Солнце по утру

      Федя не помнил с чего началась ссора Шуйского и Григория. Точнее, он вообще ничего не понял, просто он проснулся от того, что боярин тормошил его за руку. — Федя, Федя, — позвал его по имени Шуйский, — мне надо кое-что сказать тебе! — Что? Что случилось? — продирая сонные глаза, спросил Федя.       Он уже сидел на кровати, пытаясь прогнать остатки сна. — Я поссорился с твоим отцом, из-за какой-то сущей мелочи, теперь он обиделся и ушёл на охоту. Я хочу доказать, что он не прав и заботиться о тебе.       Федя поморщился. Он не любил, когда его называют «сын» или «братик», как это делали Мнишек и Пульхерия, первая ещё произносила с то ли акцентом, то ли некой картавости. Но он практически никто ему! Так, дальний родственник. Очень дальний, но точно не их выдумки. Но он молчал, чтобы точно не убили.       Оставив его с таким «радостным» известием Шуйский удалился. Встав кровати и приведя её и себя в божий вид, Фёдор шмыгнул из комнаты.       Завтрак, кажется, закончился уже давно. В этот раз, Василий не нашёл ничего лучшего, как дать пару яблок, от которых, впрочем, Фёдора уже мутило. Столько он съел их за четыре месяца. Да травяной сбор, который уже был остывшим.       Позавтракав, Фёдор вышел из Кремля. Так как сейчас Григория нет, а быть в компании Мнишек, её свиты, Нагай и далее он не хочет, то он решил пойти к другу Евстифаний. Был он сыном священника и, кажется, самым адекватным в этой версии Смутного времени.       «Только бы он сейчас не занят был!» — промелькнуло в голове мальчика, когда тот проходил все дальше и дальше от Кремля. Евстифаний жил в небольшом доме с отцом-священником, тот уходил работать в церковь с утра и до позднего вечера. Иногда он брал с собой Евстифания.       Увидев Евстифания, молчаливо бродящего у дома, Фёдор крикнул ему: — Евстифаний! Как ты? — Ох, младший брат царя Дмитрия? Да так, хорошо. Не жалуюсь. Ну что, тебя отпустили из Кремля?       Тот кивнул, отпустили. Они пошли в сторону небольшой реки, где оба любили посидеть и пообсуждать что-нибудь.

***

— Как думаешь, кем ты станешь когда будешь взрослым? — задаёт внезапно вопрос Евстифаний, рассматривая речку. — Я не знаю, — отвечает Фёдор. Он чуть не брякнул «инженером», но сразу понял, что его не поймут. — Я стану священником, как отец. А тебе легко живётся, брат царя, хоть и младший. Тебе сразу место около него дадут, даже не сомневаясь. Тебя все же любят! — с какой-то едкостью в голосе. Будто обижен.       «Ну да, все любят, конечно. Он ещё не видел Марию Фёдоровну. Такую двуличную особу еще поискать надо!» — думал Федя, вспоминая, как часто видел Марию с Григорием и наедине. — Мой маленький любимый Бесёнок, — говорила она, прижимаясь румяной щекой к Отрепьеву и неспешно нежничала с ним, но как только он уходил, а она оставалась одна или к ней заходила Екатерина, то Нагай сразу говорила: — Польский выскочка и подпевала, тьфу, позор! Где это видано, чтобы царь пытался дружить или хотя бы не ненавидеть этих напыщенных панов?       И от той любящей матери, словно не оставалось ничего. Фёдора она вообще называла, конечно, не в присутствии Григория, «подпевалой самозванца» и чуть ли не «падаль».       Её волновало только своё эго, Мария желала вернуть хотя бы частичку того величия, когда она еще была женой Иоанна Грозного. А на остальное ей, впрочем, нет дела. Жить с этой змеёй в одном помещении Фёдор не мог. И он молил все высшие силы, чтобы они послали его обратно домой. Где нет никаких Нагай, Мнишек, Отрепьевых и далее по списку. Но или он не так молился, но силы не спешили исполнять его желание.

***

      Федя любил ходить и витать в своих мыслях. Конец августа выдался довольно тёплым, но вода уже становилась прохладной, а с севера задували ночью холодные ветра. Задумавшись, он подошёл к самому краю земли. — Осторожно! — только он услышал и упал в воду.       Повезло, что речка была неглубокой, поэтому он смог встать и, приложив усилия, грохнулся на землю, переводя дух. Одежда была насквозь мокрой, так что пришлось возвращаться домой. — Ещё увидимся? — спросил его Евстифаний, когда они добрались до его дома. — Конечно, конечно увидимся, — ответил Федя, — даже не сомневайся!       Одежда всё ещё оставалась влажной, но теперь он больше походил на самого себя, а не на утопленника.       К Кремлю уже подходил Отрепьев, который только что вернулся с охоты. Он о чем-то беседовал с Мио Лоренци, но о чём они вели диалог, Фёдор не вдавался в суть. Удивительным образом не попавшись никому на глаза, Фёдор прошёл в свою комнату.       За дверью были приглушённые голоса Григория и Василия. Шуйский отвечал, что они хорошо провели время вместе и он заботился о Феде.       «Как он не заметил, что меня не было? Хотя, лучше притворюсь, что все время был в комнате. Не буду их расстраивать» — решил для себя Федя.       Сделав вид, что он смотрит в окно, Федя начал думать о том, что принесёт ему этот день.