3 декабря.
' Просто спроси у меня, как удалить пятна крови с мехового пальто. Нет, правда, давай. Секрет — кукурузная мука, которой нужно почистить мех против шерсти. Но оставим это между нами. Чтобы удалить кровь с клавиш пианино, посыпь их порошком или сухим молоком. Это не самое важное умение, но чтобы удалить пятна крови с обоев, смешай кукурузный крахмал с холодной водой. Точно так же кровь удаляется с матрасов и кушеток. Фокус в том, чтобы забыть, как быстро подобные вещи могут случаться. Самоубийства. Несчастные случаи. Преступления в состоянии аффекта. Только сконцентрируйся на пятне, и от него не останется даже воспоминания. Не обращай внимания на ощущение, что единственный твой настоящий талант — это сокрытие правды. У тебя есть Богом данная ловкость на совершение ужасного греха. Ты об этом просил. Счастливый дар. Даже спустя шестнадцать лет мне хочется верить, что мир становится все более совершенным. Но глубоко в душе я понимаю, что это не так. Мы надеемся на прогресс в людях, но он так и не наступает. Хочется думать, что есть что-то, что и ты можешь внести в процесс улучшения. 'Страница 21.
Столько времени прошло, а из головы все никак не вылетают воспоминания, стараются задержаться и просто просят сжалиться, оставить их, не забывать. Еще хуже — нескончаемые разъедающие разум чувства, противные и мерзкие, грязные. Чистое сердце в мгновение становится опороченным и никудышным, бьется, а толку? Привычный ритм превращался в надоедливый, хотелось вырвать и растоптать, закинуть в мясорубку и прокрутить до самого конца, следом заморозить полученный фарш где-то в родительской морозилке, жаль невозможно. Куда страшнее понимать, что раздражает даже не свой орган, а чужой и безобидный, но не в глазах Фам. Ее мировоззрение чуток отличалось от среднестатистического и повседневного, может, даже слишком. По мнению девушки, только она могла излечить безнравственное сердце своей любовью, другие всего-навсего не понимали подхода или делали только хуже. По крайней мере так казалось Ханни. Вновь она рассматривает аристократичные черты лица, представляя свои пальцы на этом невинном подбородке, но Минджи этого не достойна, ее сердце этого не достойно. По крайней мере так казалось Ханни. Тем не менее от своих чувств вьетнамка не отказывалась, ей нравилось вот так просто со стороны наблюдать за кем-то, замечать мелкие привычки, запоминать расписание или примечать смену настроения. Другие имеют право назвать ее больной или одержимой, психически нездоровой, однако это не так. Она просто хотела помочь. Помочь избежать разбитых надежд или шанса воспользоваться ее телом. Фам не умела читать мысли, она не бог, впрочем, большинство желают именно этого, так ведь? Только ее чувства были проявлением искренней и чистой любви, которую встретить в наше время столь тяжело и проблематично. Может, младшая, как и все остальные позволяла непотребным мыслям проникать в сознание, но она же не видела в Ким только объект собственной похоти. Все ее чувства иные. Внутри все переворачивалось с ног на голову, когда вьетнамка вновь сидела у стены в собственной комнате и хватала воздух ртом, пытаясь скрыть немые стоны, пока рука находилась где-то между ног и медленно передвигалась по чувствительным местам, не забывая поглаживать уже намокшие. Это девушка совершала не из-за возбуждения и похоти, а по случаю любви. Большой любви. Ей нравилось верить в лечебный характер своих чувствований, что лишь она способна замечать истинную красоту Минджи. Только в этом разочаровывало одно — безразличие со стороны темноволосой. Неужели ей все равно? Неужели она не может развидеть единственного человека, который так много к ней испытывает, готов помочь во всем. Нет, конечно, они общаются и знают друг друга, даже проектную работу вместе выполняют. Именно тогда Ким впервые коснулась плеча младшей, что ощутимо отразилось на восприятии. Тепло рук и аккуратные очертания всплывали где-то в подсознании каждый раз, когда посреди ночи Ханни укладывала ладонь на свою шею и слабо сжимала ее, представляя Минджи на своем месте, которая просит остановиться и сжимает часть тела еще сильнее. Фам и самой хотелось покончить со всем этим, с собой, завершить свои страдания, но она должна помочь старшей, показать настоящую любовь, защитить от грязных посторонних лап и заточить в свои, но незапятнанные и безупречные. Вот, она вновь сидит и рассматривает родное личико, такое спокойное, к сожалению, эти гляделки превратились во взаимные, как только Минджи перевела взгляд со своей тетради на знакомую. Темноволосая слабо улыбнулась и помахала рукой. Призыв к действию. Ханни недолго думая встает со стула и направляется к столу, за которым сидел ее объект обожания. А может даже одержимости. — Привет, давно не виделись, все хорошо? — Дружеский тембр голоса задал хороший тон разговору, жаль излишняя доброжелательность только подпитывает интерес. — Да, я в полном порядке, — Фам усаживается напротив и продолжает проходиться глазами по родинкам, маленьким шрамикам на миловидном лице. — Ощущение, что ты что-то скрываешь... Ну ладно, пытать не буду. Жалко. Щеки младшей налились краски от своих же мыслей. Но нет, они появлялись из-за огромной любви. — Слушай, онни, не хочешь прогуляться после школы? — Прости, у меня много дел сегодня, нужно бежать, — Минджи быстро собрала все свои принадлежности со стола и хотела двинуться в нужном направлении, как ее тут же схватили за запястье, да еще и так грубо. — Пожалуйста, я не думаю, что случится страшное, — Может на лице Ханни и была улыбка, однако все это показалось старшей странным, отчего та недоверительно взглянула на знакомую и попыталась убрать руку. Попытка оказалась проваленной. — Ханни, мне нужно идти, отпусти, — Поняв свою ошибку Фам помотала головой и отпустила кореянку по ее делам. Чего это с ней? Ранее так яро первая не проявляла своих намерений, а сейчас оставила красный след на бледной коже, впрочем, ей даже понравился разгоряченный цвет? В любом случае отказ совсем не понравился, почему Ким столь неукротимо отказывается от помощи и просто не желает развидеть реальную опасность, которая витала рядом с ней. По крайней мере так казалось Ханни.19 декабря.
Она не бог, но для Минджи стремилась стать мессией, который должен явиться для уничтожения зла и спасения ее беззащитной души. Свой дневник Ханни несла с собой, она готовилась к этому моменту, слишком долго и кропотливо собирала план по кусочкам и размышляла о последствиях, да это уже не совсем волновало, сегодня она избавит Ким от страданий и наконец-то подарит всю любовь, покажет истинное лицо собственных чувств. Фам сделает это прежде, чем позволит себе опорочить внутренние ощущения, может она и поддавалась соблазну, но исходило это все от неистовой и неконтролируемой любви. Это влечение не было нормальным, оно больное и противоестественное. Такое же ненормальное, как и тряска всего тела каждый раз, когда их взгляды пересекались, когда Минджи оставалась поближе, позволяя проникнуться ароматом ее сладких духов или отдаленно порошка для одежды. Сейчас они шагают по пустому коридору, здесь совсем никого, недостроенный этаж школы, который обещали привести в порядок еще в прошлом году, вокруг пустые коробки, пыльные полки и закрытые двери. Что обе девушки тут делают в позднее время? Ханни из кожи вон вылезла, чтобы сблизиться с Ким, крупицами исследуя ее личность и на какие места нужно давить, дабы получить доверие и благосклонность. Сработало. Минджи согласилась вместе проникнуть в эту закрытую и изолированную зону ради веселья. Какая глупая. Просто дура. — Интересно, когда эту часть школы отремонтируют? — Старшая с энтузиазмом заглядывала в открытые кабинеты и размышляла о возможности восстановления этажа, тем более их школа в какой-то степени переполнена, наверняка понадобится дополнительное место для учеников. Фам ничего не ответила, продолжала плестись где-то сзади, готовясь к финальному акту. Иезекииль, Глава Девятнадцатая, Стих Седьмой: «И опустела земля и все селения ее от рыкания его...», Младшая уже и не помнит продолжения, иначе не помнила бы своего имени. Впрочем, сейчас она готова именовать себя судьей, который держит в руках хрупкую судьбу невнимательной ученицы. Ханни тихо достает из рюкзака небольшой перочинный нож, пока Минджи в свое удовольствие болтает о всяком. — Онни, — Ласково зовет вьетнамка. Прохладное лезвие проходит сквозь кожу, как только забывчивая девушка поворачивается. Кровь своевольно и мгновенно выступает, представляя собой картину из багровых мазков на бледном и незапятнанном холсте, усилив хватку орудие просачивается еще глубже, издавая характерные звуки. Со стороны Ким послышались тихие стоны, а ее рот непроизвольно открылся от удивления и резкой боли, которая теперь пронизывала все ее тело, заставляя кончики пальцев онеметь, сердце забиться в бешеном ритме. Почему только это действие Фам заставило сердце темноволосой биться быстрее? Понимание ненужности своих попыток помочь разозлило, лицо Ханни сменилось с умиротворения на гнев, стиснув зубы она обхватывает рукоятку полностью и вытаскивает окровавленную железку. — Я всего лишь хотела помочь, неужели ты не видела их взгляды? Почему не смогла раньше заметить, как сильно я нуждалась в тебе? — Окаменелое тело свалилось на спину, силы еще не успели полностью покинуть Ким, поэтому из последней надежды девушка ползла назад, оставляя за собой алую дорожку. — Х... Ханни... — В голосе не расслышать того самого дружеского задора, оно и понятно. Нгок Хан медленно ступала по кровавой тропинке, а позже вовсе уселась на чужие бедра, заставляя старшую прекратить попытки спастись или убежать. — Минджи... Ты правда ни разу не хотела коснуться меня? Я так сильно нуждалась в твоих руках... В твоем дыхании... — Девушка склонилась и приблизилась к чужим трясущимся губам, — Хоть раз заметить желание в твоих глазах... Никто из них даже не представляет насколько ты прекрасна на самом деле. — Прошу... Оставь меня, — По некогда покрасневшим щекам стремительно покатились слезы, а сама Минджи зажмурила глаза, в ожидании собственной кончины. Ханни не бог, но сейчас примерила на себе роль судьи. — Просто прими мою любовь сейчас, хорошо? Ты все равно никуда не убежишь, я тебя осалила, — На лице Фам появилась улыбка, в то время как ее рука продолжала действовать. Девушка медленно вводила лезвие ножа, просачиваясь через кожу, пока полностью не дошла до конца острой стороны. Хрипение и стоны боли играли сопровождающую роль во время всего действия. Нож лишь орудие правосудия и освобождения. Она спасла Минджи от извращенных глаз и умов, ей хотелось слиться с ней воедино, кровь кореянки на руках младшей участила дыхание, если чужое сердце через несколько секунд перестало биться, то свое просто с ума сходило от прилива адреналина. Дневник свой Ханни прихватила не зря, продолжая сидеть на уже бездыханном теле, та начала вырывать каждый лист, исписанный способами очистить душу Ким, способами сблизиться или своими дурными фантазиями, которые появлялись из-за любви. Ее чувства были иными, не такими грязными и возникали не по причине животного возбуждения. По крайней мере Ханни так казалось. Последний листок оказался решающим, именно его вьетнамка поднесла к пламени зажигалки, подожгла, оставляя на запачканной рубашке Ким. Мессия встал и направился к выходу, оставляя рюкзак внутри. Поглощающий огонь до конца очистит не только опустевшую Минджи, но и разум Ханни, перезагружая его полностью.21 июля.
' Я — последний человек, с кем она разговаривала, и я засыпаю еще до того, как утихает звон от криков в ушах. Я не жду, что ты поймешь, это просто еще один вид развлечений. Когда ты имеешь такую власть — это кайф. Признавать это убийством или нет, зависит только от степени твоей религиозности. Правда в том, что это ужасный мир, и я прекратила ее страдания. Мы ничтожны вместе. '