Дракон: Отголоски прошлого

      Ледяной ветер врывается в лёгкие волной удушья. Кровь набатом стучит в висках. Голова кружится как на бешеной карусели. Всё вокруг сливается летящую цветную муть. Взгляд застит влажная пелена. Искра не помнит, как привёл точёные безликие фигуры к тайнику, как они забирали их сокровища: всё было словно в густой мгле. Ясно отпечатались в сознании лишь полный сочувствия взгляд русалки, которую мальчишка украдкой поцеловал на прощание, прежде чем отдать Леониду, да прожигающий насквозь взгляд друга… Бывшего друга. И Родион сбежал. Рванул куда глаза глядят, едва их пленитель буднично произнёс: «Свободны». Умчался без оглядки, не решившись даже взглянуть на ребят, не желая слушать летящий в спину злобный крик Сергея. «Куда съёбываешь, предатель?!» — до сих пор отдаётся в ушах.       Сквозь намертво застрявший в горле колючий ком невозможно дышать. Перед глазами расплываются всё новые тёмные пятна. По щекам скатывается что-то мокрое и горячее. «Предатель, предатель, предатель!» — повторяет эхо в голове. Оно всё грубеет, коверкая до неузнаваемости знакомый голос. Внезапно верх и низ меняются местами. Каменистая земля больно ударяет в висок. По ней растекается липкая тёплая влага, вымывая остатки сознания. Головокружение всё набирает обороты, мешаясь с тупой жгучей болью. Род окончательно теряется в пространстве. Тьма лавиной погребает его под собой. В ней нет ничего, кроме раздающихся отовсюду выкриков: «Предатель, предатель, тварь, тварь, бессовестная тварь!» — оглушающее эхо множится, дробится, превращаясь в рёв обезумевшей толпы — «Подыхай без покаяния!»       Вспышка боли как от тяжёлого кулака в нос. Тут же новая, как от удара затылком о каменный пол. Следом ещё и ещё, под рёбрами. Со всех сторон из ниоткуда сыплются Искра не видит ничего — лишь мазутную невесомость. Однако явственно ощущает, как его осыпают пинками, как трещат под их градом кости, как прилетает в лицо плевок, как с хрустом ломаются рёбра. А когда боль достигает апогея, Род вдруг чувствует, что падает с огромной высоты. Теперь невидимые мучители не могут достать его. Остаётся только всё более стремительный полёт навстречу гибели. И когда мальчишка разбивается вдребезги словно хрусталь, глаза неожиданно распахиваются.       Первое ощущение — острая боль в виске. Она нарастает, пульсирует вместе с текущей из раны кровью… Чёрт, кровью! Тело ноет после падения на многочисленные камни. Голова толком не соображает: слишком сильно отдаётся по нервам жгучая боль. Приподняться получается не сразу: мышцы как будто налились свинцом. Рана от каждого движения взрывается болью. Приходится задержать дыхание и до металлического привкуса впиться зубами в язык, чтобы не привлечь криком ненужное внимание. Кое-как стащив с себя портфель, Родион ощупью находит там антисептик и вату. Затем, прикинув сколько уже валяется на грязной земле, нашаривает ещё бутылку с водой. Когда он перекатывается на другой бок, боль пронзает голову насквозь в несколько раз острее чем прежде. В глазах темнеет. С минуту Искра может лишь делать сдавленные поверхностные вдохи, пытаясь не провалиться снова в полный невидимых ударов непроглядный мрак.       Промывает и обеззараживает рану он по ощущением несколько часов. Рука так и норовит бессильно рухнуть на землю, боль разгорается от каждого прикосновения, сознание так и мутится. Покончив с повязкой, Искра чувствует себя выпитым до дна. Но всё же собирает силы в кулак, чтобы вытащить телефон и проверить входящие. С десяток пропущенных звонков от Сергея. А Род даже не заметил, как вибрировал смартфон в кармане… Хочется просто отключить телефон, просидеть эти проклятые двадцать четыре часа, свернувшись в клубок где-нибудь, где никто не отыщет, не достанет. Хочется забыться в безмолвном одиночестве, пока не дадут наконец уйти туда, где жизнь начнётся с чистого листа. Хочется забыть как страшный сон того, кто проклинает его, называя предателем… Нет, Родион не собирается притворяться, будто предательства не было… Но ведь др… бывший друг даже не спросил, почему он так поступил! Хочется послать ко всем чертям любые остатки этой жизни, но взгляд падает на единственное непрочитанное СМС — Тери… Искра чувствует болезненный укол в груди. Он ведь и её оставил, хотя прекрасно понимал: случившееся стало для Терезы страшным ударом, и ей сейчас как никогда нужна поддержка. Искра решительно открывает сообщение. Если Тери его теперь ненавидит, он это, во всяком случае, заслужил. «Родион, как ты? Куда пропал? Прошу, не прячься: мы хотим поговорить с тобой, понять, что произошло.»       Дальше написано, куда прийти. Всё-таки не ненавидит. Хочет разобраться, понять. Почувствовав, как обожгло глаза, мальчишка слитным движением поднимается на ноги. Приходится схватиться за дерево, чтобы не рухнуть обратно, но он лишь пережидает острое головокружение и, стоит взгляду немного проясниться, подхватывает рюкзак и открывает гугл карты. Игнорируя вспыхнувшую с новой силой боль и слабость, Род фокусирует расплывающийся взгляд на клавиатуре и вбивает адрес рядом с нужным местом. Как бы ни было сильно желание убежать и спрятаться, он просто не в праве снова бросить подругу. И лишний раз пугать её, кстати, тоже. Родион вытаскивает из портфеля кепку и надевает так, чтобы козырёк закрыл повязку. И нетвёрдой походкой отправляется по проложенному маршруту, печально улыбаясь накатившим воспоминаниям.       Он впервые увидел Терезу два года назад, когда перешёл в новую танцевальную школу: идеальная, но при этом совершенно деревянная осанка, всецело зависящий от визгливых команд преподши механические движения, извечный покерфейс и стеклянные, пустые глаза. «Заводная игрушка», — подумалось ему тогда. И остальные ученики считали так же. Любимица преподши ни с кем не говорила, кроме редких случаев, когда это было нужно для дела, и поэтому слыла холодной высокомерной подхалимкой. Родион верил в это. Пока однажды не застал её в опустевшем классе после занятия. В тот день преподша вопреки обыкновению свалила как только они закончили. Мальчишка хотел воспользоваться этим, чтобы хоть раз прорепетировать без вечных окриков над ухом и ударов линейкой по всему, что хоть на миллиметр отклоняется от «правильного» положения. Он выждал в раздевалке, пока все уйдут и пошёл обратно в зал, где проходили занятия.       Оказавшись в коридоре, Искра неожиданно услышал доносящуюся из класса музыку. «Может, кто-то из девочек тоже остался?» — он улыбнулся — «Вот и хорошо: сможем вместе потанцевать». Но тут же воодушевление сменилось страхом: «А вдруг это грымза вернулась?» — Родион досадливо поморщился — «С её семью пятницами на неделе станется». И всё же уходить не хотелось. Постояв немного в нерешительности, мальчишка придумал на всякий случай отмазку: мол, подумал, что магнитофон забыли выключить, и, затаив дыхание, заглянул внутрь через щёлочку в двери. Тогда он и увидел Терезу. В первое мгновение деже глазам своим не поверил, настолько эта изящная, будто порхающая над полом нимфа с вдохновлённой улыбкой и блаженно прикрытыми глазами на привычную куклу. В тот миг Род осознал: Тереза не бесчувственный фарфоровый болванчик. Ей просто страшно. Просто не на кого опереться. Некому открыть душу. Губы надломила горькая усмешка. Да она такая же заводная игрушка как он сам.       Родион так и замер, затаив дыхание. Рука соскользнула с ручки. И несмазанные петли предательски скрипнули. Тери вскинулась, вздрогнув всем телом, и неловко задела стоящую на подоконнике вазу. Искра от неожиданности отскочил назад, но оглушительный звон разлетающегося на осколки хрусталя разбил слабую надежду, что всё обойдётся. Всё точно застыло. Мальчишка не смел пошевелиться. Девчонка тоже словно испарилась. Лишь всё продолжающая играть музыка словно насмехалась над ней. А потом по коридору раскатом грома разнёсся грохот каблуков. Душа Рода ушла в пятки: «Что же будет с Терезой?!» Повинуясь внезапному порыву, он рванул прямо навстречу преподше и громко выпалил:       — Й-я… Мне очень жаль! Я хотел ещё позаниматься, самостоятельно, и… И разбил вазу! Извините, пожалуйста, я нечаянно!       Щёку с громким хлопком обварило болью. А следом чуть не порвались барабанные перепонки. Что именно орала та ненормальная, мальчишка на своё счастье даже не отразил. Всё, о чём он мог тогда думать: «Тереза всё ещё в зале — эта грымза увидит её, если зайдёт!» Судорожно соображая, как быть, мальчишка низко опустил голову как бы в жесте раскаяния и, скосив глаза, смог заметить дрожащую тень за дверью. «Боже, только бы Тереза нас видела, только бы видела!» — мысленно взмолился Искра и, пробормотав что-то про «надо идти», шмыгнул мимо преподши. Он отлично знал, что сбежать не дадут, однако, чтобы схватить его за руку и швырнуть в стену, гарпии пришлось отвернуться от выхода из класса. И в то же мгновение за её спиной стрелой пролетела Тери. Пока Родион смотрел, как девчонка мчится по коридору, сердце бешено колотилось где-то в горле. А когда она нырнула в раздевалку, лицо озарила шальная улыбка. Голова в ту же секунду мотнулась от новой затрещины, но Род уже знал: всё это было не зря.       Мальчишка никогда не думал, что стоять на сушёном горохе так больно. Час показался ему целой вечностью. На запястье наливались фиолетово-чёрным десять синяков. Нежные колени горели адским полымем. От нескончаемых воплей преподши голову привычно пронзали сотни раскалённых игл. А Родион мог только дышать через раз, смаргивать втихушку горячие слёзы и чуть слышно всхлипывать. За что каждый раз получал пощёчину. Когда эта мучительница наконец ушла, он просто свалился на пол, сжавшись в комочек, и беззвучно разрыдался. Горло сжимал дикий спазм. От удушья началось лютое головокружение. Боль в коленях и голове, казалось, только крепла. Тихих как у мышки шагов за спиной Искра уже не слышал: рухнул без сознания.       А когда стал приходить в себя, первым, что коснулось его слуха, были тихие болезненные всхлипы. Следом за ними пришло жжение на многострадальных коленях и шипение антисептика. А потом мальчишка почувствовал робкие, нежные прикосновения пропитанной хлоргексидином ватки к повреждённым местам и ощутил, что голова покоится не на жёстком полу, а на чьих-то коленях. Разлепив заплаканные глаза, он увидел склонившуюся над ним Тери. Её глаза были красны насквозь, щёки расчерчивали всё новые мокрые дорожки.       — Почему? — дрожащим голосом спросила она и шмыгнула носом.       — Ну… — Род пожал плечами.       Они и сам толком не мог объяснить, зачем это сделал. Твёрдо знал лишь одно: он поступил правильно.       — Ты же из-за меня разбила эту дурацкую вазу. — выдавил он после заминки, лишь бы что-нибудь ответить.       — Так вот кто меня напугал! — выдохнула девчонка — А я было испугалась, что это мегера.       Осознав, как только что назвала преподшу, она испуганно прикрыла рот ладонью, но Искра только заговорщически подмигнул ей:       — Не бойся, я никому не скажу.       — Спасибо. — на грани слышимости отозвалась Тереза, быстро вытерев под глазами ребром ладони — За всё.       На несколько минут воцарилось уютное молчание. Родион снова прикрыл глаза, отдаваясь заботливым рукам. А когда его колени залепили пластырем, подув перед этим на ранки, мягко спросил:       — Хочешь в следующий раз со мной потанцевать? — губ коснулась слабая, но искренняя усмешка — Всё равно разбивать больше нечего.       Глаза Тери засияли. А Искра вдруг заметил, какие они глубокие выразительные.       — Хочу. — прошептала девчонка, будто делилась своим главным секретом.       Глядя на неё такую, Искра чувствовал, как его изнутри обволакивает тепло. С тех пор они танцевали только друг с другом.

***

      Уже в который раз вечность длинных обрывается бульканьем.       — Да какого хуя он выкамаривает?! — рычит Серёжка, в сердцах отшвырнув телефон.       Тереза бросается за ним. Падает, больно ударившись коленом и ссадив до крови костяшки. Поспешно подбирает с земли гаджет. С робкой надеждой смотрит на экран, однако ответного звонка нет. Сердце сжимается в дурном предчувствии.       — Да нахуя ты пялишься?! — огрызается мальчишка — Предатель кинул нас и свалил — до сих пор не уяснила?!       Бледные губы на миг наливаются краской от укуса. Сколько раз приходилось слышать несправедливые обвинения в адрес Искры? Тери давно сбилась со счёта. Но никогда не думала, что однажды придётся услышать это от того, кого он считал другом. Девушка делает медленный выдох, исподволь с сомнением глядя на мальчишку. Но всё же заговаривает, прямо рукавом стирая с экрана пылинки и росу:       — Сергей, Родион переживает не меньше чем мы с тобой. — голос звучит совсем тихо, даже как-то жалобно.       — Ага, как же! — обрывает её Серг — Именно поэтому этот предатель сдал нас тому ублюдку и свалил хер знает куда!       Его лицо до неузнаваемости искажает язвительная гримаса:       — А может он вообще за одно с теми ебанутыми сектантами?!       Хлоп! Оба чуть не подпрыгивают, когда ладонь Тери резко ударяет мальчишку по щеке. В этот момент раздаётся звук тяжёлых шагов. Обернувшись на него, Сергей с Терезой видят, как из-под густых ветвей вылезает Искра. Мальчишку немного качает, но голову он несёт высоко. Его плечи твёрдо сведены сзади, непроницаемый взгляд направлен прямо на Серга. В первый миг Тереза не может сдержать облегчённого вздоха, однако на смену радости сразу приходит тревога. Родион… пугает. И дело даже не в неестественной бледности, перепачканной одежде и красных будто у вампира глазах. Он словно в одночасье ожесточился, заледенел. Скосив глаза на сверлящего Рода взглядом исподлобья мальчишку, Тери с затаённым страхом шагает навстречу другу.       — Р-родион… — в горле внезапно пересыхает.       И стоит ему посмотреть на неё, как это жуткое состояние тает на глазах. Уступает место тоске, нежности и… вине?       — Тереза… — от надрывной улыбки на потрескавшихся губах выступает капля крови — Мне так жаль.       — Чего? — не понимает она.       — Я бросил тебя. — уверенно и искренне, словно констатирует очевидное.       Тери на мгновение задыхается от подступивших слёз. Их глаза встречаются, но всё обрывает выкрик:       — Какого лешего это было, Искра?!       Дёрнувшись как от удара, Родион вскидывает на него пылающий взгляд.       — Что оно с тобой сделало? — тихо спрашивает девушка, мягко касаясь плеча друга.       Он накрывает Тери ладонь. На мгновение прикрывает глаза, отчаянно сжимая её похолодевшие пальцы. И пугающе безэмоциональным тоном отвечает:       — Приставило к горлу нож.       Сергей чувствует, как из лёгких выбило весь кислород, а потом кровь ударила в голову.       — Подонок! Этот Леонид просто подонок! — от лихорадочного блеска его глаза становятся похожи на кипящее болото, голос делается отрывистым, хриплым — Мы разберёмся с ним. Мы. С. Ними. Всеми. Разберёмся. Пойдём в полицию…       — Но если они узнают… — Тереза шумно сглатывает — Тем более, что мы там предъявим: у нас ни свидетелей, ни доказательств.       — Дура! Мы и есть свидетели! — Сергей срывается на крик — Приведём полицию на место встречи, и всю эту шизанутую секту схватят с поличным!       — Нет! — отрезает Искра.       Эхо его холодного, отдающего металлом голоса колеблется в гробовом молчании. Серёжка вспыхивает спичкой, но может только хватать ртом воздух словно рыба на суше. Род же уверенно продолжает:       — Никакой полиции: мы не представляем, насколько серьёзными будут последствия для всего мира, если предать огласке существование настоящего магического ордена. Более того, нам в итоге не навредили — думаю, нас пытались только припугнуть, чтобы мы не сбежали, пока не выяснили, что мы для них не опасны. А условия выбора вполне объясняются тайной ордена. — в глазах Искры разгорается неведомый огонь — И я присоединюсь к ним.       По лицу Серга пробегает судорога.       — Предатель! — выплёвывает он.       Их взгляды сталкиваются точно клинки, яростные, лихорадочные. Тонкие сухие губы, вконец белея, надламываются в кривом змеином оскале. Трещина на них расходится, и по подбородку медленно скатывается оставляющая ещё несколько гранатовых капель.       — И зачем я только стал кормить тебя тогда? — презрительно шипит Родион.       Сергей отшатывается, мгновенно переменившись в лице. Делает нетвёрдый шаг назад, мотая головой как в припадке. И, круто развернувшись, бросается прочь. А Род провожает его потухшими глазами. По его ладоням струятся тонкие ручейки крови. Тереза яростным движением стирает выступившие слёзы: нет, она и так вечно была слабой. Пора хоть раз оказаться с другой стороны. Она подбегает к другу и аккуратно просачивается пальцами в его судорожно сжатый кулак. И, обнаружив неожиданную силу, размыкает его миллиметр за миллиметром. Искра поднимает на неё больные, влажно заблестевшие глаза. Тери не знает, что говорить, что делать, поэтому просто переплетает их кисти и вовлекает Родиона в первое движение. И мальчишка следует за ней. Он шагает вслепую, всё вокруг видится размытым, сливается в единую муть. Остаётся лишь силуэт девушки, что светлым бликом приковывает к себе, и рождающиеся из интуитивных порывов движения. По щекам катятся тёплые капли. У обоих кружится голова. В конце концов они одновременно падают на колени, заглатывая кислород словно вынырнули после долгого погружения под воду. Когда дыхание немного успокаивается, к Терезе возвращается речь:       — Ты подумал о последствиях?       Род напрягается, но пусть в голосе девушки слышится сомнение и беспокойство, осуждения там нет.       — Да. — хрипло шепчет он на грани слышимости — Не стану говорить им про свои деньги, обзаведусь цветными линзами и краской для волос, сразу начну продумывать план возможного побега. Если сбегу, устроюсь кем-нибудь вроде официанта, неофициально, чтобы взяли без документов, буду больше на виду. В крайнем случае всё-таки дойду до полиции.       С минуту оба молчат вместе, будто связанные невидимой нитью. Слишком много мыслей, переживаний, вопросов — всё сливается, бьёт ключом, топит с головой — не выплыть, не вычленить ничего. А потом перед глазами Тери за пару минут проносится вся её жизнь, и она вдруг выпаливает:       — Я с тобой.       Словно сверкнув изнутри, Искра заключает подругу в крепкие объятия.

***

      Веки поднимаются медленно и тяжело. Выпутавшиеся из-под одеяла руки обдаёт холодом. Когда Родион на выдохе размыкает губы, их опаляет вулканическим жаром. Воздух вламывается в горло тысячами кусочков сухого льда. Сфокусировавшийся наконец на часах взгляд в плывущих очертаниях различает цифры 6:08. Подросток, игнорируя головокружение и вмиг окатившую его волну озноба, отбрасывает одеяло и одним движением соскакивает с постели. Осев один раз на колено, с силой зажимая рот ладонью, он прихватывает подушку, в которую и душит приступы кашля и шмыганье носом. Она кажется ужасно тяжёлой. Впрочем, всё тело кажется тяжёлым и с трудом двигается. Рука бессильно падает, когда вытаскивает из с геометрической симметрией свёрнутых рубашек футболку с мерцающими в полумраке перьями, и полстопки вываливается на пол. Мальчишка с досадой прикусывает губу. Но очищать всё от случайных соринок, гладить и сворачивать как было нет ни сил, ни временни, поэтому он просто требует чёртовы тряпки комом и запихивает в случайную коробку от обуви. Утром вопилка сюда точно не полезет.       Вытащив из портфеля свежую упаковку обезболивающего, Искра с мстительным удовольствием глотает сразу несколько таблеток. И едва успевает зажать себе рот, чтобы не вывернуло, когда они слишком болезненно проезжаются по воспалённому, пересохшему горлу. Не дожидаясь, пока подействует, мальчишка снимает старую повязку, размачивая прямо антисептиком, и начинает колдовать над новой. Обрабатывать рану толком не слушающимися руками тот ещё квест, но Род справляется: ему давно не привыкать. Разве что сглатывать кровь сквозь удушье и рвущие горло когти до сих пор тяжело. И времени уходит порядочно. Когда он заканчивает, за стеной раздаётся треск будильника. Крепко закусив губу, мальчишка прячет окровавленный бинт в рюкзак и начинает быстро одеваться. Царапучая расчёска пропахивает мягкие пряди в последний раз точь-в-точь когда снаружи раздаются вопли.       На кухне слышится какой-то грохот, и к просто воплям добавляется мат. Похоже упала какая-нибудь ложка: звона бьющейся посуды слышно не было. Секунд через пять подвозят и всхлипы-подвывания. Громкие, на всю квартиру. Трагедия века же. Концерт на кухне пополняется называнием себя дурой, «риторическими» вопросами о том, почему всё через *** и идеями о суициде. На последнем глаза Рода темнеют, адский огонь разгорается в их глубине. Как же он жаждет помочь этой поехавшей истеричке сдохнуть. С каким удовольствием он по самую рукоять воткнул бы в её глотку кухонный нож. Самый большой, с асимметричными ребристыми лезвиями. Как-то раз эта ненормальная порезалась об него и минут десять психовала. А подросток размышлял, стоит ли посвятить её в тайну существования пластыря. О, он все эти тринадцать чёртовых лет не мог дождаться, когда наконец такие концерты прекратятся навечно. Когда он уже вышвырнет труп куда-нибудь на свалку. Как же Искра ненавидит эту поехавшую. Ухмылка взмахом кнута проходится по губам, оголяя зубы. Ничего. Больше ему не придётся её терпеть. Пока истеричка поглощена своими вселенскими страданиями, он берёт рюкзак и футляр со скрипкой, а затем, прокравшись по тёмному коридору к двери, выскальзывает в подъезд, на ходу натягивая поверх повязки кепку.

***

      Как только Ирис видит решительно шагающего к ней приятеля, в душу закрадывается недоброе предчувствие. Щёки Родиона налиты обжигающим, нездоровым румянцем, кожа бледная будто у мертвеца. Девчонка срывается с места ему навстречу. Но когда подбегает, неожиданно замечает полный светлой печали взгляд и мечтательную улыбку. Искра даёт ей знак следовать за ним и разворачивается. В молчании ребята переходят улицу. Убедившись, что их никто не слышит, мальчишка спокойно произносит:       — Они нашли нас. — увидев, как распахиваются в беззвучном крике губы Ириски, он поспешно добавляет — Не бойся, нам ничего не сделали. Просто сказали, что мы должны либо забыть обо всём, либо присоединиться к ним. Я умолчал о том, что успел тебе кое-что рассказать, и всё же тебя этот выбор тоже касается.       Мысли в голове Ирис срываются в неразборчивый хоровод. Из тысяч вопросов вырывается самый дурацкий:       — А тот человек?       — Он из них. Остальное могу объяснить, только если собираешься присоединиться.       Девчонка вздрагивает и немного опоминается:       — Послушай, а может тебе стоит обратиться в полицию?       — Нет. — отрезает Род и продолжает уже более мягким тоном — Не бойся: они не преступники и вообще никому не вредят.       Некоторое время Ирис мнётся, покусывая хрупкий пальчик, затем всё же неуверенно кивает:       — Значит, мы больше не вспоминаем об этом?       Искра качает головой:       — Ты не вспоминаешь.       И тотчас наталкивается на испуганный, полный непонимания взгляд.       — Я видел гораздо больше твоего. И это мой единственный шанс обрести настоящую свободу. — а после вдруг вырывается — И ты ведь помнишь мои предположения насчёт сверхъестественного? Они подтвердились. Потому прошу: не пытайся меня остановить. Я для себя уже всё решил.       С этими словами Род скрывается во дворах. Он ещё попрощается с Ириской как следует, а пока ей надо переварить новости. В школу мальчишка сегодня идёт. Вместо этого забирается на крышу брошенной недостроем высотки и, закинувшись новой порцией обезбола, достаёт скрипку. Прохладное дерево немного унимает жар пылающей щеки, смычок легко ложится на струны, и вот уже уносится в небеса шаловливая мелодия. Родион самозабвенно играет свою любимую арию из «Запорожца за Дунаем», и музыка переносит его далеко от этой крыши, в вольное Запорожье, к задумавшему немыслимую проделку Ивану Карасю.       А сидящий нахохлившимся воробьём на земле у окружающего заброшку бетонного забора Серёжка слушает, до крови кусая кулак, и не ревёт как девчонка только потому, что после вчерашнего банально слёз не осталось. Он ни хуя не знает, ни что это за мелодия, ни откуда она, но слишком хорошо помнит, как друг играл её всякий раз, когда злился или замышлял очередную шалость, как искрились при этом его полные жизни глаза. Доиграв, Род спускается и уходит, не удостоив его и взглядом. А Сергей остаётся смотреть ему вслед и гнать прилипчивую мысль, что такое равнодушие слишком сильно царапает внутри. В конце концов он не выдерживает — хватает ещё держащийся на последнем издыхании заряда телефон и быстро набирает: «искра»       Что-то замирает внутри, когда галочки окрашиваются в синий. Ответа нет невыносимо долго. И мальчишка нетерпеливо строчит: «эй ты тут?»       Когда напротив имени начинает мелькать многоточие, сердце ухает куда-то в живот.

«Тут. Что тебе нужно?»

      Как сухо. Рот кривится в грустной ухмылке. «Ну а чего ты ждал?» — мысленно фыркает Сергей самому себе. Пальцы трусливо зависают над клавиатурой. Подросток тяжело сглатывает и, от души врезав кулаком по земле, начинает лихорадочно писать, стирать всё к херам и снова писать. Это повторяется несколько раз, прежде чем он наконец выдавливает: «я пойду с тобой»       «Нет, эта зараза нарочно издевается!» — рычит Серёжка себе под нос, снова изнывая от тягостного ожидания.

«К «этим ебанутым сектантам»?»

      «Язва хренова!» — мальчишка невольно надувается, поджимая губы. «и нечего ядом плеваться!»       Искра молча выходит в офлайн. И Серг не выдерживает: «да! к ним чёрт тебя дери!»       И опять ответа нет чертовски долго. Мальчишка уже готов взвыть, когда наконец прилетает скупое, но дающее робкую надежду:

«Хорошо.»

      Отправив это сообщение, Род быстрым шагом приближается к рыльцу музыкальной школы. Она пока не открылась, так что можно не опасаться. Открыв футляр в последний раз, Искра на мгновение прижимается к точёному грифу горячими губами. Ирис и эта скрипка — вот и всё, что на самом деле жаль оставлять в прошлом.       — Прощай, подружка. — шепчет он в дыхание и просит с тенью грустной улыбки — Попади в любящие руки, ладно?       Бросив прощальный взгляд на прошедший с ним огонь и воду за эти три года инструмент, Родион плотно закрывает футляр и аккуратно приставляет его к перилам. Затем разворачивается и теряется в лабиринте улиц.

***

      По улице гуляет ветер. Тереза, подрагивая, обнимает себя за плечи. Верно ли она поступает? Но стоит вдалеке появиться родному силуэту, сомнения отступают: верно. Они с Родионом подбегают друг к другу и тепло обнимаются. Отводя взгляд от сладкой парочки, Сергей осторожно дотрагивается ладонью до живота. Болит зараза. Резко выдохнув сквозь стиснутые зубы, мальчишка почти до хруста сжимает виски, силясь не вспоминать о тех временах, когда живот болел от голода, а не от побоев. И те тошнотворно невкусные обеды, благодаря которым он тогда не сдох прямо на улице.       — Нужно обезболивающее? — отстранённо спрашивает Род, не глядя на (бывшего) друга.       Сергей поднимает на него воспалённые глаза, горько осклабившись:       — Дерьмово выглядишь.       И просто протягивает раскрытую ладонь. Вкладывая в неё блистер, Родион всё же мажет по мальчишке хмурым взглядом.       — Заметь, ты тоже.       Когда запомнившаяся на всю жизнь фигура шагает в их закуток, Сергей только поднимает на неё лишившиеся всяких эмоций глаза, а Тери слегка вздрагивает от неожиданности. На мгновение мягко сжав её руку, Искра делает шаг вперёд. Голос его ровен:       — Мы присоединимся. Все.