-
Город выглядел особенно красивым, когда он сидел на вершине какого-нибудь небоскреба, с которого открывался вид на весь мегаполис, превращая всё в размытые цветные пятна. Гвен возилась с синяком на своей руке рядом с ним, подтолкнув его и раздражаясь из-за того, что злодею удалось напасть на нее, когда у нее должна была быть репетиция прямо на следующий день. — О, кстати, — начала она после того, как намазала синяк какой-то мазью и объявила, что на сегодня тайм-аут, а Майлз лишь что-то пробурчал, не сводя глаз с непривычного, далекого горизонта её мира. — Мигель вроде как спрашивал о тебе. Хотел узнать, все ли с тобой в порядке. Майлз взмолился, чтобы она не разглядела, как он почти сбросил маску безразличия. — Правда? Она пожала плечами, сжав губы в тонкую линию, как будто вспомнив довольно неприятное воспоминание. — Ну, скорее, он просто поинтересовался, но неважно. Они погрузились в молчание, пока бесчисленные вопросы жужжали в голове Майлза.-
Слава Богу, была пятница, и учитывая, что мама гуляет со своими друзьями, она должна прийти поздно, а это означало, что Майлз может плюхнуться на свою кровать, не беспокоясь ни о завтрашней учёбе, ни о домашних хлопотах. Именно так он и поступил. Немного ранее он боролся с математическими уравнениями и не чувствовал никакой искры вдохновения, но он оставил тщетные попытки и решил просто полежать на кровати, все больше расстраиваясь, поскольку не мог найти решение, наверное, самой сложной задачи на данный момент, о которой ему, вероятно, следовало бы проконсультироваться с Ганке, но время уже позднее, и он решил, что ему следует повременить с этим. Сейчас он не настроен для этого разговора. Майлз уставился на свой альбом, настольная лампа заливала комнату теплым приглушенным светом, и он перевёл недвусмысленный взгляд на открытый учебник, исчерченный математическими терминами, а после на лежащий аккурат рядом его альбом с рисунками. Этот альбом словно дразнит, перетягивая всё его внимание на себя. Его пальцы дернулись к пупку, уши покраснели еще больше, когда его глаза нацелились на знакомое лицо в альбоме, дразнящие мысли и греховные фантазии проникают в его разум, заставив его провести пальцами по животу, посылая приятные мурашки по всему телу. Становясь смелее с каждой следующей секундой, Майлз медленно раздвигает ноги, когда поводит рукой по коленям и ниже к промежности, где ощущается растущая твердость, и он не смог подавить низкий стон, вырвавшийся из его горла, когда он, наконец, просунул руку внутрь. Между делом, в его сознании вспыхивает странный образ, заставивший бедра беспомощно приподняться в его ладони. Майлз не отрицал, что с его странным увлечением что-то не так. Иначе зачем же ему иметь кучи этих альбомов для зарисовок, заполненных этим засранцем? Видите ли, подобно ключевому событию, жизнь несправедлива. Если бы он обратил внимание, если бы он не был в муках сладкого удовольствия до такой степени, что полностью проигнорировал легкое жужжание паучьего чутья, предупреждающего его о чем-то быстро приближающемся, если бы он не сжимал своё возбуждение в ладони, в то время как изо рта у него вырывались сдавленные стоны, Майлз бы заметил бурю ярких красок, проникших в его окно, и скрип дерева на подоконнике. Жужжание усилилось до такой степени, что оно стало болезненным, и его глаза широко распахнулись, когда он почувствовал, что в его комнате есть кто-то ещё. Его кровь вскипела, и даже волосы на затылке встали дыбом, когда он увидел, кто стоит там, взгромоздившись на окно, как странно он выглядел на фоне его комнаты, когда пара ног опустилась на пол, а глаза устремились прямо на Майлза. Он выглядит по-домашнему — внезапно пришедшая мысль, похожая на сумасшедшую ясность с примесью едва скрываемого ужаса — сгорбившись вокруг вещей, принадлежащих Майлзу, комиксов, одежды и всего прочего, разбросанного у его ног, после чего фигура медленно приблизилась. Майлз чуть не упал в обморок, когда с трудом поднялся на ноги, ведь его только что застукали за мастурбацией, а он только таращится на него в ответ, потому что, ну, а что еще оставалось делать? Они стоят посреди комнаты, подвешенные во времени и пространстве, и Майлз думает, что он окончательно потерял рассудок и у него начались галлюцинации, когда фигура перед ним двинулась со скоростью, сопоставимой скорости света, и пара очень реальных и очень сильных рук обхватила его за плечи, когда маска была приподнята ровно настолько, чтобы и без того голодный рот немедленно нацелился на его, готовый к трапезе. — Мигель… — выдавил Майлз, но его немедленно притянули к себе для поцелуя, имя было таким знакомым, но таким непривычным, когда оно сорвалось с его губ, а после он почувствовал прикосновение языка к своим губам. Высокий мужчина напротив ничего не ответил, просто продолжил целовать его до полусмерти, не давая ему возможности даже сделать вдох, затем одна рука обхватила его спину, а другая крепко сжала впадинку между лопаток. Майлз задыхается от исследующих его губ, ощущает когти, вонзающиеся в тонкий материал рубашки, которую он успел накинуть на плечи. Он попробовал еще раз. — Мигель. В ответ он услышал стон и раздраженное “Что?” сорвалось с его губ. Майлз не ответил, лишь просунул палец (палец руки, который остался не испачканным грязным делом, которым он занимался пару минут назад в своей кровати) под чужую маску, прежде чем полностью стянуть ее. Майлз сдержал глупую улыбку, когда на него уставилось слишком знакомое лицо, точеный подбородок и ярко выраженные скулы, которые казались почти мягкими в тусклом свете, льющемся из окна. Тем не менее, взъерошенные волосы, — венец его красоты, — обдаваемые ветром из окна, спадали ему на лоб слишком идеальными локонами, а красный цвет его костюма сиял в тёмной комнате. Глубокие морщины на его лице и впалые щеки, однако, казалось, приобрели грубый характер, заметил Майлз, все больше хмурясь. Но всё это меркнет на фоне бордового цвета его глаз, его пристальный взгляд, горящий, как кремни в потрескивающем огне. Или, может быть, они всё же похожи на густую кровь. Майлз прижал подушечку большого пальца к его щеке, чтобы отвлечься. — Что заставило тебя быть таким несдержанным? Мигель как-то странно посмотрел на него, как будто видел его впервые за долгое время. Как собственно и было, поскольку Майлз не был самым активным, когда дело касалось собраний пауков, вызовов присяжных или чего-то еще, что происходило в Нуэва-Йорке. Ни для кого не секрет, что Майлз активно избегал всего, что с этим связанно. Мигель все еще смотрел на него так, словно у него на плечах выросли две головы или что-то в этом роде, и тут Майлз понял, что он начал успокаивающе поглаживать его по щеке, и он быстро опустил руку, чтобы положить ее на воротник костюма у себя на шее, на что угодно, лишь бы не выдать свои чувства. Он чувствует трепет в животе, когда он медленно придвигает Мигеля ближе. — Ладно, неважно. Приятно, что ты сейчас здесь. В том, как они забрались на кровать, нет ничего церемонного или любовного, и все же Майлз почувствовал, как желание тугим узлом завязывается у него в животе, когда высокий мужчина прижимает его к кровати, как будто это было заучено наизусть, тела легко прижались друг к другу, и Майлз под ним прерывисто дышал. Майлз значительно вырос с тех пор, как они впервые встретились, но ему все еще не хватало нескольких сантиметров, чтобы достичь роста Мигеля. Следовательно, у него была как раз подходящие пропорции ног, чтобы обхватить бёдра Мигеля без особых усилий и сжать их, достаточно сильно, чтобы прощупать грань дозволенного. Мигель не останавливался, его руки исследуют кожу, как и губы, которые теперь расположились где-то на его ключице, когда он издал несдержанный стон. — Может ты перестанешь ёрзать? Майлз даже и не думал останавливаться. — Не-а. Тело над ним внезапно замерло, и чересчур усердствующий язык на его шее исчез, Мигель отодвинулся, устремив на него свой взгляд, который Майлз мог растолковать только как недоверие от услышанного. — Что, чёрт возьми, ты имеешь в виду под этим «не-а»? — Именно то, что это и означает. Нет. И, словно подчеркивая свои слова, Майлз со знанием дела (ну, с тем совсем незначительным опытом, который он имел) повёл своими бедрами вниз по бедрам Мигеля, просто чтобы тот почувствовал ноющую твердость, обтянутую тканью, и этот взгляд, которым он посмотрел на Майлза, равноценен вспыхнувшему пламени. Обжигающий взгляд. Глаза мужчины на мгновение сузились, когда он, видимо, пришел к какому-то собственному выводу, прежде чем он наклонился, чтобы запечатлеть нежные поцелуи вдоль его яремной впадинки, теперь сосредоточившись на том, чтобы обойти контур его челюсти нерешительными покусываниями, и Майлзу, вероятно, придётся завтра скрывать очень ярко выраженные, очевидные синяки от поцелуев. «Не беда», подумал Майлз, когда Мигель провёл языком полосу по его шее, это уже проблема будущего, которую ему ещё только предстоит решить. Майлз начинает привыкать к лёгким волнам удовольствия, проходящим по его телу медленными, равномерными приливами, расслабляясь под напором голодного рта, стремящегося доставить для него как можно больше удовольствия, когда чувствует, как чужая рука дразняще опустилась на его бедро, осторожно лаская его, прежде чем наконец опуститься вниз и погладить промежность… Майлз непроизвольно вскрикивает, ноги инстинктивно сжимают талию Мигеля, и они оба застонали, когда Майлз непреднамеренно прижался своим стояком прямо к Мигелю, и только его здоровенная рука служила своеобразное баррикадой от взаимного трения. Это показалось Майлзу особенно интимным, даже когда он уже обвил ногами широкие бедра Мигеля и увидел россыпь отметин на своём теле. Мигель, как самый настоящий придурок, откидывается назад, чтобы понаблюдать, что он сотворил с его телом, и Майлз давит сильное желание ударить его по лицу, потому что он не имеет права выглядеть таким самодовольным. На самом деле, он не имеет никакого права выглядеть как Геркулес с зачесанными назад волосами, которые просто идеально ложатся на голову, как в рекламе шампуня (Майлз высоко оценивает факт существования прически Мигеля), с бицепсами, достаточно широкими, чтобы буквально выжать жизнь из любого, и с такой большой грудью, что Майлзу внезапно ею хочется задушить себя. — У тебя все хорошо, малыш? Кажется, ты слишком пристально наблюдаешь. — Я не малыш. Майлз пренебрежительно отмахнулся, решив проигнорировать последнее замечание, даже с красноречивым румянцем на щеках, теперь в равной степени раздражаясь, но и возбуждаясь из-за горячей ладони, которая прижимается к его торсу всякий раз, когда он пытается прижаться к Мигелю. — Да ладно, чувак, перестань меня дурачить. Сильная рука сжала его талию. — Как там говорится… От старых привычек трудно избавиться? — Мигель. Майлз задыхается с почти несчастным видом, — теперь его уши полностью покраснели — пытаясь придать своему голосу властный тон, который использует его мать, когда зовёт его несносную задницу помыть посуду. Это была тщетная попытка, они оба понимают, что на мужчину это бы не подействовало. Мужчина одаривает его зубастой улыбкой, — ухмылкой, ведь это же Мигель — выставив на показ свои белоснежные клыки, и эффект, который они произвели на Майлза, мигом заставил его заткнуться, когда он захотел вновь предпринять попытку надавить на мужчину. Ухмылка на его губах стала еще коварнее. — Ну же, не будь таким… Он наклоняется ниже, хватка его рук на теле Майлза усилилась. — К слову, кто же доставлял себе удовольствие с мыслью обо мне? Я видел, как ты пялился в этот альбом, пока ты... — Это не так! Ты просто ворвался в мою комнату и- ох... Он, черт возьми, чуть не вскипятился, пока Мигель наконец не пошевелился, одним движением прижав их тела к кровати, которая жалобно заскрипела под их весом, и Майлз чуть было не предложил продолжить их занятие на полу, потому что с той скоростью, с которой Мигель будет двигаться через несколько минут, у его кровати не больше шансов остаться целой, чем у него самого. Это- Господи, какая бы язвительная аналогия не приходила ему в голову, Майлз едва мог здраво мыслить. Он беззастенчиво уставился на небольшую щель между их телами, на настоящее мессиво между их пахами, где на его боксерах уже образовалось влажное пятно, расположившееся аккурат под эластичным материалом, который скрывал очертания очень, очень твердого члена Мигеля, и Майлз мог поклясться, из его головы напрочь исчезли все мысли. Пялиться на его рисунок было для него невыносимым занятием, и Майлз оторвал взгляд от лёгких толчков и с удовольствием любовался красотой костюма мужчины, его щеки, вероятно, были точно такого же цвета, что и красные линии, дразняще протянувшиеся вдоль костюма Мигеля, прежде чем наконец остановить взгляд на упомянутом мужчине и, господи боже — он едва не увяз в бездне его глаз, потому что в том взгляде было столь неподдельное, безудержное выражение удовольствия и желания, что кровь отхлынула от всего его тела лишь для того, чтобы она вся скопилась в его члене. Этот малиновый цвет, который, казалось, сиял как киноварь в тот раз, когда Майлз не имел удовольствия встретиться с ним впервые, теперь был полностью поглощен его тёмными зрачками до такой степени, что в его радужке не осталось ничего, кроме чёрного как смоль зрачка, и сейчас Мигель смотрит на него так, словно уже трахает его. Майлз чувствует, как из его горла вот-вот вырвется жалкий скулёж, когда тёмное, вездесущее чувство беспомощности и ничтожества, которое он глубоко задвинул на затворки сознания, в данный момент заставляет его тереться у чужой член через одежду, а внезапно вернувшееся на мгновение сознание позволяет обнаружить, что он буквально доставляет себе удовольствие на простынях, подпрыгивая над чужими бёдрами. Ладно, вау. Успокойся, спокойно… Мигель больше не ненавидит его. Он не собирается преследовать его вновь. Теперь все в порядке. Как раз в тот момент, когда он попытался подавить своё беспокойство, толчки замедлились, а после резко прекратились, и Майлз снова сосредотачивается на мужчине, нависшем над ним, с немым вопросом на губах, а после он обращает внимание на выражение его лица. На самом деле, Майлзу не нравится видеть, как Мигель возвращается к своему привычному выражению лица. Он возвращается к стойкости, пролегшей между морщинами на его лице, к напряженным плечам и холодной, бескомпромиссной настороженности, стоящей за каждым его движением. — Что с- — Почему ты остановился... Они оба резко замолкли, прежде чем Мигель медленно продолжил, низким и почти хрипящим голосом. — Что-то не так? Видите ли, Мигеля, общих чертах, можно охарактеризовать как высокого, задумчивого мужчину, который полностью лишил себя каких-либо положительных эмоций, и Майлз не может отрицать, что убеждение мужчины не останавливаться и пахать, как машина, созданная исключительно для уничтожения и расправ, оказало огромное влияние на его душевное состояние. Понимаете, ну как Майлз мог позволить ему продолжать этот путь разрушения, точно зная, где он окажется в конце? Майлз видел это своими глазами, он вытаскивал своего наставника из всего этого дерьма, и он делал это с тем же тошнотворным чувством, которое он испытал, когда опустился на колени, там, в том страшном темном переулке и дрожащей ладонью сжал руку своего умирающего- Майлз тяжело выдохнул. — Да-да, извини, это просто стресс, — солгал он сквозь зубы, и это прозвучало так же правдиво, как и следующий блеф, — Я близок к финалу… Мы можем продолжить. Уголок его рта едва заметно дернулся, когда Мигель уставился на него сверху вниз, словно хотел что-то сказать. Майлз смотрит на него в ответ, над бровями Мигеля отразилась складка морщинки, и прежде чем Майлз успел дважды подумать, прежде чем успеть открыть рот, чтобы выдать очередную ложь, Мигель снова выпрямляется. Затем он слегка наклоняет голову, предупреждая, а после его бедра резко подаются вперед, и Майлз едва не теряет сознание, потому что, вау, у его кровати определенно будут проблемы со скрипом, если они продолжат в том же духе. Мигель не останавливает толчки до тех пор, пока его пальцы (или когти, как вам больше нравится) не оказались в складке ног Майлза, и он наклоняет их вперед, что позволило ему врезаться прямо в их общий — Майлза — жар в позе, на которую Майлз случайно натыкался на порносайте, но он не помнит её название. Что-то похожее на… пресс? Майлз подавил стон от этой новой позы, когда руки Мигеля оказались под обеими икрами, а его фигура подалась вперед, Майлз потянулся выше, чтобы ухватиться за шею мужчины, при этом беспорядочные толчки ни на миг не останавливаются. Господи, тот кто сшил костюм Мигеля должен получить премию, потому он смотрится на нём божественно. Он продолжает двигать бедрами, будто планировал заставить Майлза упиваться этим, жёстко, медленно, мощно и так идеально точно попадает во все нужные точки, что внутренности Майлза скручиваются в предательски надвигающейся разрядке. — Подожди, Мигель... — Майлз тяжело задышал, — Это слишком- — Calla Этот ублюдок имел наглость прошептать это прямо в ухо Майлза, горячо дыша, требовательно, он почувствовал, как его спина выгнулась, как у суки во время течки, его руки взмыли вверх, чтобы ухватиться за широкие плечи над ним, как за спасательный якорь, ладонь обвилась вокруг затылка мужчины, пальцы, слабо подёргивают за волосы. Майлз стонет в чужой горячий рот, и Мигель проглатывает этот стон, ни на миг не сбавив заданного им жестокого темпа. — Нгх- Миге… — Qué rico, — практически прорычал Мигель в перерывах между поцелуями, и Майлзу показалось, что он увидел звезды. — Да, продолжай двигаться так, да- — Стой... — Майлз почти рыдал, какого хрена? Какого, блять, хрена, — Остановись- — Bien. Muy bien- И Майлз действительно увидел звезды. Мигелю не потребовалось много времени, чтобы последовать его примеру, отчаянно взмахнув бедрами, прежде чем издать рык в изгиб челюсти младшего паука, и Майлз почувствовал, как нечто острое, как бритва, на мгновение задело его шею, прежде чем так же быстро исчезнуть, а после приятная теплая тяжесть опустилась на него сверху. Прямо на него. Они оба задыхались, спускаясь с небес на землю. Руки, которыми Майлз обвил шею мужчины разжались и устроились где-то на простынях, одна ладонь невесомо обхватила широкое предплечье. Тело, лежащее на нем, слегка зашевелилось, и Майлз почувствовал, липкость в паху. — Чт- Мигель, мои шорты… — Ах, черт- — Массивное тело отодвинулось от кровати и Майлз вздохнул, глядя вниз на место катастрофы, — Прости, я поспешил и- — Нет, все в порядке. Майлз старался говорить беспечным тоном, как будто ему на самом деле было все равно, но его немного нервировало то, что Мигель извинялся, в то время как именно Майлз был тем, кто опрокинул их обоих на свою кровать. Затем он остановил свой взгляд на уже стоящем перед ним мужчине, и его вдруг осенило, когда он робко оглядел костюм Мигеля. — А у тебя... это потечет по твоим ногам, вроде как. Майлз не отрицал, что вышеупомянутая картина не вызвала у нового приступа возбуждения прямо в паху. — Точно, — был краткий ответ мужчины, и его тело отклонилось к окну. Майлз не ответил, а Мигель не стал настаивать. Они оба встряхнулись, окончательно приходя в себя. Ну, по большей части пришёл в себя именно Мигель, поскольку ему придётся вернуться с... осознанием нестабильности ситуации, и он неловко переступает с ноги на ногу, пряча легкую гримасу за маской, которую вновь натянул. — Это странно? Мигель вновь переключает свое внимание на Майлза, сидяшего на своей кровати, который чувствует себя отвратительно грязно, но он даже не потрудился убрать весь этот беспорядок внутри своих боксеров. Майлз наблюдал за ним сверху вниз. — Да, — хоть его голос и звучал не слишком взволнованно, его взгляд был устремлен куда-то в сторону, — Все в порядке. Я пойду приберусь в лаборатории. А ты, лучше возвращайся штаб-квартиру… Майлз медленно кивнул. "Хорошо". И всё. На этом сегодняшнее заседание завершается… Майлз наблюдает, как Мигель взбирается на подоконник, прежде чем снова повернуть к нему голову. Кажется, было нечто неловкое в том, как он смотрел на него, как будто он не был уверен, были ли слова, которые собирались сорваться с его губ, его собственными. Майлз вопросительно приподнял бровь. — Питер- Гвен и другие спрашивали, придёшь ли ты на ежемесячное собрание на следующей неделе. Новый рабочий список, прохождение протокола и всё такое. Майлзу стало интересно, осознает ли человек перед ним, что именно из-за него он активно избегает штаб-квартиры. — В четверг, — Великодушно добавил Мигель. Последовало напряженное молчание, пока Майлз не оглянулся с недоверчивым выражением лица. Погодите- стоп- секунду- возможно, Майлз придавал всему этому многого значения, но то, как Мигель слегка прислонился к оконной раме, будто он готов ждать от Майлза хоть каких-нибудь признаков подтверждения. Что? Э-э-э… быть не может. Майлз действительно придавал напряжённым отношениям между ними двумя слишком много значения. Тем не менее, он оценил свои силы, тем не менее, появились первые ростки оливковой ветви, означающие спад враждебности между ними. — Да, я приду. Если Майлз и заметил, как слегка изменилась осанка мужчины, как слегка напряглись мышцы на плечах, словно по ним прокатилась небольшая волна облегчения, то он об этом всё равно не скажет. Майлз наблюдает, как мужчина быстро кивает ему, короткая пауза в пространстве между ними, после чего его фигура исчезла в ночи. Майлз подошел к открытому окну, его взгляд был прикован к характерному цветовому всплеску на крыше здания напротив, который вскоре исчез, и он обратил свое внимание на родной мегаполис, который ночью гудел еще более оживленно. Майлз находил утешение в шумном гуле города, он позволяет себе лишь несколько мгновений передохнуть на выступе подоконника, прежде чем обернуться, чтобы что-то найти, скользя взглядом по разбросанной одежде и тому, чего не было на полу, пока в поле зрения не появилась его сумка с небрежно засунутым в неё костюмом. Пока Майлз готовился к патрулированию, его блуждающие мысли не исчезали. Этот танец, в котором они раскачиваются вдвоём. Майлз задаётся вопросом, к чему это их приведёт.