской квартире — всё пролетело невозможно быстро. Саша песню продолжал напевать, он совсем потерял её смысл и ритм. Просто бесконечное непонятное мычание. У Романова лёгкие горели. Дышать было дико больно. Где-то за его спиной погибал Петербург. Откровенно плевать. Что ему свет без своего Солнца? Саша пытался отвлечься, хотел сконцентрировать на поистине важных вещах, но в глазах плыло. Туман накрыл сознание, и Романов свернулся в клубочек, сжимая челюсть до тихого скрежета зубов. Его время тоже пришло. Разгибаясь, он ощущал треск собственных костей. Собравшись с последними силами, он поднял тело Москвы, откидывая его назад на спину. Туловище с грохотом упало на деревянные доски веранды. Саша даже мысленно не извинился перед Московским. Сам, практически лишившись чувств, завалился назад. Лежать на холодном и твёрдом дереве не комильфо, но Питер к этому равнодушен. Он последний раз кинул взгляд на Мишу. Обещал не плакать, но слёзы сами сорвались с уголков глаз. — Я иду за тобой, Миша, — одними губами. Рукой потянувшись, он сплёл их пальцы. В груди более нет страха. Серые глаза мимолётно взглянули на чёрное небо, в котором красные звёзды горели, мерцали. Нет это были не звёзды. Это — пепел войны. Бездушной, бесполезной войны, которая привела всё живое к грани исчезновения.Красавица-смерть улыбнулась, забирая с собой ещё одну грешную душу.