Разговор

Смоленск- город невероятно красивый, это вам подтвердит и турист и местный. А какой же красивый русский город без церквей? Церкви- это святое, да только не всякая святость свята‌ и не всякие стены не впустят зло. Жан устало поднимает взгляд перед собой, дабы не споткнуться, шагая по бетонным ступеням под гранит. Тяжёлые деревянные двери открыты, хоть уже и глубокая ночь на дворе, помещение освящают лишь небольшие скопища свечей у икон. Мужчина идёт вдоль двух рядов скамей, садится на первую, почти у алтаря. Он пришёл не исповедаться, не молиться, пришёл почувствовать себя человеком. Он понимал, что сливать кровь для своих целей и красть её из больницы, это как минимум аморально, говоря красиво. И даже понимая, что без этого он или попросту не выживет, или принесёт жертвы, за это бывало стыдно. — Неужто стало стыдно, за ничтожную натуру? — Послышался женский смешок. Врачу даже не нужно было оборачиваться, что б понять, чей это голос, но он обернулся, только из желания посмотреть на его обладательницу. — К твоему сведению, Ольга, святые отцы не исцелят змеиную суть.— Он тоже усмехается, подмечая, что сегодня графиня прекраснее обычного. Красное кружевное платье, с чёрными вставками восхитительно сидело на изящной фигуре. Услышав в ответ молчание, он изобразил раскаяние. — Ой, прошу простить, cher, не Ольга, а Графиня Воронцова. — Барановская.— Коротко отрезала дама. Жан тут же предположил, что она имеет ввиду, однако переспросил на всякий. За манерно-наигранным удивлением, прятал неверие и единственный вопрос: «когда?» — Завтра моя свадьба, собственно, она и причина моего сюда визита. — А, свадьба, значит. А помнишь ли ты, Оленька, кто твой жених? — Сергей Барановский, известный музыкант, и, — Подчёркивая, — лучший мужчина в моей жизни.— Внутри у Дешама что то мимолётно ёкнуло. — Прежде всего, это человек. — Ой, ну и какая разница? Обращу его, делов то… А уж если тебя смущают предварительные объяснения, то я, пожалуй, с твоей сестрёнкой посоветуюсь, что лучше сказать. — Аню не впутывай.— Угрюмо произнёс мужчина. Ольга лишь улыбнулась. — Qu'est-ce que Jean? Je serais heureux…Ou es-tu jaloux?— Вдруг залепетала она на французском. Делая лишь больнее. Это ведь их язык, язык их любви! А теперь слишком жестокая издёвка, даже для неё. Жан натягивает улыбку. — Où l'as-tu eu, chérie? Ils sont jaloux quand ils aiment, pas autrement, mais je ne peux tout simplement pas croire que quelqu'un d'autre a besoin de toi.— Безусловно обидная фраза, но любой согласится- она бы сделала больнее, услышав правду. (Пока ещё) Воронцова хмыкнула. — Мог бы и поздравить, вообще то. — Могла бы и не ёрничать, вообще то.— Молчание. Напряжённое, но слишком нужное, и каждый думает, что сказать- у каждого своя война. — Интересная встреча. Два вампира, в церкви… А я ещё и скептик-атеист, богохульство.— Тихо рассмеялся француз. — Само твоё существование- богохульство, дорогой. — Моё? Ха, а я то думал, отродье, которым ты беременна это край… Видно ошибался, бывает. — Умолкни! — Как пожелаете, моя госпожа.— Жан всё смеётся, а Ольга сдерживает гнев. А может она тоже скучает?..... — Проваливай… — Да я уж и сам собирался.— Может решил не сердить «госпожу», может действительно сидеть надоело, но врач встаёт, поправляя пиджак, и направляется к выходу, решая направиться в бар, чисто символически. — Совет, да любовь вам, графиня Барановская.— Громко и вроде бы весело, произнёс он уходя. Ольга спрятала лицо в ладонях.