Особая честь

      Драко обнял на прощание Панси. Она прижалась нервно и крепко. От её мятой блузы едва уловимо пахло выветрившейся свежестью духов, волосы не были уложены, и черные, мягкие пряди вились на концах. Ее естественность казалась уязвимостью. И Драко мучился от того, что не мог подобрать слова, которые смогли бы вернуть ту Панси Паркинсон, которая говорит громче толпы и смеётся до взвизгов, а не плачет так тихо, словно даже плакать боится. Раньше Драко раздражал шум, который создавала сокурсница, куда бы не пошла. Теперь он не может понять – почему?       Панси хотела что-то сказать, но качнула головой и оторвалась от Драко. Шепнув так тихо, что он только по губам и прочел: - «Береги себя», - она направилась к матери.       Её отца на перроне не было.       Драко с Забини остались вдвоём в толпе. Они не были камнем в море. Люди обходили их по дуге, которая была шире, чем нужно. Или это всё нервы? Драко накрутил себя, и теперь в каждом взгляде ему мерещилась неприязнь. Или поджавшиеся губы взаправду превратили миловидное лицо прохожей во враждебное? Это было слишком! Драко не хватало только начать переживать за мысли в головах незнакомцев в то время, как его собственная жизнь превратилась в сплошные вопросы.       Блейз Забини, ждущий что-то от Драко на перроне девять и три четверти, не упрощал ситуацию.       Вопреки разговорам, они никогда не были близки. Драко подозревал, что школьные сплетники записывали их в лучших друзей, братьев не по крови, и даже любовников от того, что видели – лицо Малфоя едва ли не перекашивается, когда Крэбб и Гойл открывают рты не для того, чтобы есть в них. Если руководствоваться житейской логикой, то все верно – у Драко просто обязан быть кто-то вне свиты, кто-то достаточно остроумный, хитрый, разговорчивый. Дружба – это про равенство, а не про «воды притащи, мне жарко». А раз кто-то есть, но публике его не представляют, то можно только воображать, какие на то причины способны выдумать озверевшие от однообразия учебных будней подростки.       Но, правда в том, что у Драко Малфоя не было друзей.       Драко родился, встроенный в строгую иерархию, где главную роль играли семейные связи, договоренности, состояние. И это только для романтиков с Гриффиндора звучит ужасно грустно. Но у этих это от недостатка ума: в большинстве своем львы мозгами не блещут, поэтому и вынуждены полагаться на эмоции и симпатии.       Отношение же Драко к кому-либо основывалось на множестве факторов: происхождение, близкие знакомые, оценки, то, как человек преподносит себя обществу, и как оно воспринимает его. Кроме этого, Драко должен был учитывать еще и будущие перспективы. Так, состоятельным Крэббу и Гойлу, очевидно, не светит головокружительная карьера Гермионы Грейнджер, какие бы связи не задействовали их родители. В идеале, Драко стоило начать налаживать контакты с ней еще на первом курсе, тем более что чистокровная идеология была дискредитирована последней войной, и общество поощряло миролюбиво настроенную к маглорожденным аристократию. И он бы – честно - налаживал, не будь она подружкой Поттера и Уизли. Уизли перечеркивал весь ее ум. А Поттер был Поттером. Так, Гермиона Грейнджер стала вторым человеком в жизни Драко, которого он вышвырнул из всякой иерархии, наплевав на будущее и даже на настоящее.       А третьим был Блэйз Забини.       Он был из тех людей, кого Драко предпочитал держать под рукой, и он же был тем, кто установил дистанцию между ними. Но, в отличие от тупенького Поттера, сделал это так изящно, что Драко проморгал его забастовку, а потом уже было поздно что-либо предпринимать.       Вежливость Забини была такой, что при всем желании не прицепишься, а любые разговоры он легким, непринужденным тоном сводил к обсуждению школьных будней. Забини хохотал над нелепыми ситуациями на занятиях, ухмылялся с сардонических комментариев Драко в сторону тупых правил, шутил шутки о педагогах. Со стороны они наверняка казались хорошими приятелями. Но этим всё их общение и ограничивалось. Было время, когда Драко пытался втянуть его в свои ссоры с Поттером и его прихлебателями, поставить его рядом с Крэббом и Гойлом, но Забини ускользал от него на волнах этой своей абсолютной вежливости. К концу первого курса Драко махнул на него рукой и сам не заметил, как начал соблюдать нейтралитет. И следить за тем, чтобы Блейз тоже его соблюдал.       Это даже смешно, но они всерьез занимались этим - несколько лет выстраивали не-дружбу, не-вражду, «ничто». Едва ли не по линейке отмеряли допустимые границы. И в этом смысле, школьные сплетни не врали - Блэйз Забини правда, был особенным человеком в жизни Драко.       А сегодня он, выстроивший стены, сам же их и разрушил.       Речь Дамблдора совершила невозможное – в Большом Зале, в котором находилось больше восемьсот учеников, стал слышен шелест пламени свечей. Потом всколыхнулся тревожный шёпот. Северус Снейп хлестко указал подбородком в сторону выхода, и старосты Слизерина, такие же неповоротливые, как ожившие статуи, поднялись со своих мест и деревянными голосами велели факультету построиться. Слизерин покинул Большой Зал первым, до того, как волны страха и горя раздулись в цунами направленной ненависти. По коридорам шли в суете, молча. Шум шагов грохотал под сводами каменных потолков, и Драко мерещилось, что весь Хогвартс идет по пятам и дышит им в спины. И по тому, как дергано оборачивалась староста, как она кидала косые взгляды на пустые портреты, он понял, что не одинок в своей паранойи.       В гостиной они нелепо столпились на входе, как глупое стадо, лишившееся пастуха. Драко оказался под перекрестом сразу десятка ждущих взглядов. И впервые в жизни почти испугался внимания. Он четыре года указывал большинству однокурсников что им делать, как себя вести, с кем общаться, а чьё имя забыть. И, должно быть, что после стольких лет послушания, само собой, что в момент кризиса они ждали, что Малфой хлопнет в ладоши, соберет всех вокруг себя и объяснит им - как жить дальше. Драко спасла Панси. Спустя длинную паузу, она неловко – подумать только! – нервозно и с фальшивой улыбкой проскрипела горлом:       - Думаю, нам следует побыстрее собрать чемоданы, пока они не решили, что замуровать нас в подземельях – это хорошая идея!?       От ее натянутого веселья скрутило в животе. Кто-то из девчонок, из вежливости хохотнул в ответ на шутку. И студенты с видимым облегчением разбрелись по комнатам. И никто так и не произнёс вслух.       Тёмный Лорд вернулся.       Новость ударила по Слизерину, как молот по наковальне. И пока Хогвартс отходил от шока и только пытался поверить в смерть – в убийство - своего студента, Слизерин оказался в другом положении. По другую сторону конфликта. Добрая половина студентов вдруг узнала, что самое вероятное будущее теперь – идти по стопам родителей в ряды Тёмного Лорда. И далеко не все оказались готовы к такой новости.       Драко оказался не готов.       Это только кретины с Гриффиндора могут думать, что они всё это время только и делали, что всем факультетом преданно ждали возвращения Тёмного Лорда. Всего за несколько часов до отъезда Гриффиндор спровоцировал несколько потасовок. Все вокруг думали, будто студенты в зелёных галстуках не жили все эти годы. Не мечтали, не строили планы, отношения, не искали себя, не мучились выбором будущей карьеры, не переживали за экзамены.       Будто у них нет каких-то базовых человеческих органов или чувств.       В середине этого года Драко пообещал себе, что как-то сможет, где-то наскребет смелости и наглости и, вероятнее всего, ему придется раздобыть флакончик успокоительного, чтобы поговорить с отцом о своем желании связать жизнь с профессиональным квиддичем. Семейная империя может и подождать десяток лет, пока он налетается.       А теперь всё. Теперь не золотой мячик, фанаты и скандалы в газетах – а война.       Никто из ближнего круга общения Драко никогда всерьез не помышлял и даже не воображал себе идти войной против мира, чтобы захватывать его! И когда родители предавались воспоминаниям о старых деньках своей юности, они поддакивали, мыслями витая кто где. Прошлая война была их сказкой на ночь. Та же Панси так делала перед отцом: - «Конечно отец, Темного Лорда на них не хватает! Кстати, ты помнишь, что обещал прийти на моё выступление? Мы готовили танец больше месяца, я была бы счастлива увидеть тебя там». А сам Драко был избавлен от родительской ностальгии вовсе. Отец посчитал нужным дать ему всего один совет: - «Ты должен относится к памяти Тёмного Лорда со сдержанным сожалением, когда того требует ситуация и сдержанной радостью – когда она требует иного. Ориентируйся на собеседника. Просто не переигрывай».       Вот чем была их, детей Упивающихся, преданность Лорду. Уверенностью, что его больше нет. А теперь он вернулся. Спустя пятнадцать лет. И он будет требовать не потасовок со студентами с враждебного факультета в туалете, не кубка Чемпиона Школы, а убивать и умирать.       Драко, в жизни которого самым пугающим инцидентом была отработка на первом курсе в Запретном Лесу, просто не мог оказаться готов.       Семья Забини Блейза не была связана с Темным Лордом, руку его матери не пятнала Темная Метка. И вот именно Забини - никому ничем не обязанный - бросил собирать вещи, разрушил тяжелое молчание, пробормотав что-то о том, что не может так и рухнул на кровать Драко.       - Ты как? Если скажешь, что все хорошо, я не поверю.       - Ты же не думаешь, что я стану плакаться тебе в плечо? – Драко скривил губы и очень постарался взять насмешливый тон. Он фальшивил. Настроения не было.       Он ещё много что мог бы сказать. Забини совершил огромную ошибку, когда подошёл с этим своим сочувствующим лицом. Драко был на взводе. Все были на взводе. Драко не был хорош в том, чтобы сдерживать накипевшее, да и за годы учёбы привык выпускать пар на неудачников, какие подворачивались под руку. Все, о чем мечтал Драко, это с кем-нибудь разругаться до воплей, а потом добраться до дома, где родители, наконец, все ему объяснят.       - Если тебе это надо – я пойму. Драко, я, правда, хочу помочь. Тебе даже поговорить не с кем.       - Вообще-то….       - Будешь обсуждать свое светлое будущее с Крэббом и Гойлом?       Драко против воли представил, как скажет им нечто вроде: - «неизвестность – вот что, оказывается, сводит с ума». А в ответ прозвучит тишина. А потом осоловевшие глаза приятелей широко распахнутся, и они взвоют, умоляя объяснить другими словами.       - Тебе придётся провести аналогию между непредсказуемостью жизни и кексом. Ты же понимаешь? – Очень серьёзно спросил Забини.       И тогда Драко рассмеялся. А спустя несколько минут с ужасом понял, что не может остановиться. Он не плакал. Но смех начал больше напоминать истерический приступ. И он сам не заметил, как оказался в кольце крепких рук. И это было так, будто бы они с Блейзом были друзьями.       Но, правда, в том, что они не были. А в этой жизни надо платить за всё.       Теперь было ужасно неловко. Драко чувствовал себя уязвимо: он не имел права на истерики. Его фамилия гарантировала ему внимание и статус, но и спрашивали с него, как ни с кого другого на факультете. Было много желающих сесть на его место, вырвать контроль из рук, установить свои порядки. Это, как в квиддиче: на одной лишь фамилии, как и метле, снитч не словишь, если летать не умеешь. А что, если Забини решит использовать эту его минутную слабость? Однажды напомнит о ней и потребует плату. Сможет ли тогда Драко выкрутиться? Прежде чем Драко найдёт, выдумает чем он может покрыть гипотетическую опасность, ему, совершенно точно, нет смысла ругаться с Блэйзом Забини.       Драко в смешанных чувствах разглядывал юношу перед собой. Пауза затянулась до неловкой. Крэб с Гойлом никогда не претендовали ни на что такое – дружеское – с его стороны. И теперь Драко просто не знал, как правильно – допустимо – попрощаться с Забини. Он видел, как другие подростки обнимаются, если считают друг друга друзьями, а хороших знакомых хлопают по плечу. Но они с Блейзом не были ни тем, ни другим. С запозданием Драко вспомнил об универсальном рукопожатии. Пусть будет сухая вежливость – решил он.       Но когда Драко протянул ладонь, Забини крепко ухватил его за левое предплечье и дёрнул в объятия.        - Обещай, что это тебя не коснётся. – Попросил Забини. – Драко, я серьёзно. Сейчас Твой отец ближе к Нему, чем кто-либо другой. Обещай держаться подальше. Хотя бы до конца школы. Ты школьник, Драко. Мы дети ещё.       - Не думаю, что Он собирается набирать себе армию из детей. – Отшутился Драко. - Ты зря волнуешься. Правда.       - Очень на это надеюсь. – Забини отступил. – Береги себя.       Драко провожал однокурсника взглядом до тех пор, пока он не добрался до отчима и матери. Аннет Эйвери была Черным Лебедем среди уток – невероятно красивая и грациозная женщина с копной кудрявых волос, белоснежной улыбкой и темной, как небо в безлунную ночь, кожей. Таинственная, опасная и навечно одинокая Черная Вдова. Драко обнаружил, что нарочно смотрит только на мать и сына, игнорируя мужскую фигуру рядом с ними. Было жутко взглянуть в лицо живого мертвеца. А он всё суетился на периферии, забирал у пасынка чемодан, хоть Блэйз и мотал головой, о чем-то шутил, потому что Аннет оборачивалась к нему со смехом на губах и смотрела таким особенным взглядом, который, должно быть, способен любого мужчину окрылить на невероятные свершения. Со стороны чета Эйвери казалась воплощением семейного благополучия. Драко знал наперед, что брак оборвется скоропостижной смертью главы семьи, но глядя на них со стороны даже для него оказалось легко обмануться и поверить. И тогда больно кольнула зависть. Семья Забини была сплошным безумием, но их жизни следовали заранее заготовленному сценарию, и даже возращение Темного Лорда не вырвало ворох страниц из книги.       Драко ушел от горьких мыслей искать собственных родителей.       Отец с матерью из года в год ждали Драко в конце перрона, вдали от толпы, подле указателя с двумя стрелками. Нарцисса встречала его улыбкой и теплыми объятиями с запахом свежести и чего-то цветочного. А Люциус окидывал долгим взглядом с макушки до носков туфель – и с каждым разом ему требовалось больше времени - а потом важно произносил: – «Ты повзрослел». На перроне было не принято говорить об учебе, оценках, ожиданиях, будущем или прошлом. И казалось, что весь мир встаёт на сентиментальную паузу ради воссоединения семьи. Драко по-настоящему любил возвращаться домой. Ему нравилось получать отцовскую благосклонность просто за то, что он – это он, за то, что он есть и растет.       Сегодня Драко еще издалека увидел, что родителей на перроне нет.