***
Нрав моей матери был широко известен в городе. Всякий раз, когда ее эмоциональность брала вверх и она в пух и прах ссорилась со своим мужем, так громко и свирепо, как только позволяла ей ее кипящая итальянская кровь, каждый в округе сразу же об этом узнавал и не спешил попадаться Бьянке Картер под горячую руку. Однажды поссорившись с отцом, она громко хлопнула дверью, оставляя за собой последнее слово, и закурила на крыльце. Мама курила горький табак, от дыма которого першило в глотке и щипало глаза, но я все равно подсаживался рядом и ждал, когда ее сигарета догорит до фильтра. — Анджело, — ее длинные пальцы стучали по сигарете и вместе с умирающими искрами, не долетающими до земли, она хрипло приветствовала меня и в этом приветствии сквозило предостережение молчать до тех пор, пока она не позволит. Это был наш негласный ритуал, установившийся в течение многих вечеров, похожих на этот. — Что случилось? — спросил я, дождавшись момента, когда сигарета закончится и мать потянется за новой. — Он узнал, что я откладываю деньги на поездку в Италию, — поделилась мать, щелкая огнивом дешевой зажигалки. За границу ее одну отец не пускал, но и вместе с ней ехать не собирался, так что обычно эту тему дома не поднимали. Сделав первую затяжку, она прочертила в сгущающейся тьме вечера яркую огненную дугу резким взмахом руки и издала раздосадованный смешок. — Я просто хочу побывать на родине в последний раз, разве я многого прошу? — Последний? — не знаю почему, но я сразу зацепился за эти слова. Подобная оговорка была не в ее стиле и именно она заставила меня в дальнейшем обращать внимание на те детали, которые ускользали от моего внимания раньше. Мама поджала губы и не отвечала, пока не сделала последнюю затяжку. — Иди в дом, Анджело. Уже стемнело. Сейчас я сожалею, что не надавил на нее. Может, если бы я смог разговорить ее, то все не пошло бы по совершенно другому пути. Однако я был просто семнадцатилетним подростком, до этого ни разу не сталкивающийся с настоящими проблемами, поэтому я покорно оставил ее там одну, как она меня и просила.***
Помогая матери в личной оранжерее, я перенимал у нее знания о флористике и фармацевтике. Говорили только на итальянском — так она была уверена, что я не забуду о своих корнях, и лелеяла мысль, что сможет когда-нибудь взять меня с собой, чтобы представить родне, оставшейся в Европе. «Esco a fumare» бросила мать, покидая оранжерею. Табачный дым был вреден для растений, так что она была вынуждена выходить, когда зависимость брала вверх. Она выкуривала как минимум две за раз и смаковала их так долго, как только могла, так что когда дверь открылась почти сразу после ее ухода, я отвлекся от крапивы и обратил внимание на зашедшую Дебору. Она все еще сохраняла дружелюбный настрой, но уже тогда между нами чувствовалось явное напряжение. Родители давно махнули на это рукой: между нами была разница всего два с половиной года и подобное соперничество было в их глазах чем-то нормальным. Дебора долго ходила туда-сюда, рассматривая растения, и я не спешил ее выгонять, пока она ничего не трогала. Мать не пускала сюда никого опасаясь, что могут пострадать растения или незваные гости, однако я смог доказать свое право находиться здесь спустя полгода после того, как мне исполнилось двенадцать. Сестра же благополучно этого права лишилась, отравившись по своей же глупости. Уже не помню, каким было начало разговора, но мы перебросились парой фраз перед тем, как она неожиданно сменила тему. — Ты знаешь, чем заболела мама? Я напрягся, но помотал головой. Раз уж такая невнимательная дурочка смогла заметить, то должно быть скрывать болезнь уже и не было смысла. Мать чахла на глазах, но на любые вопросы отмалчивалась и бранилась, не позволяла себе показывать слабость или обращаться в больницу. — Действительно? Я думала, что своему любимчику-то она рассказала, — Дебора сердито закатила глаза на мое возражение о любимчиках и кинула в меня скомканный кусок ткани. — Донеси до нее мысль, что с такими симптомами пора бы и к врачу. Когда мать вернулась, я и думать забыл о том, что окровавленный платок, переданный сестрой, стоило бы спрятать.***
Отец часто ругался на меня за мое неуёмное любопытство и потребность влезать в чужие дела, по большей мере потому, что именно в его дела я влезал с завидной регулярностью. Как он считал, полицейские отчеты не были тем, куда стоит влезать детям, но чем старше я становился, тем меньшее сопротивление я встречал своим действиям. К тому моменту, когда я понял, что мы не просто дискутируем насчет интересных случаев, отец уже окончательно утвердился в своем решении затащить меня в судебную систему. Это больше не был «поганый характер, передавшийся от матери». В глазах старика я был будущим адвокатом дьявола, чей злой язык мог бы послужить на благо общества. Но роза пахнет розой, как ее не назови. У меня действительно был дерьмовый темперамент. Пока он натаскивал меня по праву, я готовился к экзаменам по химии. Не то чтобы я смог продержаться долго, но я до сих пор горжусь, что такой сопляк, как я, смог обводить бывалого следователя целых полгода. Скандал был жуткий, но в конце концов я выторговал право заниматься любимой наукой. Это был первый шаг к тому, чтобы стать главным разочарованием своего отца. Второй я сделал совсем скоро. Сейчас я не жалею о том, что поступил в Пальметто, но тогда это было одно письмо из десятка других, которому я предпочел любое другое, если бы так не сложились обстоятельства. Выбор университета — это серьезный шаг, который может повлиять на жизнь человека в течение многих лет. У меня была возможность получить стипендию в более престижных университетах, но это означало, что придется оставить дом. Дом, где останутся больная мать, которую я могу потерять в любой момент, неуправляемая сестра, проходящая через все прелести взросления, и отец, обожающий доводить их до ручки. Слово там и слово тут, а там уже летят тарелки, несколько ранящих оскорблений и отец уходит из дома до утра, прихватив кошелек и набросив свое шерстяное пальто. — Все никак не можешь оторваться от материнской юбки, — припечатывает он мне, стоя на пороге. — Если с самого начала собирался выбросить свою жизнь на помойку, тебе стоило отречься от своей фамилии перед этим. Больше я не буду вмешиваться в твою жизнь, разбирайся с последствиями своих импульсивных поступков сам. Отец исчез в ночи и не появлялся до самого утра, наверное, был в баре. Мать зло прокляла его вдогонку, надрывно закашлялась и обругала уже нас. Треск осколков под ее ногами был единственным напоминанием того, что она все еще жива несмотря на то, что выглядела как неупокоенный дух. Я уже закончил убирать осколки, когда Дебора пришла в себя. Это был не первый раз, когда она плачет из-за склок в доме, но кое-что изменилось — она впервые была зачинщицей такого крупного скандала. Пришлось насильно разгибать ее онемевшие пальцы, чтобы отобрать письмо из университета, и растирать их для возвращения чувствительности, пока она пыталась дышать сквозь истерику. Не помню, что сказал ей. Что-то вроде «это не твоя вина» и «он все равно бы узнал»? Было горько осознавать, что меня сдала собственная сестра, но успокоить эту идиотку было важнее, чем потакать своей глупой обиде и начинать новый скандал. Дебора оттолкнула меня и сбежала в свою комнату после шутки о том, что теперь-то она будет любимицей у родителей. Вокруг матери уже было четыре бычка, когда я справился с последствиями нашего неудачного семейного ужина. Хриплое «Анджело» и я сел рядом, ожидая ее слов. Было стыдно, что все произошло из-за меня и моего глупого решения оставаться рядом как можно дольше, поэтому я молчал, не осмеливаясь что-либо говорить. — Государственный университет Пальметто, значит, — мать криво улыбнулась, поджигая сигарету во рту. — Чем же он показался тебе лучше, чем Стэнфорд? — Он всего в часе езды отсюда. Так я могу знать, что с вами все хорошо. — Мне не нужна нянька. — Да, тебе нужна не нянька, а человек, который сможет вызвать скорую, когда ты доведешь себя своим упорством, — выдохнула дым мне в лицо, чтобы заставить замолчать, но я перетерпел и продолжил. — Почему ты не хочешь обращаться к врачам? — Я бы обратилась, если бы они могли мне помочь, — мать впервые за все вечера на крыльце повернулась ко мне лицом и потушила сигарету. Это то, чего я всегда хотел, — поговорить с ней вот так, лицом к лицу, когда она перестанет вглядываться в пустоту за воображаемый горизонт и хоронить тревожные мысли в дымке никотина — но когда это наконец произошло, меня словно окатило холодной водой. — Ты слишком многое на себя берешь. Не делай глупостей, Анджело. — Как я могу уехать зная, могу больше тебя не увидеть? Это несправедливо, — уехать означало бы, что в какой-то момент мне придет сообщение о смерти Бьянки Картер и приглашение на ее похороны. Это значило, что я мог бы смеяться, в то время как она уже была бы мертва, а я не знал об этом. Это значило считать каждый наш разговор последним. Мать сощурила свои зеленые глаза, высматривая что-то во мне, и сдавшись, смягчилась. Она слабо обняла меня и я сжал ее в объятиях в ответ, не собираясь отпускать. Это была самая сильная женщина, которую я знал, и даже медленно умирая, она не давала себе права показывать слабость. — Никогда не бойся потерять людей от того, что боишься остаться один. Ты всегда один, — мама оставила мне долгий поцелуй в лоб и похлопала по спине, чтобы я наконец отпустил ее. — Поговоришь с отцом завтра, ладно? Я нехотя отпустил ее и помог подняться со ступеней. Отца ждать не было смысла, но мама подтолкнула меня к двери и осталась на месте. — У меня осталось еще одно дело, — ответила она на незаданный вопрос. Ночью сильно похолодало и я переживал, что она может простудиться. Заметив мою заминку, она более настойчиво отослала меня прочь. — Иди в дом, Анджело. Уже стемнело. И я покорно оставил ее там одну, как она меня и просила, чтобы на следующий день ее тело нашли в нашей оранжерее.***
Все списали на запущенный рак легких, обнаруженный у Бьянки после вскрытия. Настоящую причину смерти не установили да и не стали искать, если честно. Единственный намек на использование яда был скрыт с места смерти и теперь хранился у меня в тайнике. С похорон прошел месяц. Переживали утрату тяжело. Отец стал чаще пропадать по ночам. Дебора заперлась в своей комнате и отказывалась разговаривать. Я пытался решить проблему своими силами, таскал книжки по психологии из библиотеки и читал их по ночам, когда освобождалось время от работы и домашних дел. Дебора по началу не реагировала, но очень быстро начала капризничать, кричать и отбрыкиваться от моей заботы. Через три месяца после похорон я поступил на первый курс. К тому времени я уже не надеялся на отца, с которым почти не разговаривал. Его ночные вылазки и смерть матери больно ударили по нашему бюджету, поэтому мне необходимо было найти работу, дохода от которой хватало бы на оплату моего обучения, толкового психотерапевта, содержание дома и будущую учебу сестры. Решение нашлось быстро: я начал торговать наркотиками. Нелегально, бесчестно, неэтично, но я и не ищу себе оправданий — мне нужны были деньги и я нашел способ их добыть. Все стало потихоньку налаживаться.***
Сестра медленно становилась самой собой. Оглядываясь назад, мне не стоило ослаблять бдительность, но тогда я был так рад, что решил потакать ее маленьким прихотям и закрывал глаза на вещи, которые не должен был игнорировать. Она стала проводить много времени вне дома. В самом начале своего пути к выздоровлению она иногда проводила в своей постели по несколько суток подряд, так что это было воспринято мной как хороший знак и я никогда не препятствовал ее желанию выйти на улицу, а с покупкой подержанной машины старался подвозить ее, если была возможность. Появилась потребность влиться в общество и быть привлекательной. «Это нормально» говорили мне книги по психологии и я потакал ее желаниям, давая деньги на шопинг, косметику и походы в торговый центр. А потом я поймал ее на том, что она собиралась сбежать из дома ночью. Когда шестнадцатилетняя девчонка сбегает из дома, чтобы переспать с каким-то придурком, это уже не звоночек, а целый колокол, извещающий о том, что что-то пошло не так. Дебора называла это любовью и я, скрипя зубами, предложил ей привести ее парня к нам на ужин познакомиться. Ублюдок был одним из моих клиентов. Напряженные отношения в доме и ее общая ментальная нестабильность привели к тому, что она стала легкой жертвой для плохого человека. Дебора зацепилась за первого человека, который пообещал ей будущее, в котором он бы забрал ее из мрачного родительского дома и сделал бы ее счастливой. Этот ужин изначально был провальным, но Харви, сукин сын, решил, что раз тонет сам, то хотя бы заберет меня с собой. Каково это узнать, что у тебя сын дилер, в то время как ты сам полицейский? Очень разочаровывающе, скажу я. В этот раз не было криков, не кому было бить посуду, не было смысла напоминать мне о том, что я являюсь позором моей семьи. Отец молча выпроводил гостя и не сказав мне ни слова, ушел к себе. Утром также тихо ушел. Джеймс Картер был убит при исполнении своих служебных обязанностей на следующий день. Мы так и не поговорили. Было бы мне легче, если бы мы поскандалили как во все прошлые разы? Тогда я хотя бы запомнил его последние слова адресованные мне. Какими же они были?..***
На тот момент я еще не успел сдать экзамены, поэтому приходилось совмещать сессию, похороны и бороться за право опеки. Моя сестра все еще была несовершеннолетней, поэтому рисковала попасть в систему. Времени критически не хватало и пока я был занят, Дебору забрал к себе ее ухажер. У придурка были друзья и родственники, которые помогли ему удержать мою сестру и парочки избиений хватило, чтобы я перестал пытаться встретиться с ней. Я не успел и глазом моргнуть, как остался в пустом доме. Вся моя жизнь строилась на том, что жил ради кого-то, так что же мне делать теперь, когда никого не осталось? Это было моей навязчивой мыслью, пока я искал новую цель в жизни. Может попытаться найти яд, который убила себя моя мать? Специальность судебного химического эксперта была как раз кстати. Хотя, недостаточно, если при ее вскрытии так и не обнаружили следов отравления, верно? Нужно взять дополнительные курсы. Это должно хоть как-то помочь заполнить пустоту внутри. …”Все кажется легким, когда видишь, как это делает другой, ” — вещал по телевизору один из этих смазливых мальчишек, которых можно найти на постерах в комнате сестры. — «Ты понимаешь, насколько что-то действительно сложно, только когда делаешь это сам. Сосредоточься на развитии своих навыков, а не на обсуждении удачи. Удача может предоставить возможность, но если не хватает умения извлечь выгоду из этого момента, тогда все это пустая трата времени.» — Интересная мысль, Дей, — заворчал я, убирая осколки от разбитого стекла с пола. Каждый раз, когда я хочу сделать что-то хорошее, у меня все идет через задницу, да так, что закон Мерфи стоило бы переименовать в мою честь. Первое же мотивационное видео по запросу в гугле попало прямо в точку. — Действительно, нахуй-ка эту удачу, я сам справлюсь.