Младший брат

      Ночь. Фремине вынырнул с холодным потом на лице из глубокого сна. Голова гудела, и отрывки памяти разлетались, как осколки стекла при попытках что-то вспомнить. Его руки были ледяными, а тело било сильной дрожью. Возможно, его акваланг был опять неисправен, и он чуть не утонул. Снова. Снова он утопает в глубинах тёмных вод, и мало кто в Фонтейне поймет, что грезит у него на душе. Лишь двое близких ему человека поймут его, но Фремине не всегда хочется открывать свою душу. Под водой его мысли никто не видит и не слышит, он родной среди рыб. Ему всегда комфортно под водой, и как бы грустно не было, но случаи поломки акваланга уже не в первый раз. Случилось это не понятно когда, но в голове Фремине остался очень противный осадок: он сидел на песчаном дне, наблюдая за игрой рыбок и морских коньков, и тут в твоей голове слышится странный щелчок — вмиг вода заливается в скафандр, глаза застилают холодные потоки и дышать становится очень трудно, водные потоки заливаются в рот, и твой крик о помощи никто не слышит, помочь ему вряд ли кто сможет…       Но помощь была, безусловно была. Может, это лишь теория, но есть слух, что, возможно, подводные жители Фонтейна вытолкнули его на берег, или заблудшие рыбаки случайно вытянули его за ботинок вместо рыбы. И увидев еле живого, без того бледного, как смерть человека, его тут же отправляли в медпункт и уже там оставляли на произвол судьбы, где к нему уже на всех парах мчались две звезды-фокусники, сбежавшие с представления под предлогом «фокуса с исчезновением», и их театральный макияж «плыл» от наступающих слез и пота от волнения.       Сегодня история вновь повторилась. Фреми не помнил, кто его спас — он помнил лишь расплывчатую фигуру, которая с усилием тянула его на себя в попытках протолкнуть наружу. И он точно помнил, как его спаситель поранил запястье об острый край акваланга. Фремине очень хотел вспомнить и понять, кто же это, но головная боль не уходила, и его спаситель так же медленно тонул в его уголках разума.       Фремине был в своём же костюме для дайвинга, озябший, его бросало то в жар то в холод от простуды, с болью в ногах, насморком и сиплым горлом, он тихо нервничал от будущего сурового разговора с Лини и Линетт. Рядом потрескивал камин, согревая комнату снаружи и холодя чувства внутри. На его тело бережно натянут шерстяной плед, а голова лежит на чем-то упругом и натирающим кожу — это были колени в капроновых колготках, которые принадлежали его «сестре» Линетт, что печально и с укором смотрела на него с молчаливой мольбой. Фремине не в силах смотреть ей в глаза: он не любит, когда кто-то с ним нянчится, как с ребенком, и волновать попусту брата и сестру ему мало хотелось. Но вот сейчас Фремине вновь лежит на коленях сестры, вновь ледяной как кусок льда с дикой дрожью в теле, и в очередной раз готов слушать сердитый выговор от Лини, который будет опять твердить ему о безопасности под водой.       Фремине не любит беспокоить Лини и Линетт — они, как главные звезды магического шоу, должны заниматься подготовкой номеров, а не нянчить и так неродного брата и вертеться в поисках градусника и шерстяных пледов. Он прикрыл свои голубые глаза хрупкими ресницами, позволяя Линетт коснуться его лба на наличие температуры. Девушка тихо вздохнула, и когда в дверном проёме показалась тёмная фигура, пугающе отбивая носком сапога странный темп, закатала плед на теле Фремине до самого носа, будто защищая от ругани Лини. Пусть тот и любил его очень сильно, но когда дело доходит до жизни и безопасности, пыл Лини не остановить.       Чувствуя неудобство обстановки, Фремине отвернулся к Линетт, изо всех сил пытаясь не смотреть на Лини.       — Сколько раз я просил не уходить под воду не сказав мне и Линетт? — тихий и грубый голос брата отзывался мурашками по коже. Фремине дрожит ещё сильнее от страха.       — Много…- мычит губами в ответ дайвер.       — И сколько раз ты это сделал?       — Мало…       Фремине ненавидит это до слез — он телом ощущал сильный порыв злобы от Лини, хоть и по спокойному лицу не скажешь. Фокусник отошёл от проёма и стал подходить к Линетт и Фремине. Девушка закрыла глаза и чуть подтолкнула брата вперёд, давая Лини сделать выговор. Живот скрутило холодом, когда Лини, шагнув в полосу лунного света, оказался в паре сантиметров от него, смотря таким ледяным и пугающим взглядом, что непривычно для обычно веселого братца. Фремине вжал голову в шею:       — Я в порядке, не волнуй-       — В порядке? В порядке он, да? — он грубо схватил запястье Фремине, что посинело и дрожало, как в лихорадке, и тыкал им в лицо брата. — Это называется " в порядке»?!       — Я… — ком встал в горле дайвера, ему было страшно.       — Что бы у воды я не видел тебя, или плавай там, где тебя видно. Я устал уже умолять рабочих мисс Навии ловить тебя, как рыбу в сезон рыбалки.       — За мной не нужно следить!       — Да что ты! — Лини с театральной импульсивностью швырнул свою шляпу и громкими шагами подошел к столу. Он, в отличии от Линетт, очень эмоционален, и Фремине до жути боялся видеть его не то что злым, больше суровым (Лини не особо злой человек). И в голове никак не укладывается сразу два образа Лини: любяще-заботливый и заботливо-импульсивный.       Он осел на край стола, вытирая лицо салфеткой, и начал что-то искать в стоящей рядом коробке с лекарствами.       — Ты вроде мальчик умный, но порой так и хочется ругать, словно ребенка, — пузырьки с таблетками перелетали с его рук на стол, ища нужные лекарства.       — Лини, прости, я… — он не успел оправдаться до конца — кашель раздирал его горло. Линетт (опять же молча)погладила его по светлой голове.       — А если бы я не успел? Что бы было?       Фремине удивленно округлил на него свои глаза, а Лини тем временем, холодно бросив на него взгляд суровых лиловых глаз со спины, стянул перчатку, где был тот самый порез от акваланга. В грудь будто что-то ударило — неужели Лини вновь сбежал с представления, спасая чужую жизнь? Возможно. Голубые глаза дайвера забегали по комнате и остановились на лице Линетт, ища поддержки от неё. Но её молчание давало знать, что, как бы она не хотела оправдать его, Лини будет прав.       Лини нашел то, что искал — сироп от кашля и грелки. Он вручил их Линетт, а сам с помощью хитрого фокуса с картами достал стакан с водой и принялся считать капли для раствора. Его глаза переключились с капель, стекающих в воду, на сломанный и мокрый акваланг, он сильно нахмурился.       — Я этот акваланг забираю, он слишком опасен.       Фреми сильно запаниковал: только не это! Но по взгляду Лини вряд ли он передумает о своём решении, но ведь дайвинг — единственное удовольствие Фремине, как быть?       — Нет, пожалуйста… Он не опасен, просто-       - …Просто ты опять можешь задохнуться и не ясно, кто тебя спасет в следующий раз? — подколол его Лини, протягивая ему стакан с водой.       Фреми ответить нечего. Он молча забрал стакан у Лини, обхватил дрожащими губами края и порывисто, стараясь не хныкать, и попивал горькое лекарство. Фремине ощущал на своем затылке пытливый взгляд Лини, максимально пристыженный и простывший. Чувство дискомфорта ударялось об ребра.       Лини бросил быстрый взгляд на Линетт, кивнул в сторону двери. Она кивнула в ответ и аккуратно стянула голову Фремине со своих колен и процокала к брату. Он что-то шепнул ей на ухо, после чего она подняла упавшую шляпу Лини и направилась вместе с ним к дверному проему. Лини насупился, грубо толкнув дверь и зашагал по коридору, а Линетт сначала шла, но затем развернулась к Фремине и шепнула:       — Мы на репетицию, а ты спи. Может, придем сегодня или утром навестим, — и упорхнула в тень ночного дома.       Глубоко вздохнув, Фремине ударился лбом об диван, хрупкие слезинки стекли с его глаз по щекам. Скоро он уснул, в одинокой комнате, убаюканный треском дров в камине.       Весь его сон мучили кошмары от высокой температуры. Ему снились Лини или Линетт — они бросались за ним в воду, бушующие гневные воды тянули его на дно, а брат и сестра пытались спасти его, но все заканчивалось одинаково — Фреми утопал слишком глубоко и испуганные лица «родни» расплывались под бурлящими пузырями воздуха.       Проснулся он в холодном поту, тело дико дрожало — одеяло сползло с него во сне. Поежившись, Фремине встал босыми ногами на прохладный пол и подошёл к окну. Уже почти светало, но небо все равно оставалось тёмным. Еле заметная светлая полоса рассвета протекала по горизонту и проскользнула в комнату, можно было разглядеть тонкий слой пыли на книгах, которые лежали на столе и полках. «Наверное, ещё рано», — думал Фремине, ведь даже птицы еще не пели. После любования небом и редкими точками проснувшихся ранних рабочих, он вернулся в свою постель, она уже успела нагреться от его тела, но это все равно не помогло его согреть полностью. В носу щипало от насморка, и горло ещё не прошло, на языке остался привкус горького лекарства. Фремине поднял с пола вязаный плед и укрылся им, мыча от холода. И за что они платят налоги? Непонятно.       Он поудобнее устроился на диване и задумался, как там дела у Лини с Линетт. Наверное, Лини ворчал всю репетицию или был с кислым лицом, а Линетт пыталась его утихомирить. Как бы хотелось сейчас посмотреть на их фокусы… Для многих фокусы — забава для детей, однако Лини с Линетт частенько любили приглашать его на репетиции, и каждый раз дух захватывает от банального фокуса с картами или кролика из шляпы достать. Но сейчас ему было стыдно смотреть им в глаза, а особенно Лини: как вспомнит его лиловые зрачки, полные холода и тихого раздражения, так сразу в дрожь бросает и сказать ничего не даётся.       — Уже проснулся? — чей-то голос напугал его.       Фремине не заметил, как сюда кто-то зашел, но повернув голову из стороны в сторону и увидев сидящую на подоконнике фигуру, вертящую карты в руках, и успокоился, и напрягся.       Лини спустился с подоконника, и, встав около Фреминье с вопросом на лице «можно присяду?", получил положительный ответ в виде кивка, сел рядом и положил неподалёку свой цилиндр. Они оба молчали в натянутой тишине. Фремине теребил свои пальцы и краем глаза смотрел на лицо Лини: оно было уже не таким злобным, наоборот — оно стало бледнее, глаза чуть впали, усталость расцветала в полной силе. В его глазах была пустота, даже можно сказать, что печаль. Фреми надеялся на то, что он больше не будет на него кричать. Лини будто прочитал его мысли и тихо хихикнул:       — Я пришёл проведать как ты, не бойся.       В ответ дайвер хмыкнул и направил взгляд в пол. Они просидели ещё минуту, слушая тиканье часов и сиплое дыхание Фремине, пока Лини не решился заговорить вновь.       — Прости меня.       — А?       — Я был слишком груб, — его пальцы сжали края одеяла. — Пойми одну вещь: я вас с Линетт очень сильно люблю, и не могу себе простить если вдруг с вами что то произойдет. А в этот раз… Я не знаю что бы было если бы меня не было во время.       — Лини, — он слабо потянул фокусника за рукав. — Как ты узнал, что я тону?       — Я был на площади во время отдыха: пришёл на минут пять, чтобы развлечь детишек. И только я пришёл, как вдруг кто-то из них крикнул, что в воде рыбы дерутся. Я прибежал и увидел, как на поверхности воды появляются пузыри, и сразу понял, что кто-то тонет. Ну, а дальше. А дальше ты понял.       Фремине вобрал в себя воздух и слабо потянулся к Лини. Уголки глаз стали блестеть, а губы предательски дрожать. Лини расплылся в лёгкой улыбке и притянул Фремине к себе в объятия. Дайвер с радостью и удовольствием прижался влажным от насморка носом к теплому телу. Лини, как обладатель пиро элемента, был тоже очень тёплым, и на контрасте с холодной комнатой он получал удовольствие от поглаживания по голове и тепла.       — Я не злюсь на тебя, — выдохнул Фремине холодный воздух в плечо Лини.       Тот поежился и, достав колоду с картами, протянул одну карту к рукам Фремине. Он обожал такие фокусы — Фремине вытянул одну из карт с рисунком пингвина и вмиг в его руках оказался плюшевый пингвин — самая любимая его игрушка. Вдохнув её тёплый аромат, он погладил по голове пингвина и прижал к своей груди.       Фремине нетактильный. Он не любит, когда кто-то его трогает, но он радуется, когда Линетт или Лини ласкаются с ним. Он был вовсе не против, когда Лини мягко чмокнул его в лоб и, поддавшись нахлынувшей сонливости, словно кот, устроился на коленях брата, обнимая пингвина и сопя от сна. Не до конца уснувший, он почувствовал присутствие другого человека — неясно откуда взявшаяся сестрица Линетт погладила его по непослушным волосам и устроилась на коленях Лини рядом с Фремине. Лини с довольной улыбкой гладил их обоих по голове и плечам, напевая какую-то песенку-колыбельную, пока сам не устал зевать и не погрузился в сон.       Если бы они были котами, то сейчас они бы мурчали, как самые громкие моторы. И сейчас, несмотря на мороз в помещении и в теле, на душе Фремине было тепло и солнечно, ведь рядом были те, кому он доверял и любил больше всех на свете.