Безысходность одиночества

      Вечер. Тот самый летний вечер, плавно перетекающий с ярких красок, заменяющихся более тёмными, глубокими, в которые подневольно всматриваются прохожие в попытках выискать что-нибудь обычно несвойственное простому городу. Тот самый вечер, когда солнце уже давно село за горизонт, оставляя вслед за собой лишь малый просвет собственных лучей, что с такой нежностью опаляют последними бликами хмурые многоэтажки старого безлюдного района. Тот самый вечер, когда почти каждое окошко дарит улице свойственный тусклый свет, а высокие фонари, что располагаются по всему периметру двора, ничуть не спасают ситуацию, лишь изредка подавая людям световые сигналы, представляя взор на блеклую дорогу.       Баскетбольное поле, что расположено прямо посреди и без того немалого двора, где всегда кишит подростками, несмотря на всю скудность и мрачность самого района, сейчас мирно отстаивается своё время до завтрашнего утра, когда толпы подростков снова начнут поочередно приходить в столь полюбившееся для всех место и не только в целях сыграть в широко известную для всех игру, но и просто провести время за расслаблением после чересчур сложной для многих недели.       Вечер успокаивает. Вечер окрыляет и заставляет чувствовать себя живым. Вечер провожает уставших прохожих в свои уютные дома, оставляя улицу в полной безмятежности и умиротворении.       Парень, наконец, дождавшись полной звенящей в ушах и отдающейся эхом тишины, неторопливо встаёт с одной из неприметных скамеек возле скрипящей дверцы, что ведёт прямо на большое спортивное поле, параллельно одергивает края свободной серой футболки, прикрывающей примерно половину бедра, одной рукой ведя по волосам, чуть оттягивая пару прядей в сторону, чтобы те не мешали поступлению музыки из наушников, что вот-вот окажутся в нужном месте, отдавая громкой мелодией, пока вторая рука нащупает где-то под лавкой покойно лежащий баскетбольный мяч, переживший не один такой атмосферный вечер.       Чанен не может сказать, что является человеком, далеким от мира сего, который постоянно погружается в свои мысли, уходя как можно дальше от реальности хотя бы на минуту, но так и есть. Ли не считает себя общительным человеком. Провести время наедине со своими ничуть не щадящими мыслями для него более оптимальный вариант, чем провести время с друзьями, которыми обзавёлся парень по счастливой случайности, но которые сейчас являются для него более, чем случайными встречными. Но одиночество все же более предпочтительно, и, на удивление, такой исход не во всех случаях.       Музыка у Ли неизменно вызывает множество неописуемых чувств, что нельзя передать другим простыми словами. Музыка даёт полноценное право на тайну слова. Музыка не предаст и не подставит, лишь даст шанс для бесчисленных раздумий, чем сейчас так обильно пользуется Чанен.       Первое попадание в кольцо с расстояния вытянутой руки от самой сетки и на уме возникает одно единственное имя — Пак Вонбин. Музыка с большей интенсивностью забивает ушные перепонки, но мысли не могут сменить тему для рассуждения.       Второе попадание с расстояния пары метров и возникает понимание всего, что происходит в жизни парня сейчас. Ведь именно из-за того самого Пака, что учится на два курса выше него самого, живущего в одном дворе с Ли, постоянно достающего Чанена своими нескончаемыми подколами не только безобидного характера.       Третье попадание с расстояния пяти метров и осознание приходит полностью. Именно из-за этого парня младший уже которую неделю безрезультатно пытается осознать свои чувства, каждый вечер по несколько часов отвисая на том же самом баскетбольном поле с мячом в руках и долгим плейлистом в ушах, полностью погружаясь в свои мысли.       Четвёртое попадание и уже приближающаяся середина поля и вот-вот конец четвёртой по счёту мелодии, что так безрезультатно бьет по раздумьям, загоняя в тупик. Вонбин. Чертов Пак Вонбин, что не оставляет в покое ни самого Ли, ни его глубокие мысли о всякой ерунде, так сильно важной ему самому. Думать становится в тяготу, а кисти рук ощущают неимоверную слабость от резких толчков мяча в сторону столба с кольцом.       И вот, тот самый долгожданный момент, середина поля и пятый, финальный бросок, что, должно быть, получится удачно, судя по тому, с каким выплеском чувств полетел мяч, чуть касаясь кольца, падая точно в цель.       Мир приостанавливает свой темп, приобретая все более тёмный окрас, а в уголках глаз подневольно начала скапливаться небольшая влага. И снова это, снова он на этом самом поле, снова в очередной раз прослушивает один и тот же плейлист, параллельно пытаясь хоть раз попасть в кольцо с середины поля, и снова эта скудная слеза, снова чувство беспомощности и бездействия. Чувства давят, не давая ни единой возможности вдохнуть хотя бы глоток чистого воздуха без присутствия того самого человека, который лишь от одного своего присутствия заставляет сердце биться чаще, а пульс увеличить свою былую скорость. Чанен не думал, что будет страдать от своих чувств, но более этого он даже не мог предположить, что сможет в кого-то влюбиться. Так чертовски тупо влюбиться, не ожидая в ответ взаимности, даже не выяснив причину таких мыслей, но причина была, и она оказалась достаточно ясна.       Вонбин чем-то был похож на самого Ли, такой же закрытый в себе, предпочитает отдаваться одиночеству, но различие одно все же есть. Чанен находит себя в тишине и не может резко переключиться на компанию людей из-за страха общения, а Пак построил между собой и социальной жизнью барьер, состоящий из доверия. Старший, несмотря на свою замкнутость, мог спокойно завести разговор с любым человеком после недельного перерыва от общения, но он знал свои рамки — не переходить черту доверия, с чем он удачно справлялся. А Чанен так не может. Он не может просто взять и отпустить отстранённость от всего человечества. И именно поэтому каждый раз, когда Вонбин подходит к младшему с очередным подколом в его сторону, второй лишь старается как можно быстрее сбежать. Сбежать от своих дальнейших действий, от своих чувств, от общества, от того же самого Пака, от себя, в конце концов, просто, чтобы не чувствовать себя настолько подавленно, находясь не в своей тарелке при выслушивании очередных пылких слов со стороны того.       Мир замер. Из размышлений вырывает лишь прекратившийся звук, что до этого громкой мелодией доносился из наушников. Сердце в буквальном смысле в тот же миг ушло в пятки, ведь осознание, что телефон был оставлен на лавочке прямо около входа на баскетбольное поле, пришло моментально. Чанен только сейчас понимает, насколько плохой идей было оставлять гаджет на столь далеком расстоянии от него самого без возможности присмотреть, но в этот же момент принимает свою оплошность и уже решает повернуться в сторону виновника, нарушившего его спокойствие, как что-то мешает ему сделать задуманное. Запах. Тот самый знакомый запах, что не перепутаешь ни с чем на свете, так уж часто он мелькает перед глазами. Но тело делает своё дело, поворачиваясь прямо на объект помешательства, когда напротив восстаёт до невозможности знакомая фигура, что с такой «осторожностью» крутит меж своих умелых пальцев чужой телефон.       — Прогрессируешь, — послышалось практически из кромешной темноты одного из неприметных углов обширного поля, — до этого у тебя не получалось, — намекая на последний бросок Ли, которому до этого никак не удавалось его сделать при всей его ненасытности и настырности.       — Следил? — небрежно бросил Чанен, понимая всю серьёзность ситуации. Человек напротив видел все его тщетные попытки улучшить свои навыки, все эмоциональные выплески, а, вероятно, и все грубые слова, сказанные в никуда на эмоциях в адрес старшего, что сейчас с удовлетворённой ухмылкой стоит, оперевшись спиной о скрипящую дверцу, что никак не поддавалась тишине и построению диалога без постороннего шума.       — Поглядывал.       И послышались шаги. Шаги, что с неимоверной скоростью надвигаются в сторону младшего, который все также отчаянно пытается придумать хороший исход событий, чуть пятясь назад, когда спину опаляет холод столба, на котором чуть выше подвешено кольцо с сеткой. Дальше идти некуда. Сбежать не получится, стоит лишь смирно стоять на месте и ждать дальнейшего распоряжения человека, надвигающегося все ближе.       В кромешной темноте, освещаемой лишь одним фонарем недалеко от баскетбольного поля, наконец все больше проявляется знакомый силуэт. Шапка, что на постоянной основе красуется на макушке Пака, сегодня сохраняет своё старое место. Те же привычные белые кроссовки, давно поменявшие свой цвет на серый, те же широкие спортивные чёрные штаны, которые, казалось бы, были Вонбину ближе полюбившейся даже Чанену шапки, та же чёрная безразмерная футболка, что представляла старшего больше в размерах, чем должно было быть, та же цепочка на шее, уже несколько месяцев не покидавшая шею владельца, на которую так часто засматривался Ли, те же черты лица, те же глубокие глаза, в которых можно развидеть парочку звёзд, что разбежались по небу, та же нагая ухмылка и этот пахабный шаг, все то же, но есть одно, что точно тем же не осталось. Мотивы старшего.       — Положи на место, — в очередной раз заметив свой гаджет в чужих руках, более приказным тоном сказал младший, сверля взглядом свою вещицу, что так стремительно передвигается меж длинных пальцев Пака, на которые Чанен подневольно залип. Но кто такой старший, чтобы слушаться какого-то первокурсника, который так резко появился в его жизни и никак не стремится выходить из его мыслей?       — Я тебе сделал комплимент по поводу твоей игры, — подметил Вонбин, надвигаясь все ближе, оставляя между ними расстояние длиной в пару метров, — а ты так груб со мной, — продолжил Пак, наигранно состроив поникшее выражение, всматриваясь в непоколебимое лицо напротив, — не дело.       Даже при том, что Чанен был выше второго чуть ли не на десять сантиметров, Вонбин все равно превосходил его в доминантности и умении морально надавить, чем частенько и пользовался, но здесь не такой случай. Бин не хочет, чтобы Ли его боялся, он лишь хочет, чтобы тот стал хоть на каплю ближе к нему, хочет понимать, что у него есть шанс на сближение после всех колких фраз, сказанных в адрес младшего и различных отталкивающих действий. Хочет узнать, насколько в плохом ключе к нему относится парень напротив, что сейчас чуть ли не до побеления костяшек сжимает пальцы в кулак, образуя на ладони кровоточащие полумесяцы от ногтей. Он просто хочет знать, что не все потеряно.       — Напрашиваешься на комплимент? — с негодованием чуть ли не в голос сказал Чанен, всматриваясь в слегка поникшее выражение напротив, — максимум, что я могу тебе сказать, это то, что эта идиотская шапка, по сравнению с твоим красивым лицом, смотрится, как на гопнике, не более, — злостно выдохнул, сам не заметив, что только что ляпнул.       — Ты считаешь меня красивым? — с неким вызовом в голосе искренне поинтересовался Пак, сразу же замечая на щеках напротив мелкий румянец, а глаза в целом потеряли свою точку опоры, резво перемещаясь с собеседника на выдранный клочок земли, что непоколебимо валялся прямо у ног парня и обратно.       — Нет, — сказал, как отрезал, сразу переводя тему, — положи телефон.       — А то что? — и снова вызов, и снова шаг вперёд и парни в миг оказываются на расстоянии вытянутой руки, что любой из них может сейчас же сократить его до минимума. На поставленный вопрос Чанен только показательно закатил глаза, на секунду отрываясь от прохладной поверхности столба, принимая попытку спокойно уйти, но тут же оказывается прижатым обратно, слегка ударяясь головой о ту же самую вертикальную поверхность.       — Чего ты хочешь? — атмосфера накалялась, а на лице младшего подневольно нарастало раздражение. Вонбин же наигранно сделал задумчивый вид, стараясь как можно лучше изобразить момент обдумывания какой-то важной мысли, но выдаёт лишь уверенное:       — Тебя, — но ближе не подходит.       Глаза младшего округляются до невозможных размеров. Холод мелкими мурашками пробегается по спине, а ноги содрогаются в последствии услышанных слов. Голова не может здраво переваривать какие-либо мысли, выискивая правильное решение, когда прямо напротив него стоит тот, к кому он неравнодушен уже на протяжении нескольких месяцев.       — А если без твоих подколов? — все же вымолвил слово, а в душе все ещё продолжает надеяться, что это была не очередная гейская шутка, брошенная в адрес Чанена.       — Прикоснуться к твоим губам, — на выдохе произносит старший, понимая, что это для него самая настоящая пытка. Он впервые говорит что-то такое, не скрывая за словами никакого подкола, от чего сердце сжимается от ожидания, а внутри все передергивает без возможности двинуться. А у младшего сердце раз пять сократилось до минимальных размеров. Хочется вот так взять и поверить, но что-то подсказывает, что все происходящее — очередная грязная шутка, которая на этот раз будет иметь плохие последствия. И от этого неостановимого бурана в душе становится ещё хуже. Хочется выбраться из собственной кожи, ощутить свободу от своих чувств, которые приковали парня к своему месту, но это желание просто невыполнимо.       — Попробуй, — даже если это шутка, Чанен узнаёт об этом раньше, чем сам наделает дел, только вот уже в следующий момент он чувствует на себе прожигающий недоверчивый взгляд, а силуэт становится на очередной шаг ближе, предусмотрительно вглядываясь в нечитаемый взгляд Ли, в надежде не увидеть в нем хоть какого-то отвращения или же гнева, а младший наоборот пытается развидеть в темных глазах Вонбина каплю игривости. Но ничего. Ли не видит в его глазах ничего, когда сам Пак видит в чужих глазах все ночное небо, от чего желание прикоснуться становится в разы сильнее и старший сдается.       Рукав, высоко натянутый до пальцев рук Бина, плавно перебирается на шею младшего, заставляя того чуть нагнуться, чтобы высокий рост не мешал дальнейшему процессу, но далее — все как в тумане. Чанен понятия не имеет, в какой момент руки старшего окольцевали его талию, а аккуратный носик сталкивается с чужим, когда Пак последний раз заглядывает в глаза напротив, выискивая в них хоть долю сопротивления, но все попытки тщетны.       Пока одна рука спокойно расположилась на талии младшего, вторая тягуче вырисовывает непонятные никому узоры на той же части тела, чтобы хоть как-то отвлечь Ли от посторонних мыслей, и это помогает. Как только Чанен выделяет секунду для того, чтобы набрать воздуха, что заканчивается с неимоверной скоростью, получая нескончаемый запас приятных ощущений от чужих прикосновений, Вонбин, ничуть не медля, приближается ещё ближе, тут же жадно впиваясь в столь манящие губы напротив своими.       Чанен не ожидал столь сильного напора, но, несмотря на это, не стал сопротивляться и не медлил ни секунды, ведь уже в тот же миг с охотой стал отвечать на трепетный поцелуй, поддаваясь чужим ласкам. Пак лишь слегка ухмыльнулся, чувствуя такую же отдачу от парня, когда он начал поочередно раздвигать языком губы младшего, углубляя поцелуй, чему Ли не мог препятствовать, чувствуя чужие руки на своих бёдрах, что с немалой силой сжимают их, пока руки Чанена непоколебимо покоятся на шее Вонбина.       Неожиданные повороты в жизни случаются даже у таких людей, как Чанен, который при всей своей скрытой сущности, отвращения ко всем людям, смог полюбить. Полюбить — мало дело, но достаточно смелый шаг на пути в новую жизнь, в которой кроме его бездонных мыслей, бесконечных размышлений и тишины, отдаваемой эхом в ушах, будет присутствовать ещё один похожий на него человек, который смог ответить взаимностью, в будущем открыв младшему глаза на социальный мир и положительные черты общения между людьми и коммуникации.       — Я никогда не делал первый шаг, — честно признаётся Вонбин, понимая всю серьёзность сложившейся ситуации, спрятав руки в карманы широких спортивных штанов, опустив томный взгляд вниз, только чтобы не видеть реакцию парня напротив на сказанные им слова, — но с тобой я хотел бы попробовать, — заключил старший, все же встречаясь взглядом с его единственным лучиком света за последние несколько месяцев, что выслушивал все его обидные подколы и шутки в его адрес, каждый вечер отшивался на этом поле, где постоянно выискивал себе место для перекура Пак, находя своё успокоение, лишь наблюдая за объектом воздыхания. Вонбин просто надеялся, что младший сможет его простить, — Ли Чанен, будешь моим парнем?       — Пак Вонбин, — твёрдо сказал младший, злостно всматриваясь в поникшее выражение напротив, явно уже смирившееся с отрицательным ответом, — я окажусь дураком, если откажу.