Дом

       Венециано восседал на подоконнике, задумчиво вглядываясь в окно, уже который час. Он молчал все это время, не перекидываясь с братом ни словом, ни звуком. Комната была погружена в гробовую тишину, которая изрядно раздражала Романо, сидящего за столом.       Романо в принципе многое раздражало в последнее время, учитывая то, что немцы почувствовали себя словно богами, первоначально освободили Бенито, а после - оккупировали северную часть Италии. А он ведь едва избавился от союзничества с Германией, в которое втянул страну прошлый правитель, и его непутёвый северный младший брат, но бывшему союзнику это кардинально не понравилось.        Третьего сентября, ровно двадцать дней назад, было подписано перемирие между союзниками и Италией. И если сам Романо шел на эту идею с радостью, стараясь как можно раньше покинуть военные действия, заимев возможность не остаться отбросами Европы, как в Великой Войне случилось с Германией, то младший Варгас делал совершенно наоборот. Венециано просто в одну из ночей покинул Рим, уехав не то в Венецию, не то в Берлин, бросив напоследок, что с трусами дела иметь не желает. Это произошло 1 сентября, кажется. Его территорию союзники не оккупировали, они остановились на юге, ему этого не понять.        И, сказать честно, Варгасу старшему было бы абсолютно плевать на брата, если бы до столицы не дошла весть об освобождении бывшего правителя Королевства Италии, а так же об оккупации северной части страны. И именно тогда южному итальянцу пришлось в скором порядке разыскивать своего брата, чтобы он не дай бог не стал своеобразным символом оккупированной территории. Собственно, поэтому Венециано угрюмо сидел на подоконнике, что-то высматривая, не переводя взгляда на брата. — Почему ты молчишь? Разве ты не рад, что оказался дома? — Романо постукивает пальцами по столу, смотря на шатена. — Я не дома. — Чё? — как-то не то удивлённо, не то раздражённо звучит вопрос. — А где ты тогда? — Рим давно перестал быть моим домом. Наверное, с объединения итальянских земель точно. Из-за тебя, — спокойно говорит Варгас младший, все ещё не смотря на собеседника, словно игнорируя его. — Да как...да как ты смеешь так говорить?! — вспыхнул как спичка южанин. — Ещё скажи, что ненавидишь меня! Где тогда твой дом? Не у европейского ли лузера случайно? — с усмешкой в голосе вопрошает обладатель зелёных глаз. — Смею, — все так же спокойно, словно это не начало конфликта, молвит обладатель медовых глаз. — О, милый брат, я в принципе терпеть не могу ни трусов, ни ничтожеств. А ты собрал настоящее бинго. Ты чертов трус, который бежит и капитулирует при любой сложности. Капитулирует, не вопрошая такое же официальное олицетворение страны. Это подло. Если бы моя ненависть к тебе была материальна - ты, несмотря на наше бессмертие, уже давно встретился бы с дедушкой Римом, — Венециано наконец оборачивается к брату, и старший замечает истинную ненависть в его золотых глазах. — Да как ты смеешь называть Людвига - отбросом Европы, сволочь? — голос снизился до шипения, и младший Варгас поднимается с подоконника, идя к брату. — Мой дом - это Венеция, мой дом - это Берлин, мой дом - это Токио. Ты сделал все, чтобы я более никогда не назвал Рим домом. Ты окутал его в свои жалкие щупальца, забрав у меня последнюю надежду! — глаза слегка сощурились, и северянин прошептал: — верни меня домой, Романо Варгас. Выпусти меня из этой ловушки...        Пару секунд Романо стоял в неком шоке, осматривая брата взглядом. Такого Венециано он не видел никогда. Злого, ненавидящего. От этого он даже не отвечал на перепалку сразу, слушая все оскорбления в свой адрес. Сглотнув слюну, итальянец негромко прошипел: — Не смей называть меня трусом, немецкая подстилка. Ты не понимаешь, к чему нас вел твой дуче. Ты не разбираешься в политике, идиот. Твои действия вели страну к полному краху, а ты и рад. Тебе бы лишь бы прислуживать Германии. Лучше бы служил своей стране! — Служить бы рад, я это и делал. А вот прислуживаться перед союзниками, предавая свои ценности - тошно. — Да как ты смеешь!? — свирепо закричал Романо, бросаясь на младшего брата, который этого вовсе не ожидал.        Удар, следом за ним ещё. И ещё. И ещё. Лицо, грудь, живот, голова. Ничего не ускользало от кулаков нервного, и кажется, до помутнения уставшего южного итальянца. Венециано тоже не отставал, но в отличие от брата, пытался просто его скинуть с себя, пихая и ногами, и руками, и чем только мог. — Брат! Братик! Вее, братишка, хватит, прошу! — слёзно умолял зеленоглазого шатен. — О, так теперь я "братишка"?! Теперь ты у нас ведёшь себя как трус?! Ну же, давай, ответь мне, идиот!        Ответа не последовало. Только кто-то резко поднял Романо за шкирку, кинув в сторону дивана. — Я конечно приношу свои извинения, — слышится хриплый мужской голос, — но я вынужден прервать ваши братские конфликты, ибо мне нужно забрать Венециано Варгаса. — Людвиг! — радостно восклицает северный, приподнимаясь с пола. — Il mio tesoro tedesco, ты опоздал, — осуждающе говорит более старшая страна, полностью садясь на полу. — Знаю, прости, к вам почти невозможно попасть, — несколько сконфуженно бормочет немец. — Что...какого дьявола?! — раздражённо рявкает Варгас старший. — Ты не имеешь права его забирать! — Имеет, вее, — мягко замечает Венециано, поднявшись с пола, подходя к Людвигу. — Венециано прав, кто-то же должен возглавить Итальянскую социальную республику, — серьезным тоном говорит Германия, а потом резко тянет итальянца к себе, быстрым шагом покинул квартиру.        Романо остаётся один, внимательно рассматривая штаб-квартиру, в которой царил беспорядок. Он снова один. А его младший брат наконец-то нашел свой настоящий дом, бросив Варгаса старшего одного.       Он и не пытался их остановить. Людвиг в два раза больше и сильнее него, а Венециано скорее всего сразу дали оружие на всякий случай. Романо прикусывает губу, до крови.       В квартире царила гробовая тишина, и лишь капли слез глухо ударяются об пол.