***
У поместья Бабочки цвели глицинии. Деревья волшебной красоты неожиданно начали покрываться цветами в середине апреля. Аой и остальные девочки были заняты лечением пострадавших истребителей. Совсем не было времени любоваться пейзажами, которые, к слову, были словно из сказки. Хотя поместье специально выбрали в наиприятнейшем и наикрасивийшем месте, что так же способствует быстрому выздоровлению больных. Говорят, природа лечит не хуже самых дорогих лекарей! Тандзиро Камадо и его команде посчастливилось попасть на лечение в поместье прямо в сезон цветения. Крупные, розовые цветы даже просунулись через забор, чтобы быть ближе к свету, к теплому солнцу. Каждое утро роса нежно покрывала их, и они буквально сияли как бриллианты. Так же, вода и аромат цветов дополняли друг-друга, покрывали двор поместья необычайно дивным запахом, что заметил один парень. Юный Тандзиро смотрел в окно. Дневное светило освещало мальчика, что делало его еще больше похожим на солнышко, спустившееся с небес, задача которого — озарять всех вокруг, не дать им сдаться и идти вперед. Истребитель чувствовал тепло, разливающееся внутри и озаряющее каждую часть его тела и бесконечное счастье. Тандзиро невольно вспомнил кое-кого. Такое ощущение он так же мог испытать только от него, от... — Тандзиро! Ты чувствуешь запахи сильнее чем кто либо, верно? — Зеницу прервал вопросом их с Тандзиро трапезу. Им приготовили окономияки. На вопрос Камадо, зачем девочки так много приготовили, Киё ответила: — Поправляйтесь, Тандзиро-сан! — Кушайте, Тандзиро-сан! — подхватила Суми. — На здоровье, Тандзиро-сан! — закончила Нахо. — А? — задумался собеседник Зеницу, — да. Я с детства хорошо различаю запахи и ароматы... А что? — Давно хотел спросить... как пахну я? — Агацума дожевал кусочек блюда, поставил руки на колени и вскинул взгляд на Тандзиро. — Ты... — Камадо понюхал, чтобы дать точный ответ, — пахнешь чем то ярким и неожиданным... как молния, — Тандзиро тепло улыбнулся. Вместо ответа Зеницу сначала изумленно открыл глаза, потом весело хмыкнул, показывая что ответ друга его удовлетворяет. Вдруг лицо друга Тандзиро неожиданно просияло, и он закричал: — А милая Недзуко?! Наверняка так же сладко, как камелия! Мне всегда казалось, что Недзуко похожа на цветок камелии! А еще... — Тандзиро казалось, что если Зеницу начнет говорить о его сестре, его уже будет не остановить, поэтому поспешил прервать друга: — Недзуко пахнет горами, где мы раньше жили... немного углем, деревом эноки, легким древесно-травянистым бамбуком и... — Чтооо?! Углем?! Да не может она так пахнуть! Недзуко прелестнее всех на свете! Да она, да она....! — похоже, Зеницу, вот-вот заорет своим истошным воплем. — Не перебивай, Зеницу! Еще она пахнет таким сливочно-кремовым ароматом, очень теплым... Когда я, например на задании, чувствую ее нежный, чистый и прохладный аромат, мне становится гораздо легче... Из короба в углу палаты донеслось веселое «МмМммММмМ!», это сама сестра Тандзиро, похоже, ей понравилось, что ее брат говорит такие прелести о ней! Камадо повернулся в ее сторону и лучезарно улыбнулся. А Зеницу надулся, что тот так часто может видеть Недзуко..! Следующие несколько минут ребята продолжили искренне наслаждаться приемом пищи. Окономияки оказалось слишком много, но это даже хорошо. Наконец то можно во всю наесться после изнурительных тренировок! После такого еда очень ценна и кажется вкуснее всего на свете. Зеницу уплетал жареную лепешку за двоих, ведь особенно сильно устал на тренировке. Тандзиро заставил тягать 5 булыжников, а не 3, как обычно! Но мысли о тяжелом занятии как рукой сняло после бесподобной стряпни девчонок! Одна мысль что заботливые девушки поместья приготовили это для Зеницу... наполняла его решимостью! И сам Тандзиро наслаждался таким приятным деньком. Он даже понемногу начал думать, что хорошо бы сходить в поход с друзьями. Больше всего ему сейчас хотелось уединиться с.... — А от Иноске наверное несет грязью и болотом, хахах! — сострил Зеницу. Тандзиро, которого неожиданно прервали от сладких грез, даже самому обидно стало. За своего... друга: — Что?! Вовсе нет...! Давайте не будем дразнить друг-друга, мы же товарищи. — Этот самый «товарищ» избил нас при первой встрече! — плаксивым голосом сказал Зеницу. Он до сих пор помнил, как защищал короб с Недзуко, пока его избивал бесноватый кабан. И считал себя за это героем, в которого точно влюбится милашка Недзуко! За седзи (раздвижные двери) проходил сам Иноске. По коридору слышались «гы-гы-гы» юного истребителя и мальчики посмотрели в ту сторону. Камадо невзначай заметил, что Иноске идет без своей кабаньей маски. Юноша с синими волосами шел за Аой, которая пообещала дать добавку кацудона, горячо любимого Хашибирой. «— Чудесные волосы... Хочу их потрогать» — невольно подумал Тандзиро и покраснел. В этот момент Иноске прыгнул от радости, тем самым обнажив суровый пресс. Зрачки Тандзиро расширились, а сердце стало биться быстрее, кажется, оно вот-вот вылетит. Камадо не мог объяснить своего влечения к товарищу, и из-за этого иногда расстраивался и замыкался в себе. Хотя при виде Хашибиры, улыбался чаще всего, радовался, когда у друга было хорошее настроение, и грустил, когда было плохое. Ему всегда было интересно разговаривать с объектом своей любви, Иноске мог часами говорить как раньше жил в пещерах, раскапывал норы животных и жарил желуди. А Тандзиро мог часами слушать, ведь лучшего отдыха для него не было. Камадо так был счастлив находиться с Хашибирой, что иногда ему казалось, словно он в полете. Ему было так легко и хорошо. Еще, обладатель сережек ханафуда, восхищался Иноске. Он всегда так рвался в бой, ему совсем было не страшно. И когда Камадо обессиленно лежал на поле битвы, один только крик Хашибиры «Давай, Монджиро!» заставлял вновь подняться. Он не мог позволить себе подвести Иноске. Парень, который был так любим Тандзиро, сам не подозревал, что стал примером мужества для него. Хоть умом и не отличался... Иногда, Иноске совсем забывал о самосохранении. Поэтому Тандзиро приходилось обматывать бинтом его окровавленные в бою руки. И в эти мгновения, от прикосновений, мурашки покрывали все его тело, сердцебиение учащалось и....! И хотелось просто расплавится в прикосновениях человека, скрывающемся под маской. Но Тандзиро не знал, что чувствует по отношению к нему тот человек. Иноске было очень сложно понять. Поэтому, Камадо мечтал узнать каждую частичку жизни своего друга. И, не секрет, сам мечтал стать частью его жизни. Вдруг он осознал, что с улыбкой пялился и краснел на парня все то время, что тот появился и исчез в проеме дверей. Чем вызвал непонимающее лицо собеседника. «—Черт!» — подумал Тандзиро, поморгал и сообразил — начал делать вид что принюхивается к уже скрывшемуся Иноске. На самом деле, Камадо наизусть знал запах этого юноши. С первой встречи он почувствовал, и, кажется, запомнил на всю жизнь. Иноске пах свежим кипарисом, древесиной после дождя, мужественностью, сочетанием горных трав и нерезким, но запоминающимся запахом зверя. — Иноске пахнет кипарисом, деревом и горными травами...— сказав это, Тандзиро отчего-то еще больше засмущался, и, дабы Зеницу не заметил его покрасневшее лицо, наклонился к миске и поспешил доесть прелестное окономияки... Зеницу заметил.***
В глубине леса росло раскидистое дерево. Летом оно особенно красиво, приятный яркий зеленый цвет листвы не резал глаз, но и не был слишком темным. Никто не знал что это за дерево. Но оно было старше двухсот лет, это было однозначно так. Кора древа была обвязана симэнавой — веревкой, которой отмечают священное пространство. К ней были прикреплены бумажные ленты сидэ и колокольчики. Могучее дерево покачивалось и скрипело, чем создавало неприятный, долгий звук. И могучее дерево, и симэнава, и ворон на одной из веток, и тонкий, холодный ручей, пробегающий рядом, создавали живописную композицию. Казалось, жизнь здесь просто остановилась. Не было следов цивилизации. Сюда забредал только ветер, неподвластный никому, не поддающийся законам. Он был везде и всегда, благодаря ему жизнь текла привычным ходом. Ветер мог начаться неожиданно. В какой то момент тишину прервал звон колокольчиков, колышемых дуновением. Ворон резко, но плавно взлетел, сопроводив взлет громким карканьем. Черная птица оставила перо в воздухе. Оно легко проплыло вниз, подталкиваемое такими же легкими ветерками. И перо упало возле спящего внизу человека. Иноске спал, под раскинувшим корни по всей тропинке, деревом. Грудь то медленно поднималась, то опускалась. Было слышное тихое сопение, нарушаемое лишь шумной листвой дерева. Ветер нежно смахнул синие волосы Иноске чуть вправо. Маска зверя лежала под боком, ее шерсть плавно качалась на ветру. Последней мыслью Иноске перед сном был Тандзиро. Это успокаивает. Так уж вышло, что и пришел парень сюда, из-за Тандзиро. Уже несколько месяцев ему не дают покоя мысли об этом юноше. Каждый день Хашибиры в этой жизни был предельно прост — драться и питаться. Больше для счастья ничего и не нужно было. Но этот... Кампатро Камбоко, или как там его... так быстро проник в его жизнь. Заполонил собой все мысли. Иноске не любил думать, но с приходом чувств к Тандзиро, он стал охотнее это делать. И вспоминать его — стало любимым занятием. Иноске не понимал, что это за чувство, но это ему определенно нравилось. Его будто цукой (рукоять катаны) по затылку ударили — расплылось все, кроме до боли знакомого лица. У Тандзиро самая милая мордочка. Он каждый раз смотрит на Иноске так, как когда-то его мама. Так же выразительно и любяще. Эти воспоминания весьма теплые и ценные для Хашибиры. А эти волосы, цвета огня, очень завораживают. Иноске так и любовался бы ими. Пару раз он ловил себя на том, что чуть не прикоснулся к Тандзиро. Иноске считает улыбку Камадо искусством, хотя не очень понимает значение этого слова, кажется, Зеницу говорил, что это «что-то прекрасное и уникальное, что может вызвать эмоции и чувства у людей». Губы Тандзиро необычайно легко расплываются в улыбке. Еще, то, что нравится Иноске в нем — его вечная теплота. И в физическом плане, когда тот бинтует его руки, и сердце Хашибиры готово выпрыгнуть из груди от прикосновений, и в моральном — добросердечность и отзывчивость, которые делают лучше всем вокруг. Казалось, его доброта не знала границ. Иноске поражает то, как внимательно его может слушать его друг. Бывает, начнешь рассказывать о своих горных приключениях, подстать горному королю, а он смотрит не отрываясь. Ха! Конечно, как можно им не восхищаться? Но было в этом восхищении что-то приятное. Зеницу на него так не смотрел, как это делает Тандзиро. Камадо весь сияет, а от такого взгляда Иноске всегда краснеет, стесняется. И голос начинает дрожать. Хорошо что никто не видит как счастливо улыбается Иноске в ответ Тандзиро. Хашибира дорожит Тандзиро больше всех и не может допустить его смерти. Из раза в раз он тренируется только ради него. Если Камадо пострадает, он сможет прийти к тому на помощь. Но, как Иноске заметил, Тандзиро тоже старается не допустить смерти друга. В такие моменты, когда Тандзиро заботится о Хашибире, у последнего перехватывает дыхание. Сердце стучит все сильнее, появляется непонятное, запредельное для понимания счастье. И в такие моменты Иноске смеется от всей души, чем иногда удивляет обладателя сережек ханафуда. — «Хахаха! Ты не хочешь чтобы я погиб? Позаботься сначала о себе, Монджиро! Хахаха!» Но Тандзиро знал, что на самом деле Иноске ценит его заботу. Самое горячо любимое воспоминание с Тандзиро — когда тот успокоил его. Это было еще на пути влюбленности в своего друга. Тогда Иноске впервые испытал порыв эмоций в сторону Тандзиро. Хотелось потрогать, обнять, причесать волосы, поцеловать... Новые эмоции невероятно раздражали и бесили Иноске, из-за чего тот кричал и не знал куда себя деть. В памяти всплывает ласковое «успокойся». И Хашибира слушается. Беспрекословно. Мускулы, что были до этого напряжены, в миг расслабились, и как-то сами легли на колени Тандзиро. Иноске лежал и чувствовал себя защищенным, как дома, с родным человеком. Хоть дома у него никогда и не было, сейчас он впервые его почувствовал. Здесь. С Тандзиро. Иноске вдруг засмущался, но улыбнулся и поднял взгляд на Камадо. Тот тоже начал нежно улыбаться вместе с Хашибирой. И оба так счастливы, будто никого больше нету в этом мире. Будто сбылась мечта обоих - оказаться ближе друг к другу и проникнуть в их жизни. Сами того не зная, они уже проникли.... Иноске до сих пор не понимает что это за чувство, поэтому старается перелить это в знакомую ему эмоцию. Он часто приходит в этот дивный лес. Приходит именно к этому древнему дереву с симэнавой, в нем солидное и глубокое дупло. Невольно Хашибира думает привести сюда Камадо. Только его. Молча прийти и сесть вместе. Было в этом что-то особенное, недоступное понятию. Иноске кричит со всей дури в эту дыру. Эхо проносится по всему древу, громкий крик попал в каждое доступное отверстие. Иноске не знал, как справляться со своими мыслями, поэтому следовал инстинктам, как и всю свою жизнь до этого. Бился головой, кричал со скалы, кидал булыжники. Но он ничего не будет предпринимать. Будет приходить сюда из раза в раз, кричать в дупло и ложиться спать. Иноске слишком плохо разбирается в чувствах. И не хочет показаться слабым перед Тандзиро снова. Не умеет сдерживать эмоции.... Бывает, он задумывается что так нельзя. Считай, мы на войне. Слишком много дел, слишком мало времени. Но... Иноске не может заставить себя оторвать взгляд от таких знакомых, смеющихся глаз. Что сверкают ярче самой ослепительной Мёкэн (божество Полярной звезды) и освещают ему путь, куда бы Хашибира не пошел. Иноске помнит, как Шинобу-сан поведала ему о «бабочках в животе». — «Это приятное волнение рядом с человеком, к которому мы испытываем влюбленность. В желудке произойдет легкий кульбит, что-то будто кувыркается внутри - это те самые бабочки» — мягкий голос Шинобу прозвучал в голове. Иноске тогда до конца не понял, что это значило. Но сейчас, перед сном, когда вспоминал объект своего воздыхания, он это точно осознал.***
Тандзиро следовал за Иноске, но он быстро скрылся вперед по тропинке. И тот надеялся поговорить с ним. Вот Камадо прошел под воротами Тории. За несколько лет они обросли мохом, и, кажется, вот-вот рассыпятся. К верху горы вела тропа ступенек, такая же замшелая. Вокруг, Тандзиро окружали устремленные ввысь могучие деревья. На некоторых висела симэнава. Камадо провел шершавой рукой по веревке, а затем по коре. Под его натиском пальцев оболочка дерева тут же потрескалась и немного осыпалась. Уже почти поднявшись к своей цели, юноша начал принюхиваться к запахам. Тандзиро отметил, что приятно пахло свежей зеленью, липкой смолой, шишками и хвоей. Лучи уже уходящего солнца, располагающемся на безоблачно персиковом, плавно меняющим оттенки и красным ближе к горизонту небе, проходят через нависающие над тропой ветками. Но... в далеке... в глубине чащи на горе он слышит родной ему запах. Тот самый... свежий кипарис, древесина после дождя, горные травы... Да, он точно там. Дальше дорога ступеней исчезла, осталась только чуть протоптанная, неширокая дорожка. По ней, уходящей ровно вперед, было идти гораздно легче, нежели на поднимающихся вверх ступеньках. Красота леса на горе привлекала и пленила Тандзиро. Он остановился. Ему хотелось остаться здесь навсегда, в этом приятном мирке, который существовал сам по себе. Глядя на окружающую Камадо фауну, он будто окунался в эту тихую, умиротворенную атмосферу. Природа тиха и беззвучна, мысли медленны и спокойны. Тонкая извилистая тропинка, убегающая вдаль, как будто путеводная нить Ариадны, которая выводит его из тернистых и темных зарослей своих раздумий и показывает светлое окончание тяжелого пути. Неспешными шагами Тандзиро продолжал идти. Сухие листья негромко шуршали под ногами и прерывали звенящую тишину рощи. Все дальше уходя в глубь леса, запах Иноске был сильнее. Камадо знал что идет правильно. Вскоре, запах стал настолько сильным, что у Тандзиро перехватывало дух. А вот и сам объект поисков. Иноске Хашибира тихо и непринужденно спал, чем немного удивил истребителя, нашедшего его. Обычно тот не спал днем, ведь в нем бушевала непрерывная энергия (желание драться и желание поесть). Но Тандзиро необычайно обрадовался, узнав частичку жизни его любви. Сердце юного Камадо всегда трепетало, как колибри у ароматного пенстемона, когда он выяснял какой-то новый, неожиданно милый факт о Хашибире. И вот так же и сейчас. Тандзиро застал Иноске дремлющим под огромным, раскинувшимся деревом. Что-то внутри Камадо дернулось, и его объяло чувство материнской заботы. Он поспешил снять свое клетчатое хаори и заботливо накрыть спящего. Иноске всегда ходит с голым торсом, и Тандзиро чувствует, что не может такого терпеть. Он не посмеет допустить того, чтобы тот замерз и простудился. Поэтому сейчас аккуратно и легко покрывает тело Иноске своим хаори. Ему плевать, что потом Хашибира накинется на него и будет кричать что сильный и не заболеет. Но Тандзиро сделал это даже не из романтических чувств, а чисто из дружеских. Тандзиро, не знакомый с Иноске, тоже сделал бы так же. — «Главное, чтобы не упало» — подумал Камадо. Следующие несколько минут он просто любовался спящим. Когда еще появится такая возможность? И он ушел. Собрал все эмоции в кулак и ушел по той же дороге. Сейчас Тандзиро не обращал внимания на окружающую его среду. Мысли снова заполонил Иноске. Он вспоминал его ангелоподобное лицо, которое не опишешь ни одним словами. Он так любил его. Сапфировые волосы, желание потрогать которые возникало у него чаще всего, глубокие, зеленые глаза, смотря в которые Тандзиро утопал каждый раз, мужественный пресс, который хотелось ощупать и исследовать. Маленькие, красные листья японского клена, которые падают на его светлую голову каждый раз, когда тот решит попрыгать в опавших листьях. Все это Тандзиро любил, и уже не мог забыть.***
Иноске слегка пошевелился, что заставило ворона рядом улететь. Заспанные глаза в цвет хризоберилла осматривали округу, а мозг пытался понять где он находится. Потерев глаза и проморгавшись, Иноске приподнялся, оперевшись о локти, и заметил мягкую ткань на себе. Первой мыслью было, что он еще спит, ведь хаори Тандзиро никак не могла оказаться на нем просто так. Но нет, она реальна, вот, он ее трогает. Иноске приложил клетчатую ткань к лицу и закрыл глаза. Он снова чувствовал ощущение дома и присутствие родного человека рядом. От подступившей к горлу радости он улыбнулся, будто где-то внутри светилась теплая звезда, краснея и смущаясь от такой мелочи. Но с этим нужно что-то делать. Зачем Тандзиро специально пришел и накрыл его своим хаори? Иноске не любил решать дела мозгом, поэтому решил действовать. Уже на закатном небе, переливающимся всеми оттенками розового, были перистые, живописные облака. Они покрывали землю, словно кто то пролил их в атмосфере, и они расплываются над всей Японией. Цветы глициний колыхались от единого дуновения ветерка, таким образом разносив свой запах по всему поместью. А розовые лепестки, нежно отделяемые ветром от ветки, рассыпались по всему заднему двору, и были похожи на маленькие бриллианты, разбросанные по поляне. Было слышно лишь пение птиц и жужжание цикад. Казалось, что в этом месте время остановилось, и оставалось лишь наслаждаться выдавшимся вечером. Тишина создавала ощущение покоя и умиротворения. Здесь ничто не могло потревожить. Тандзиро обнаружился на заднем дворе поместья Бабочки, вешавшим белье. Когда тот увидел, сколько постиранных вещей приходится вешать девочкам, он непременно вызвался помочь, иначе на сердце бы скребли кошки. Но Тандзиро делал это не для того, чтобы в душе стало легче, он это делал искренне, от всего сердца. Ему всегда нравилось радовать людей, видеть как губы расплываются в улыбке, смеющиеся глаза и прочие приятные вещи. Обернувшись, чтобы взять чистую простыню из плетеной корзины, Тандзиро заметил Иноске, направляющегося прямо к нему. Еще на подходе, завидев его у стены минки (традиционный японский дом), Камадо заметил, что настроение у него сейчас отличное. — «Из-за чего он так?» Хорошее настроение безошибочно читалось в широкой улыбке во все тридцать два; оживившемся взгляде, да настолько, что в глазах были видны искры; странном, но добром выражении лица, и.... конечно же то, что сейчас Иноске без кабаньей маски (а делает это он только тогда, когда поистине счастлив. Камадо проверял). Тандзиро невольно улыбнулся, если его лучший друг сейчас рад, то и у него, в таком случае, на душе лучше. Вдруг, он заметил, что хаори по-прежнему с Иноске. Кое-как натянуто на плечи, но сам факт. У него перехватило дух, Камадо отчего-то не мог принять, что Хашибира оставил на себе его хаори. Лицо залилось красками и смущением, а Иноске... подошел как можно ближе и... Бросился Тандзиро на шею, прижимаясь сразу всем телом. Обвил его тело руками, оно было таким же теплым. Плотно прижимаясь, можно было услышать трепетное биение сердца и томные выдохи, а аромат волос был таким приятным, хотелось зарыться в эти пряди. Иноске снова ощутил, что Тандзиро - тот, кто ему нужен, родной человек. Камадо тоже не отставал. Юноша лучезарно улыбнулся и прижался к груди Иноске, таким образом отвечая на теплые объятия. После этого длительного объятия, оба отстранились. Тандзиро счастливо заглядывал в глаза любимого и обнаруживал там такое же счастье. И понимал, что все, что происходило с ним самим, происходило и с Иноске. Иначе как объяснить, что он, обычно более сдержанный, творит такие безумства. Они держат друг друга и смотрят в глаза. Иноске не понимал, что творил, и осознал только сейчас. Тот, кого он так сильно любил, сейчас был в его объятиях. Видимо, это правда любовь, про которую, с оживившимся взглядом говорил Зеницу. И эта любовь сильно подействовала на их с Тандзиро жизнь. Похоже, Камадо и сам не понимал, что творит. Юноша, после того, как его плечи окольцевали руками, слегка привстал на мысочки, повернув голову так, чтобы быть ближе к губам Иноске. Осторожно отодвинув прядь синих волос Хашибиры, Тандзиро заставил трепетно биться сердце обоих. Он аккуратно дотронулся большим пальцем до лица Иноске и мягко погладил по щеке. Камадо затаил дыхание и взял его лицо в руки, в то время как руки последнего лежали у того на плечах. В этот момент весь остальной мир перестал для них существовать. Их губы сомкнулись в смущенном поцелуе, таким неловким, что было смешно. Тело начала бить легкая дрожь, но при этом где то глубоко в душе ликовало подсознание. Тандзиро прикоснулся к волосам Иноске, таким нерасчесанным, но любимым. А Хашибира крепко прижал того к себе. Его губы были мягче перины, и этот вкус дурманил его, погружая в состояние запредельного счастья. Оба стали частью жизни друг друга, о чем и мечтали.