Обьятия

Луффи с присущим ему интересом вглядывается в серо-зеленые, миндалевидные глаза старпома. Его теплые, мозолистые пальцы, аккуратно треплют коротковолосую макушку. Мастер меча, без какого-либо сопротивления, податливо склоняется, пред ласкающей ладонью. Крепкие объятия согревают, озябшие, от предрассветной прохлады, тела; мерзлота, отдающая ледяной свежестью пробирает до кончиков пят, отдается новой порцией мурашек. Все, что остаётся этим двоим, все больше и больше прижиматься друг к другу, в отчаянных попытках унять нестерпимую дрожь. Чувственные касания грубых, стертых от постоянных, буквально непрекращающихся драк, рук; на оголённой шее ощущались, судорожными покалываниями, стылые длани, привольно – подкупающе, то и дело вновь и вновь, с обезоруживающей лилейностью оглаживали взъерошенные, мшистые локоны, невольно задевая чуть заалевшие, толи от сопутствующего озноба, толи от мимолётного смущения, уши. Им редко удается остаться наедине, и сегодняшняя такая встреча, банальное исключение из абсолютно обыденных ситуаций, но как-бы ни было печально, затуманивающая разум эйфория, с лёгкостью затмила, большинство негативных ощущений, оставляя после себя лишь приторно-сладостный шлейф, подающий себя, как дофамин, что на постоянной основе так необходим, мугиварам. От Зоро пахнет окисленным металлом, терпким вином, и кровью; От Луффи же, жжёным деревом, мясом и морем; но кажется, они ещё при первой встрече, привыкли к полностью противоположным ароматам, и подобная разница, не особо-то партнёров и волнует. Прошедшая ночь официально объявляет о своем уходе, первыми лучами проснувшегося солнца, плавно поднимающегося ввысь; темные мрачные тучи, что скрывали отраженный лунный свет, возвышались теперь, как белесые пушистые облака. Морская гладь совсем спокойна, лишь ползучие лучи пробудившегося светила, раз за разом, кружились в нескончаемом танце, вырисовывая причудливые, абстрактные узоры, что переливались разноцветными искрами, приковывая любопытные взгляды. Капитан корабля осторожничает, наблюдает, он давно уж расплылся в влюбленной улыбке, осматривая смущенную деву, которую тот завлёк на целую сонливую пору. Он целует глубоко, страстно, постоянно берет инициативу на себя, не поддается, не оставляет и кусочка личного пространства, жадничает, покусывает и оттягивает нижнюю губу, до боли сжимает загорелые запястья, ни желая привносить какие-либо изменения; редкой порою отстраняется, но лишь для того что бы набрать в лёгкие по больше воздуха.