пять лет спустя
Вей Усянь стоял на горе и смотрел на то, как его армия добивает остатки армии ордена Вень. Он и подумать не мог, что его жизнь сложится вот так. В тот страшный день, когда псы Вень Жоханя ворвались в Юньмэн, он думал, что погибнет.***
Прикрыв глаза, он снова видит госпожу Юй, стоящую с ног до головы в крови, собственной и чужой. Он видит, как Цзян Фянмянь тяжело опирается на свой меч, а рядом с ним стоит Цзян Чен и милая А–Ли, которая в тот день сражалась на равных с братьями. А ещё он отчётливо видит собственное отражение в одном из начищенных до блеска щитов. Тощий, бледный, совсем ещё мальчишка, выглядящий, как промокший под кровавым дождем пёс, но глаза блестят тем самым блеском, который в свое время отличал его бабушку, и который потом разгорится в неистовый пожар. В тот день многое произошло впервые. Янли в первый раз воспользовалась своим мечом, показав, что она не просто слабая юная госпожа, а стоит на равных со своими братьями, все молодое поколение в первый раз лишило жизни человека, а Вей Усянь впервые использовал свое заклятие. Потом, после всего случившегося, он назовет его "Песнь Илина", и, если честно, сам не до конца поймет, почему, но по какой-то причине, он чувствовал, что боль, приносимая им, сравнима с той, от которой поют голоса на горе Илин. Это заклинание не было обычным ни по одному параметру. Основным отличием было то, что оно было построено на принципе черпания духовной энергии из окружающей среды, а не из магических предметов или золотого ядра. Так же, для него не требовалось произносить что либо, или чертить руны в воздухе. Нужно было лишь собрать энергию в себе, придать ей направление и форму, и направить куда нужно. "Песнь" сама по себе была интуитивна и тем сложна. А последним и самым важным было то, что это была темная магия. Это произошло лишь потому, что другого выхода не было. Бойцы клана Вень все наплывали, и, несмотря на большие потери с обеих сторон, стало понятно, что они выиграют. Этого допустить было никак нельзя. В какой-то момент, когда тело и разум Вей Усяня были на пределе, он вспомнил древнее заклинание, которое нашел во время одного из наказаний в библиотеке облачных глубин. Его суть заключалась в том, чтобы взять ци и, сконцентрировав и придав ей форму внутри себя, направить на врага. Другого выхода не было. Умереть или прибегнуть к древней магии и спасти свою семью. Выбор сразу стал очевиден. В какой-то степени Вей Усянь знал, чем закончится его увлечение другими путями в использовании магии. Темным путем. — Цзян Чен, Янли, дядя, тетя! Я вас люблю, простите за все, — Он не смотрел на их реакцию, а сразу приступил к ритуалу. Едва его глаза закрылись, мир для него как будто опустился под толщу воды. Даже не видя ничего, он чувствовал как ци проходит через его меридианы. Он стал накопителем, живым вместилищем энергии. Блестящие бело–золотым нити устремились к его груди, прямо к сердцу, но он отмел их и протянул руки к темным, как смоль, ручьям, что текли невидимой для глаз патокой по всему пространству. Захватив их и направив прямо к золотому ядру, он сконцентрировался. Одно неверное движение, одна лишь отвлеченная мысль, и Вей Усянь перестанет существовать. Когда он открыл глаза, на мир смотрел уже не Вей Ин, а будущий Великий Магистр. Темная энергия, пройдя через золотое ядро и став материальной, рвалась наружу. Черные с красным отливом слезы потекли по щекам юного заклинателя, капилляры лопались от напряжения, а вены вздулись до такой степени, что стали похожи на чёрную паутину, опутавшую юношу. Слова на старом, уже забытом всеми смертными языке сорвались с его губ. Они лились нескончаемым потоком, а вместе с ними с ладоней Вей Усяня полился черный свет. Это не было похоже ни на что иное, и каждый, находившийся во внутреннем дворе пристани Лотоса замер, заворожённый невероятным зрелищем. Тьма распостраняла свои лучи во все стороны. Из всего, чего они касались, будто бы забирали жизнь. Это коснулось и членов ордена Вэнь. Первым тьма коснулась солдата с огромной саблей, что сжимал за горло одну из служанок Мадам Юй. Тот даже сказать ничего не успел, как кожа его померкла, а тело начало распадаться. Иньчжу закрыла глаза, не в силах двинуться с местаот страха, но тьма лишь легонько мазнула по ее лицу и последовала дальше, не причинив никакого вреда. Кто-то из Вэней бросился бежать, но не успев сделать и шага, был сражен черной стрелой в спину и рассыпался в прах за считанные мгновения. И тут начался кошмар. Все, кто был послан уничтожить и стереть с лица земли Юньмэн стали безумно размахивать, мечами и творить заклинания защиты, но все тщетно. Тьма добиралась до каждого из пришельцев и не оставляла за собой даже прах. Биться с ней казалось таким же безумством, как пытаться обыграть солнечный луч. Спустя пару минут не осталось ни одного из псов ордена Вэнь, а все выжившие в этой битве, как один, стоявшие до этого истуканами, повернулись к эпицентру мрака. Это был Вей Ин. Или кто-то другой под его маской. Каждый, кто стоял в зале, выглядевшем сейчас как руины, почувствовал всю мощь, исходящую от хрупкого на вид подростка. Сейчас перед ними стоял полубог. Заклинатель, приручивший сам Мрак. Когда темная Ци постепенно ушла из тела Вей Усяня, он мертвым грузом осел на пол. Бледное лицо застыло, как у восковой статуи, а обескровленные губы продолжали шептать какие-то отдельные слова, на все том же давно преданном забвению языке. Не успел никто опомниться, как к юному заклинателю, полулежавшему на грани обморока, подбежал Лань Ванцзи. Не заботясь о себе, он с грохотом упал на колени и принялся растирать щеки Вей Ина, бить по ним и пытаться заставить того оставаться в сознании. Любой, кто до этого знал Второго Нефрита, мог дать обе руки на отсечение, что у этого бесчувственного камня нет эмоций, что он не умеет смеяться и плакать. Но сейчас, глядя на то, с каким отчаянием он просит не закрывать глаза, они бы засомневались в своей правоте. — Ханьгуан Цзюнь, вы ему не поможете, он потерял слишком много духовной энергии, его золотое ядро едва сверкает — Мадам Юй подошла незаметно — Все, что мы можем сделать – это положить его на кровать и попробовать передать свою духовную силу, но, боюсь, это все равно бесполезно — она сделала паузу, как будто ей сложно произвести следующие слова — Один заклинатель может передать слишком малое количество энергии, но из-за того что ядро получит даже маленькую порцию, оно начнет поглощать себя вместе с чужой силой. Я слышала, что раньше делали талисманы как раз для таких случаев. Они накапливали энергию носителя и в нужный момент высвобождали, но технология давно утеряна. — Женщина отошла на пару шагов назад и громко, с горечью произнесла: — Вей Усянь мертв. Он отдал жизнь за нас, и мы в неоплатном долгу перед ним. Меня зовут Юй Цзыюань, и я клянусь своим именем, что отныне и навсегда я его должница. — она совершила глубокий поклон в сторону безжизненно лежащего тела. Наступила тягучая тишина. Казалось, можно почувствовать, как возникает та буря эмоций, какая бывает после того, как люди осознают катастрофу. Молчание нарушило первое. — Меня зовут Цзян... — Нет. Не смейте. Закройте свои рты. — четкий голос Лань Чжаня отразился от мрамора. — Как вы смеете хоронить живого? Он не просто отдал жизнь, его ядро повреждено, он больше никогда не сможет войти в круг перерождений, если сейчас умрет... Чей-то голос робко поправил — когда он умрет. На лице Второго Нефрита отразилась чистая боль — Вот то, что вы сейчас делаете. Лицемеры, все здесь лицемеры и псевдо сочувствующие. Не смейте говорить, что что-то невозможно, наверняка вы просто не знаете нужный способ. — он наклонился ближе к бледному лицу Вей Усяня и тихо, так, чтобы услышали лишь они двое, произнес. — Помнишь, когда мы сидели на крыше в Гусу, ты спросил, что я больше всего люблю? Мой ответ уже долгое время один — тебя. Я люблю твою улыбку, твой самый лучший для меня характер, твои глубокие глаза. Ты – император моего мира, и то, что люди не видят этого – просто вопрос времени. Я клянусь, когда ты откроешь глаза, мы вместе с тобой победим орден Вэнь, ради тебя я перекрою судьбу, если надо. И тогда, люди увидят настоящего тебя — Величайшего Заклинателя. Тебя провозгласят богом, императором, а я всегда буду рядом, чтобы забрать в Гусу, если все достанут, и закрыть спиной от стрел, если восстанут, — по щекам текли слезы, руки дрожали — хотя ты сильный, не дашь заступиться, сам начнёшь защищать... А помнишь, как мы сидели в библиотеке, и ты показывал мне непристойные картинки? Вернись, не уходи, и тогда я куплю тебе целый магазин с подобным, а ты будешь мне их показывать и смеяться с мой реакции... Я все сделаю, только живи... Хотя бы ради своей семьи, если хочешь, возненавидь меня, только скажи хоть слово. Заткешее тело предало, и Лань Ваньцзи упал лицом на грудь Вей Ина и зарыдал. Среди протяжных вслипов слышалось только: — Вей Усянь, не уходи от меня — тяжёлый судорожеый вздох и снова рыдания — пожа... по-пожа-пожалуйста... Вдруг, он резко замолк, окружавшие люди, застывшие в трепете перед чужим горем, старательно отводившие до этого глаза, все как один посмотрели на Второго Нефрита. — Точно, как я мог забыть... — он резко поднял красные глаза и тихо сказал : — Отвернитесь. Прочь. Не задавая вопросов все развернулись на сто восемьдесят градусов и пошли на выход. Эта битва многих покалечила, пора зализывать раны, и каждый, вне зависимости от того, как сильно он пострадал, подписал, кто принес бо́льшую жертву. Они решили оставить Лань Чжаня один на один с его горем, и не мешать гордому заклинателю, не любившему показывать свои слабости, прощаться с единственным другом. Едва тяжёлые двери закрылись, как Ваньцзи склонился над телом друга. — Идиоты, духовную энергию можно передавать не только через руки... Есть лучший способ. Он мягко коснулся своими губами губ Вей Усяня, чувствуя, как энергия полилась широким потоком. Чем дольше будет поцелуй, тем лучше. Мадам Юй ясно выразилась. Есть только один шанс, если не получится восполнить все, что он потерял, золотое ядро попросил поглотит само себя. Первые несколько секунд их поцелуй представлял из себя просто соприкосновение губами, потом Лань Чжань осмелел, слегка пошевелив ими, он прижался ещё ближе, но ударился о зубы. Мда-а, не так он представлял свой первый поцелуй, но все не так плохо, он хотя бы с тем, с кем и хотелось, правда обстоятельства огорчают. Когда Вей Ин проснется, и, если у Лань Чжаня хватит храбрости, у них будет ещё сотня поцелуев, нет, сотни тысяч. Слегка пленя неподвижные но живые, теплые губы, молодой человек провел языком по нижним зубам своего партнёра в поцелуе, открыв его рот шире. Энергия полилась ещё сильнее. Чем сильнее поцелуй, тем больше поток духовной силы. Поцелуй углубился и стал более открытыми, откровенным, не теряя при этом всей своей нежности. Никто не знает сколько времени прошло, но чем дольше длился поцелуй, тем слабее становился Лань Чжань. При передаче своих сил он старался дать столько, сколько Вей Ин потерял, сражаясь. Но в какой-то момент колени и руки перестали держать Лань Чжаня, и он был вынужден лечь прямо на юного заклинателя, все еще не разрывая поцелуй. Силы таяли с каждой секундой, а Вей Усянь все не просыпался. Вдруг, Лань Чжань осознал, что, видимо, умрет сегодня. Горячая кровь уже текла из носа адепта ордена Гу Су Лань, смешиваясь с чужой кровью. Убийственно. Беспощадно. Это была его вечная клятва любви. Ведь, если подумать, какая жизнь у него впереди? Бесконечная череда запретов, строгий контроль, полное безвластие над собой и своей судьбой, ведь ее выбрали ему еще в раннем детстве. Приличная скромная жена, выбранная дядей, воспитанные дети, чинная жизнь второго главы клана, и все это лицемерие будет сопровождать его до гроба. Это все было на одной чаше весов, а что же на другой? Насыщенная жизнь, наполненная геройством, гениальными изобретениями и взрывным смехом. И конечно служение простым людям. Еще в Гу су, Лань Цижень за закрытыми дверьми сказал Лань Ванцзи, что у его друга, Вей Усяня, талант, который встречается раз в столетие, а то и реже. Последним человеком с подобным даром была его бабка. Этот дар — умение видеть другой путь борьбы и неустанное стремление к спасению людей – не должен пропасть. Так чья же жизнь ценнее? Лань Чжань давно совершил свой выбор. Вдруг грудь человека под ним вздрогнула, и Вей Усянь коротко выдохнул в поцелуй. Последние силы ушли на то, чтобы разомкнуть глаза и оторваться от чужих губ. Сквозь мутный туман, Лань Чжань увидел, как за трепетали веки Вей Ина, и медленно открылись глаза. Ему кажется или они другого цвета? Будто вокруг зрачка появилось красное кольцо. Или это кровь уже застилает ему глаза, предвествуя о близкой смерти? Роли поменялись. Обессиленный Ваньцзи медленно сполз на землю, а Вей Усянь присел, схватившись за голову. — Черт, вот это приключение... Голова просто раскалывается, а ты как, Лань Чжань? Что вообще произошло? Я кажется отключился... — Юный заклинатель перевел свой взгляд на друга на полу. — Лань Чжань, Лань Чжань! Ты в порядке? Почему у тебя глаза такие красные? А откуда кровь на губах? Ты ранен? Кто-то из них все таки задел тебя? Мне казалось, что я их всех...того, — слова лились, как из рога изобилия. — Это кровь... Твоя — силы окончательно покинули его, и говорить почти не выходило, губы не шевелились, и из-за этого слова сливались в одно. — Посмотри пожалуйста на меня. Просьба прозвучала как-то надломленно, будто из уст умирающего старика. Вей Усянь удивлённо перевел глаза на своего друга, — Эй, Лань Чжань, только умирать не думай, сейчас я позову врача, тебя подлатают... — Не стоит, мои духовные силы иссякли. Проживи жизнь, которую хотел. Помогай людям, совершенствуйся, и если будет возможность, то сжигай хоть иногда пару штук бумажных денег для меня. — Лань Ваньцзи закашлялся кровью и обессиленно уронил голову на землю — Твои глаза — самое лучшее, что я видел жизни, твое сердце растопило мое, и если ты — последнее, что я увижу в этой жизни, то о лучшем и мечтать было нельзя. — едва проговорив эти слова, он закрыл глаза, не имея сил больше ни на что. — Ну уж нет, облачный баран, я тебе запрещаю умирать у меня на руках. Ты ещё не пробовал вино из Юньмэна, и не видел всю красоту этих мест. Ты выживешь, я обещаю. — Вей Усянь с некоторыми усилиями поднял друга на руки и понес как можно быстрее к выходу — Давай, Лань Ваньцзи, не умирай. Боги, какой ты тяжёлый оказывается. — он посмотрел на бледные, обескровленные губы друга, — Давай, потерпи ещё немного, Вень Цин обязательно тебя подлатает. Тяжёлые двустворчатые двери отворились, и явили миру недавно трагически погибшего Вей Усяня, со Вторым молодым главой Лань на руках. — Вень Цин, Вень Цин, тут Лань Чжаню плохо. Я очнулся, а он стоит надо мной, потом сказал какой-то бред и упал. — Вей Ин оглядел своих близких, с красным глазами, которые стояли столбами и смотрели на него, как на восставшего мертвеца. — А-а-а... Вы чего такие кислые? Цзян Чен, ты что, плачешь? Вей Усянь едва успел передать бесчувственного Лань Ваньцзи на руки Вень Нину, как к нему подбежал молодой глава ордена Цзян, и сжал в крепких объятиях. — Притормози, ты же задушишь меня! — Вей Ин вскрикнул, но почти сразу положил руку на спину Цзян Ваньнина и стал легонько поглаживать, — Ты чего, правда плачешь? Что случилось-то? Почему все на меня так смотрят? — Придурок, как ты мог пожертвовать собой, совсем о нас не думал? Как я тут буду без тебя? Как Юнмэн будет без своего второго героя? — А-Чен, если бы я не сделал этого, ни Юнмэна, ни вас всех не было бы. Все здесь – моя семья, я что, должен был дать вам погибнуть? — А так ты дал погибнуть себе! Я не знаю, как Хангуан-цзюнь спас тебя, но я ему должен до гроба, за то, что он вернул к жизни моего брата — Цзян Чен не выдержал и зарыдал с новой силой, судорожно сжимая в объятиях Вей Усяня, своего брата, друга и самого близкого помощника. В это время, Вень Цин, единственная кто, кажется, вообще не была удивлена случившимся, воткнула какую-то иглу Лань Ваньцзи в лоб, рядом с десятком других, и он, захрипев, резко дернулся и открыл глаза.***
Бой кончался, и в далеке Вей Усянь увидел бежащего к нему со всех ног Вень Нина. — Старейшина Илина! Мы победили! Эти слова он мечтал услышать последние пять лет. Но вспомнив, какая цена за это была заплачена, в горле мужчины застрял ком. Сразу после того чудесного спасения в Юнмене стало ясно, что Вени не отступят, пока не отомстят. Вей Ин принял самое сложное для себя решение и, заранее поготовив все, инсценировал свою смерть. Вень Нин, одурманенный заклятьем и одетый в одежды ордена Вень, под руководством самого Вей Ина, скинул его в пропасть и скрылся на глазах у Лань Чжаня. Больно ли было упасть? Нет, его спасло заранее поставленное заклинание. Но почему-то казалось, что сердце разбилось вместе с надрывным криком Лань Ванцзи. Более четырех лет потребовалось для создания своей армии, совершенствования заклинаний и разработки стратегии. И нельзя сказать, что прием «восставшего» Вей Усяня был теплым. Вся чета Цзян рыдала, причем сильнее всех Цзян Чен, Не Минцзюэ едва сдержал Не Хуайсана от избиения друга, а Лань Чжань просто молчал. Не сказать, что он и раньше был болтлив, но за семь месяцев, что все они провели над финальной доработкой плана, все рано или поздно смогли простить блудного друга. Кроме Второго Нефрита, который не сказал ему ни одного слова. За все семь месяцев. Только сегодня с утра он подошёл и сжал в тёплых объятиях, сказав лишь одну фразу: — Если ты умрёшь сегодня, я тебе этого не прощу. А потом, будто испугавшись себя, быстро выпустил из объятий и убежал. Вей Усянь надеялся, что, пусть и не сегодня, их отношения наладятся. Кто-то сзади положил тяжёлую ладонь ему на плечо. — О, Лань Чжань, дружище! Как ты, не ранен? — глаза светились беспокойством и неловкой заботой, — меня вот в плечо подбили, но это еру- Мужчина в белом, перебил, едва скрывая дрожащий голос, — Дай посмотреть. — Ого, ты говоришь... В плане мы так давно не говорили с тобой... Конечно, ты не при чем, это моя вина и... — Ты не умер, дай посмотреть плечо. — безэмоциональный, стерильно тихий тон. — Да не ори ты, вот. — развязав верхние одежды, приспускает нижние, показывая небольшую рану, — это царапина, просто меч задел, по касательной даже. Заживет скоро. Приблизившись, Нефрит осмотрел рану и, достав из кармана порошок, щедро посыпал им. Появилась кровавая пена, а через мгновение рана начала затягиваться, полностью изчезнув через пару минут. — Вот и все. — Спасибо! Хотя не стоило тратить на меня лекарства, я здоров, как бык! — Идиот. Усянь аж поперхнулся — Что, прости? — Идиот. Я дважды терял тебя. В зале Юнмэна ты не дышал! То, что я смог спасти тебя тогда — благословение небожителей. Я видел, как ты летел со скалы, и единственным моим желанием было умереть вместо тебя. Поменяться местами. Разбиться о скалы, но не дать твоей жизни погаснуть. Думаешь, я дам умереть тебе от заражения крови? — на всегда каменном лице проступали трещины. Плотина рушилась и сейчас все эмоции вырывались из глубин души Второго Нефрита. Вей Усянь смотрел в эти бездонные глаза и тонул в их глубине.— Лань Чжань... Я не... Знаешь, за то, что было на скале я должен переписать тысячу раз правила облачных глубин, получить десять тысяч ударов плетью и только тогда я буду достоин одного твоего взгляда. Это было необходимо для вашей же безопасности, но не даёт мне право надеяться на прощение. Но все равно. Прости. — склонившись в самом низком поклоне, собирался встать на колени, но его остановили и крепко прижали к дрожащей груди. — Не смей! Не смей говорить такое. Я буду на твой стороне, даже если тьма найдет в тебе сосуд, даже если ты утопишь весь мир в крови, я буду за тебя. — кольцо из рук сжалось сильнее, а спина сжалась от подступающих рыданий. — назови меня уродом, неправильным, ударь или оттолкни за то, что я собираюсь сделать, но пожалуйста, не умирай, не уходи, будь рядом, чтобы я просто знал, что ты в порядке. Прошу. — влажные глаза смотрели в самое сердце, а потом закрылись. Сухие, шершавые губы прижались к губам Вей Усяня в целомудренном, практически детском поцелуе. Уже через несколько секунд зрительный контакт восстановился. Две пары глаз смотрели друг на друга. Первые, испуганные и мокрые, и вторые, непонимание в которых бысто сменилось теплом. — Лань Чжань... — кончики пальцев прошлись по щеке названного, — почему ты не сказал мне... — А как? — надрывно, дрожаще — я хотел ещё после Юнмэна, а потом стало некому признаваться. — Ты меня простишь за это? — тихо. Ему страшно услышать «нет», очень. Но ещё страшнее упустить шанс на счастье. — Я простил ещё тогда, когда ты вернулся. — так же шепотом, в самые губы. — А почему тогда молчал. — Я не мог говорить. Просто слова не хотели выходить из горла. Наступила тишина. Не неловкая пауза, просто надо время каждому отдышаться. Вей Усянь улыбнулся через минуту и, посмотрев в глаза своего возлюбленного, тихо сказал, все также обнимая чужую талию — Главное, что я тоже тебя люблю, правда ведь? С остальными мы справимся. — Да, Вей Усянь, мы справимся. Непонятно, кто первым приближает лицо, но вот уже оба страстно целуются, сминая губы и сжимая до складок одежду. А Вень Нин, налюбовавшись, уходит, понимая, что старейшину пока лучше не трогать, и никого на эту гору не пускать. Хотя, вряд-ли хоть для кого-то это теперь секрет, ведь двое влюбленных целуются на краю обрыва перед всей армией заклинателей. Всё равно никто не сможет сказать хоть слово против, земля ещё несколько часов назад сотрясалась от силы Старейшины Илина, и никто не хочет на себе испытать его гнев. Да и какая разница, кого он целует, если тысячи людей теперь могут жить без страха перед разбитым Орденом Вень.***
В их дворце все было выполнено в красно-золотых тонах. Шелковые стены, расписанные тончайшие ширмы с пейзажами родных красот императора и его мужа. Эпоха правления императора Ченьцю Тянлана, спасительного рассвета, была названа золотым временем ещё при его жизни. Сорок лет назад, когда разваленный мир людей и совершенствовующихся требовал твердой руки, народ единогласно выбрал Вей Усяня, спасителя и освободителя, на роль главы. Тот отнекивался, но после уговоров и обещания сделать Не Хуайсана главным советником, а Лань Ванцзи официальным мужем, сдался. Хотя вряд ли у него все же был выбор. Ещё до этого, люди считали его своим небожителем. А о том, что простые люди дали ему громкое прозвище, Вей Ин узнал и вовсе случайно, просто, как-то раз, в таверне, пара мужчин активно переговаривались о каком то достопочтенном Ченьцю Тянлан, спасительном рассвете, и когда Вей Ин спросил кто же это такой, на него посмотрели, как на дурачка, но все же объяснили, что это старейшина Илина, великий Вей Усянь, спасший всех. За десятилетия на троне, он многому научился. Вести переговоры, следовать этикету и решать проблемы государства. У него даже был преемник, двадцать лет назад во дворец пришла старуха, утверждающая что младенец у нее на руках — двоюродный брат императора. Сын его недавно умершего дяди. Стража даже не впустила ее во двор, но упорная женщина неделю ночевала у ворот с ребенком на руках, прежде чем Вей Ин, которому доложили об оборванке, спустился к ней. Поразительно, но ребенок был и вправду его братом. Вень Цин провела ритуал, подтвердивший родство. Вей Синфу вырос точной копией своего дяди. И умом и внешностью, только характер поспокойнее. Ну и слава богам. А ещё он безумно любил своих названных родителей, и всех сводных братьев и сестер, детей друзей родителей. Он несомненно станет хорошим императором, умным и справедливым, и приведет страну к ещё большему процветанию. Под красным балдахином спали двое мужчин. Первый, совершенно нагой, был красив. Даже тяжесть лет не коснулась его, и юношеское стремление вверх было сохранено в его чертах. Красивое лицо вовсе не портили лучики мимических морщин. Этот человек много смеялся, говорил, был счастлив. Его партнёр тоже было хорош. В отличной форме, с гладким лицом и четким профилем, его возраст выдавали седые пряди в волосах. Оба мужчины любили. Друг друга, семью, народ. Вдруг, первый завозился, и резко раскрыл глаза. Следом резко проснулся второй. — Лань Чжань! Я видел, что там... — Девушка сказала, что мы достигли уровня небожителей и завтра она придет за нами. — Ты тоже? — Она сказала, что мы первый случай когда пара возносится одновременно. Вей Усянь приподнялся на локте, и взглянул на мужа. — Ты думаешь наше время пришло? — Прекрасно же знаешь что да. Синфу уже вырос, и достоин занять его место. Да и жена у него лучшая, которая может быть, поможет и направит, куда надо его. Вей Ин фыркнул — Ну конечно, дочь Хуайсана и не может быть другой. Поверить не могу, что он отдал ее за нашего оболтуса. — Отдал? — Лань Чжань усмехнулся — насколько я помню, она просто пришла к нему с Синфу под ручку и сказала: «Папа он мой муж, и это не обсуждается!» — А в кого ей скромной быть? От осинки не родятся апельсинки... Лань Ванцзи положил голову на грудь мужа, — надо всем сказать, что мы возносимся... Один день, чтобы закончить все дела... — Умоляю, у Хуайсана есть целый план на случай нашего вознесения. Я более чем уверен. — Все же будет хорошо? — Ванцзи смотрит на мужа с тревогой. — Конечно. Мы вместе а значит все преодолеем. Только ты и я. Как и раньше. — Я люблю тебя, мой император.***
— Вы слышали? Вознеслись новые боги войны. Сразу два, а говорят они ещё и пара! — А как не слышать, если один из них Великий Облачный Нефрит, а другой Ченьцю Тянлан. — Тот самый Тянлан??? — Да! С самого утра небесная столица стояла на ушах. Утром вознеслись новые боги, те кто их уже видели, говорят, что сильнее них только Небесный Император. Другие же указывают на только что появившийся дворец и спорят о богатстве этих достопочтенных, ведь им молится весь Китай!пару месяцев спустя
— Вей Усянь, не дури, это опасно! — Да ничего не опасно, не ссы! И вообще, у нас вторая молодость, мы выглядим, как в двадцать, мы бессмертны, нас уважают. И назови мне хоть одну причину, по которой мне нельзя в Призрачный Город! — Это опасно. Я могу назвать ещё тысячу причин. — Не нуди, дорогой — Вей Ин, в темном одеянии и с закрытым маской лицом, пробирается через толпу, придерживая за рукав одетого во все белое и с серебряной маской на лице, мужа. — О, а вот и игорный дом! Черт, а ну-ка все разошлись! В самом центре сидел красиво одетый мужчина, а рядом полулежал... Это что, Се Лянь? — Смотри, принц Сянлэ! А это, видимо, его муж... Туда нам надо, Лань Чжань! — чёрно-белая пара пробиралась ближе к большому столу. Вдруг, на всю залу раздался громкий голос. — Подойдите, безумцы, желающие сыграть с Градоначальником! Выиграйте все или отдайте все! — Я! Я буду играть! У тебя муж в белом и у меня, что это, если не причина — из толпы вышел мужчина, за маской, которую он снял, было прекрасное молодое лицо с яркой улыбкой. Только глаза, повидавшие многое, выдавали реальный возраст. — Назови свое имя и ставку. Только учти, что у меня есть все в этом мире, что мне нужно. — взгляд падает на Сянлэ, и любовь в глазах не скрывает даже невесомая, полупрозрачная ткань. Заинтересуй меня, — ленивая ухмылка, украшения легонько позванивают, создавая уникальный мотив. — Меня зовут Вей Усянь, Вей Ин, Ченьцю Тянлан, и я поставлю свою историю. — в глазах играют дьяволята. Игра началась.